Рассказы мыла и веревки - Максимилиан Борисович Жирнов
Жену Косатка так и не донес – она умерла тихо, без единого звука или стона. Сергей оставил тело в лесу и вернулся за рюкзаком: надо думать о Лешеньке. У малыша, кроме отца, больше никого нет…
– Ты что наделал, сучий потрох? – зарычал Хмурый, не выказав ни тени сочувствия. – Ты убил горожанина!
Косатка посмотрел на Хмурого исподлобья:
– Он застрелил мою жену. Что мне оставалось?
– Свалить оттуда! Тихо, без шума и пыли! Ты ничего не понимаешь? – казалось, Хмурый сейчас оторвет свою бородавку. – Ты подставил всех! Раньше нас терпели. Не замечали. До нас не доходили руки. То, что мы продукты таскали – это мелочь. Но убийство может стать последней каплей! Да нас затравят, как волков!
– Что сделано, то сделано.
– Это верно. В общем, так. Надо бы тебя турнуть из общины. Но уж больно самогон хорош. Пока оставайся. А если за тобой придут – придется нам тебя сдать властям. Не обессудь.
– О Лешеньке только позаботьтесь, – вздохнул Косатка.
Хмурый расхохотался. Его цепкие, узко посаженные глаза недобро блеснули:
– Сам ищи, куда пристроить лишний рот. Закон джунглей – каждый сам за себя!
Косатка вышел на улицу, и побрел по свежевыпавшему снегу к землянке Паленого. Где-то далеко ударил выстрел – наверное, кто-то из общинников вышел на охоту, пока еще есть патроны. Конечно, делиться добычей никто не будет. Проклятый закон джунглей!
Косатка спустился в землянку. Лешенька посапывал на куче тряпья, улыбался и пускал слюни. Сергей потрогал его штаны: мокрые насквозь. От малыша тянуло запахом самогона.
– Хозяйка! – крикнул Косатка. – Ты бы хоть штаны ребенку сменила!
– Я те что, в няньки нанялась? У меня своих забот полон рот! Пусть твоя благоверная…
– Нет ее больше. Не вернулась она…
– Соболезную, – равнодушно ответила Палениха. – И не проси меня сидеть с ребенком! Времени нет!
Сергей прижал к себе малыша и покорно поплелся в свою землянку. Перед глазами, как живая, встала жена. «Позаботься о Лешеньке» – сказала она – «Да не плачь, ты же мужчина! Мне сейчас лучше, чем тебе!»
***
Община, пусть и впроголодь, дотянула до лета. Сильный и здоровый Косатка в одиночку расчистил участок и, будто трактор, пахал и пахал, вскапывая чернозем старой лопатой. Он работал с утра до позднего вечера и не сразу заметил, что Лешенька заболел. Малыш исхудал – превратился в былую тень самого себя. Некогда живой и подвижный, теперь он лежал на старом, продавленном кресле-кровати, бессильно раскинув тонкие, обтянутые сухой кожей руки и жадно хлебал воду. В конце концов, Сергей, как это ни было ему неприятно, побежал к Паленому.
Бывший деревенский фельдшер ощупал ребенка, нагнулся и втянул носом воздух:
– Вот что, Косатка. Ты же паспорт свой не сжег? Не выбросил?
Сергей изумленно заморгал глазами:
– Нет. Зачем он тебе?
– Дуй в город, в поликлинику. Пусть они глянут. Может, примут?
– Паленый, что с ним… – Косатка подавился собственными словами.
– Пока не могу сказать. Нужны анализы, – уклончиво сказал фельдшер. – В общем, вали в город.
Паленый схватил сумку с инструментами и торопливо, будто его за мягкое место укусила оса, вылетел на улицу.
Сергей открыл старую папку. Из нее выпал паспорт. С фотографии улыбалась Аня – юная и счастливая, только после замужества. Светлые волосы зачесаны назад и собраны в хвостик. «Лоб и уши должны быть открытыми!» – сурово предупредила паспортистка. Это было так давно…
Косатка надел оставшиеся от прошлой, городской жизни, джинсы и футболку. Схватил почти невесомого малыша на руки, и почти побежал по едва видимой тропинке.
В детской поликлинике надрывался кондиционер. Ледяной воздух стекал по стенам. Сергей усадил ребенка на стул, бросился к регистратуре и сунул документы безвкусно накрашенной девице. Та потыкала изящными пальцами в клавиатуру компьютера:
– Вас нет в базе данных. Выселенцы? Идите, откуда пришли. Небось, и паспорт просрочен? После Нового года всех людей перерегистрировали.
Девица с заметным придыханием произнесла слово «людей». Сергей сжал кулаки, готовый выломать дверь, схватить эту размалеванную девку и что есть силы бить ее о пол, пока ее голова не превратится в кровавое месиво. Охранник нервно заерзал на своем посту.
Но двинуться Косатка не успел: пожилая женщина в соседнем окошке окликнула коллегу:
– Томка, не бузи! – и участливо посмотрела на Лешеньку, который бессильно свесил голову на грудь. – Смотри, как мальцу-то худо!
Женщина вышла из регистратуры, втянула носом воздух и взяла Сергея за руку:
– Пойдемте со мной. Сейчас народа мало, может, доктор вас примет… неофициально?
Косатка взял сына на руки, посмотрел на раскрашенную девицу и раскрыл от удивления рот. Та смотрела на свои алые длинные ногти, глаза ее были полны слез. «Нет… нет… Только не в пятый…» – с ужасом шептала она.
Пожилая женщина нетерпеливо потянула Сергея. Он поднялся по лестнице и вошел в просторный кабинет с большой цифрой «пять» на двери. Солнечные лучи отражались от большого шкафа с лекарствами и зайчики неуместно весело играли на стенах,
За столом сидел врач в белом халате и колпаке с большим красным крестом. Длинная седая борода, роскошная шевелюра и круглые очки в металлической оправе делали его странно похожим на сказочного доктора Айболита.
Сергей уложил малыша на кушетку. «Айболит» быстро осмотрел недвижимого малыша, посветил ему фонариком в лицо, сел обратно на свое место и жестко сказал:
– Готовьтесь.
– К чему? – похолодел Сергей.
– К похоронам! – резнул врач. – У вашего сына инсулинозависимый сахарный диабет.
– Может… сделать анализы?
– Это видно невооруженным глазом! От ребенка за версту разит ацетоном. По мотне чуть не муравьи ползают!
– А больница? – Сергей уцепился за соломинку. – Может, в больнице помогут?
«Айболит» выразительно развел руками:
– Еще лет пять назад я бы отправил его в стационар. Но сейчас… Ребенку нужен инсулин, а его нет. Раньше покупали за границей, но страна под жесткими санкциями, под нефтяным и газовым эмбарго. Нечем платить.
Сергей сел на стул напротив «Айболита» и с надеждой посмотрел на шкаф с лекарствами:
– Я достану все, что нужно. Любым способом.
Врач покачал головой:
– Вы не поняли. Вашему сыну нужен инсулин каждый день. Учитывая его состояние, а диабет в детском возрасте протекает особенно тяжело, по два-три укола в день. Только недельный курс инсулина будет стоить четыре-пять зарплат! А колоть его нужно всю жизнь.
– Всю жизнь… – повторил Сергей.
– Именно. Без перерыва, не пропуская ни единого укола. И если вас, к примеру, посадят в тюрьму – ребенок умрет.
– Что-то же можно сделать?
