Часть картины - Анастасия Всеволодовна Володина
Миронова. Вы на что это намекаете?
С. Л. Потому что есть место, где собрать поддержку намного проще. Где не замолчать, не замять, не утаить. Вот туда они и идут со своими гранатами. Там выдергивают чеку. А что делаем мы? Смотрим на взрыв и ссоримся? И просто ждем, когда рванет в следующий раз?
Е. Г. Софья Львовна у нас литературу ведет, вот и любит образно выражаться, да? Нас записывают, помните, да? Давайте без…
Миронов. Дайте ей уже сказать.
С. Л. Проблема в том, что мы с вами по разные стороны баррикад. И хуже всего, что дети за это время успели отстроить свои собственные баррикады, а мы этого не заметили.
Горностаев. Так где конструктив?
С. Л. Там, где и везде.
Е. Г. Софья Львовна, нас же записывают! Давайте без каламбуров!
С. Л. Я хотела сказать, что у нас на школу один психолог, который приходит раз в неделю, чтобы бумажки заполнить. А нужен он каждый день. И не только ученикам, но и нам с родителями для совместных консультаций. Может быть, взять хотя бы онлайн-сессии? Все спорные вопросы должны обсуждаться в присутствии психолога. Вот, например, сегодня мы бы не стали так бесполезно тратить вечер, будь здесь специалист. Если мы, взрослые, не разговариваем друг с другом, а только орем, простите, то чего ждать от детей? Школа обвиняет родителей, родители — школу, а дети сами по себе и воюют тоже сами по себе. А где война, там и жертвы. У нас их оказалось две. И Ольга, и Василий. И сейчас друг другу помогают только они.
Горностаев. Согласен. Еще кое-что. Софья Львовна, верно? Я хочу, чтобы классное руководство взяли на себя вы. Вам ведь его уже предлагали.
Е. Г. Мы же не можем принудить Софью Львовну, тем более зная ее ситуацию…
С. Л. Хорошо.
Е. Г. Вот и славненько! Проголосуем? Что ж, тогда Софья Львовна назначается новым классным руководителем 6 «Б». Внесите это в протокол. Думаю, на этом запись можно окончить.
* * *
Уже совсем поздним вечером после собрания она вышла из школы. Поежилась от холодного ветра, чертыхнулась: трамвая не видно, в такое время и без того ходят редко, а в такую погоду еще и непредсказуемо. Отмахиваясь от снега, уткнулась в телефон: ждать двадцать минут. Такси? «Высокий спрос»: молния напротив тарифа грозила пробить дыру в ее бюджете. Внезапно сбоку от нее раздался автомобильный гудок. Вздрогнула, обернулась — за рулем внедорожника отец Васи.
— Садитесь, я вас подвезу.
— Не стоит, я дождусь трамвая… — Она махнула рукой в сторону рельсов.
Он покачал головой:
— Там машину занесло на рельсах, все встало.
Утром к первому уроку, поздно, холодно и очень устало, поэтому она и согласилась. Во время сегодняшней вакханалии он один вел себя по-человечески, хотя как никто имел право закатывать сцены.
В окне директорского кабинета мелькнул свет — наверняка от телефона. Во время собрания ей было жаль Елену Георгиевну, которая металась от одного родителя к другому, приговаривая бесконечное «нас же записывают». Сейчас она наверняка распустила тугую косу, которая стягивает в ней все живое, достала коньяк, который прячет на верхней полке шкафа за статуэткой пеликана и, спрятавшись от камер, пьет его из обычной чайной кружки у окна, не включая свет. Как и положено одинокому человеку, Софья развлекала себя сама, изобретая истории о знакомых людях, — в ее картине Елена Георгиевна была той самой не очень-то сильной женщиной, что плачет у окна.
А кто же он? По виду любитель походов, сплавов на байдарках и песен у костра под гитару. Свитер недостаточно плотной вязки чуть сильнее нужного облеплял не тучное, но крупное коренастое тело. Наверняка старый, оставшийся от более тощих лет. Или же подарок женщины, которая пыталась придать спутнику утонченный вид, а получила обратный эффект. Нависающий лоб, мясистый нос, едва заметные узкие губы — лицо из тех, что скорее из вежливости называют «волевыми». В темно-русых волосах видна проседь, густую бороду давно надо бы подровнять — хотя трудно его упрекать в такое время в неаккуратности. А Вася похож на отца, поняла она. На месте и неловкость — только уже не подростковая, а взрослая, как будто он не знал, как именно расположить свое большое тело в пространстве. Хотя в такой ситуации кому-нибудь было бы ловко и уклюже?
Молчание становилось все более душным, превращаясь в откровенную нелюбезность. Она откашлялась и пробормотала:
— Вася надолго останется в больнице?
— Неделю-две.
— Вы говорили с ним о возвращении в школу? После каникул уже, видимо?
— Нет, не говорил.
— А если он не захочет?
— Я пойму. Но доучится здесь. Хотя бы этот год. Учебный.
Отрывочные резкие предложения звучали не очень-то вежливо, но Софья не могла не отметить приятный, будто поставленный голос. Из тех, что хочется слушать.
— А вы не думали о переводе в другую школу?
— А вы не слишком быстро сливаетесь?
— Я не поэтому, — она поморщилась от неожиданного упрека.
— Точно? Вам же предлагали руководство раньше.
— Было дело.
— Если б взяли, то все было бы иначе.
— Едва ли. Я не религиовед.
— Было бы, к кому прийти пожаловаться на, прости господи, религиоведа.
Софья сжала кулак.
— Нам явно не хватает еще одного пассажира.
— Кого-то забыли?
— Да. Психолога. Если вы решили меня подвезти, чтобы пристыдить…
— Простите, вы правы. Мне и правда не помешал бы сейчас психолог.
— Как и всем нам. — Софья кивнула, отметив, как легко он признал свою грубость.
— Так вот, Вася. Если его перевести и сделать вид, что ничего не случилось, то проблема не решится. Будет замалчиваться, потом полыхнет. Такое всегда дает о себе знать. Тем более он, как и Оля, какое-то время в любой школе будет звездой. Вам ли не знать.
— Пожалуй.
— Пожалуй. Только вот в вашей роли у нас Ольга. А Вася мальчик для битья.
Замутило, в руку будто стрельнуло.
Слишком мало времени прошло, как же он не понимает?
Покажите, как вы его ударили.
Выходит, у вас была возможность замахнуться?
Вы же говорили, что били не глядя, почему ударов так мало?
У вас был опыт обращения с оружием?
Вы знали, куда бить?
Это ОНИ вам показывали, куда бить?
— Остановите машину, пожалуйста.
— Что?
— Метро. Остановите машину.
— Я могу довезти вас до дома.
