Рустам Ибрагимбеков - Забытый август
- А я Элик. Эльдар Караев.
Он внимательно посмотрел на меня.
- Я тебя видел раз...
- Да, - смутился я, - глупо получилось
-Шпаны у вас здесь много, - сказал он солидно, как взрослый человек. И вообще он держался как взрослый: то ли подражал кому-то, то ли привык к такому поведению в армии. -Перегородку хочу сделать, - показал он на доски, - Чтобы кухонька была...
._ у нас рубанок есть. Может, нужен?
Он обрадовался.
- Очень нужен. Я быстро верну.
- Да хоть навсегда пусть останется. Мы все равно не пользуемся. Пошли, Заодно и канапе принесем.
Он почему-то колебался. Может, название его смущало? Действительно, смешное слово "канапе".
- Неудобно как-то, - сказал он. - А родные знают?
- Конечно. Они в курсе. Отец дома, сам увидишь. Он надел гимнастерку. Заправил ее под ремень.
- У меня отец сильно близорукий, поэтому его на фронт не взяли, - сказал я. - Близоруких не берут
- А ты в каком классе? - спросил он.
- В восьмой перешел.
- А сколько тебе лёт?
- Четырнадцать с половиной. А тебе?
-В мае пятнадцать исполнилось. Но я в пятый класс пойду. Три года потерял из-за войны.
Мы вышли на пустырь. Наших видно не было, наверное, спустились в овраг. Я оглянулся и увидел Нелю в окне. Она смотрела на нас. Я хотел отвернуться, но она сделала знак, чтобы я подошел.
- Костя, - сказал я, - ты подожди минутку. Тут зовут меня. Он тоже увидел ее.
- Ладно, - сказал он.
Я подошел к окну.
- Здравствуй, - сказала она, улыбаясь. - Ты чего же исчез?
- Здравствуй.
- Обиделся на что-нибудь?
- Нет.
- А почему не приходишь?
- Завтра приду.
- Нет уж, сегодня. Мне заниматься нужно. Это нечестно с твоей стороны. Ты же обещал со мной заниматься...
- Хорошо, приду сегодня.
- Если даже ты обижен на что-то, все равно не должен бросать занятия. Благородные люди так не поступают.
- Ладно, - сказал я.
- А что ты дуешься? - продолжала она, улыбаясь. - Я только хотела пригласить тебя танцевать, а ты исчез. И вообще, мне никто из тех ребят не нравится.
- Не в этом дело, - сказал я.
- А в чем?
Не мог я ей сказать, в чем дело, и не только ей - никому не мог. Слишком длинное и запутанное объяснение получилось бы: как бы я объяснил, что дело не в ком-то, а во мне самом, в том, что я маленький и не могу танцевать, плохо одет, всего стесняюсь, а она уже взрослая девушка, и друзья у нее взрослые, и мне хочется порвать все отношения с ней сразу и навсегда, чтобы никаких надежд не было и неясных сомнений.
- Я сегодня опять твое письмо читала, - сказала она, - все-таки ты ненормальный.
- Меня ждут, - я старался на нее не смотреть. - Я приду через полчаса.
- Ты очень невежливо себя ведешь, - сказала она. - Ничего страшного, подождут.
Я оглянулся. Костя стоял на том же месте.
- Это сын полка, - сказал я. - Костя Рудаков. У него медаль есть.
- Знаю. Ну я тебя жду. Только не опаздывай. Понял?
- Да, - сказал я и побежал к Косте. Настроение мое вдруг стало очень хорошим.
Костя показал на ограду вокруг танцплощадки и спросил, что это такое.
- Танцплощадка. Сегодня будут танцы. Пойдем?
- Времени нету, - сказал Костя. - Не до танцев сейчас.
Папы уже не было дома. Я вытащил ключ из-под коврика перед дверью и сказал Косте о том, что папа очень хотел с ним познакомиться. Жалко, что ушел.
Оглядывая комнату, Костя подошел к книжным шкафам, покачал головой.
- Сколько книг!.. Отца?
- Некоторые еще от деда остались. Отец с братьями разделили его библиотеку. У отца еще два брата есть.
- А кто твой отец?
- Географ. Преподает в университете. Слушай, приходи сегодня вечером к нам. Посидим, с родителями познакомишься. Что тебе одному дома сидеть? Я зайду за тобой. Ладно?
- Ладно, - согласился он.
- Вот канапе, - показал я ему.
- Красивая вещь.
- Тоже от деда осталось. В кабинете у него стояло. Ну, взяли?
Мы подняли канапе и понесла к двери.
Когда мы тащили его через пустырь, наши уже собрались на танцплощадке и все, конечно, видели нас. Но ничего не сказали.
Ее в окне не был
Назад я проскочил незамеченным и ровно в два часа был у Нели.
- Опоздал на три минуты, - сказала она.
На наших было без пяти, когда я вышел. Я сказал ей об этом,
- Опоздал. Я по радио проверяла. А сказал, что придешь точно.
Тетя Аида рассердилась на нее:
- Глупости не говори! Что такое три минуты, что ты из-за них разговор ведешь?
Я успокоил тетю Аиду, что мы шутим, и прошел в комнату.
- Оказывается ты меня ревнуешь? - улыбаясь, спросила Неля.
Я растерялся.
- Как ревную?
- Очень просто. Приревновал меня и ушел со дня рождения. Папа рассказал, как ты с ним сидел на скамейке,
- Не приревновал, а скучно было.
- А почему вчера не пришел? Я молчал.
- Я теперь все про тебя знаю, - сказала она. - По письму видно, что ты за человек: маленький, а влюбчивый.
- Давай заниматься, - сказал я и открыл "Геометрию". Да, с письмом я влип, теперь она никогда не успокоится. Надо было другим почерком написать или печатными буквами.
- А я долго думала, кто же это мог такое письмо сочинить? Никогда бы не догадалась, что это ты. Только почерк тебя выдал. И давно ты меня любишь?
- Давно.
- Ну сколько?
- Год.
- Безнадежное дело,
- Почему?
- Маленький ты.
- Ну и что? Мы с тобой одинакового роста,
- Мужчина должен быть выше женщины.
- Я еще вырасту.
- Ну, когда вырастешь, тогда и поговорим. Где мы остановились?'
- На шестом билете.
На пустыре заиграл оркестр.
- Танцы начались, - сказала она. - Сейчас Сонька придет.
Действительно, в дверь постучались. Тетя Аида сказал, что Неля занимается.
- Встань туда, чтобы она тебя не видела, - показала мне Неля на занавеску между буфетом и шифоньером и высунула голову в коридор. - Ничего, мама, пусти ее на минутку.
- Покоя от вас нет, - сердито сказала тетя Аида. - Заниматься девочке не даете.
Я не видел Соньку, но сразу узнал ее по голосу.
- Неля, тебе не надоело дома сидеть? - сказала она как ни в чем не бывало, будто не ее гнала тетя Аида. - Не хочешь на танцы пойти?
- Ты что, как дурочка, одно и то же повторяешь каждое воскресенье? спросила Неля. - Я тебе уже сто раз говорила, что на танцы не хожу.
Сонька понизила голос, чтобы не услышала тетя Аида.
- Он умирает по тебе. Говорит: "Я для нее все сделаю, только пусть один раз выйдет на свидание!" Ты его мотоцикл видела?
- Видела.
- Знаешь, как он быстро ездит? Ветер в ушах свистит. Майка умоляет, чтобы он ее покатал, но он только по тебе умирает. Или она, говорит, или никто.
- Надоел он мне со своим мотоциклом. Целый день под окнами тарахтит.
Сонька хихикнула.
- Специально. Чтобы ты на него внимание обратила.
- Не хватает еще, чтобы я на хулиганов обращала внимание, - фыркнула Неля. - Он проходу никому не дает.
- Он самый сильный, - согласилась Сонька. - Какая везучая! Если бы меня такой парень полюбил, я самая счастливая была бы.
- Тоже мне силач! Посильнее его люди есть, - сказала Неля. - И скажи ему, пусть руки не распускает, а то у меня тоже может терпение кончиться.
- Хорошо, скажу. Но это он из-за тебя такой нервный, покоя найти не может.
Тетя Аида заглянула в комнату.
- Иду, иду!- вскочила со стула Сонька. - До свидания, Нелечка. Не буду тебе мешать, - сказала она фальшивым голосом, - потом зайду, поговорим.
- До свидания.
- Выходи, - позвала меня Неля после Сонькиного ухода. - Надоела! Неужели никто не может этого Пахана проучить? Такой нахал! Пристает все время. Почему все его боятся?
- Не все, - возразил я.
- А кто?
- Сын полка его не боится.
- Откуда ты знаешь?
- Сам видел. Он с ним даже разговаривать не стал. Повернулся и ушел. А Пахан не знал, что сказать, растерялся даже.
- Когда это было?
- На днях. А хочешь, я тебя с сыном полка познакомлю? - спросил я. Сегодня вечером он придет к нам.
- Хочу.
Мы договорились, что я зайду за ней вечером.
- А ты почему стихи мне не принес? Обещал же.
- Принесу. Только отберу хорошие.
- Я люблю, когда мальчики стихи пишут, - сказала Неля, - и напиши сверху: "Посвящаю Неле Адамовой".
- Хорошо.
- Молодец. А теперь давай заниматься.
Мы принялись за геометрию.
Потом я пошел на танцы. Первым, кого я там увидел, был Леня. Он стоял вместе с ребятами, которые, как всегда, окружали стул Пахана, и сиял от радости, хотя и выглядел больным. Он посмотрел на меня благодарно, но ничего не сказал из осторожности. Я поздоровался со всеми, кроме Рафика.
- Леню простили, шепнул мне Юрка.
Рафик почему-то обиженно отворачивался от меня.
- Ты что "шестеришь" на этого солдата? - спросил меня Пахан. - Офицером хочешь стать?
- Я не "шестерю", - спокойно объяснил я. - Это подарок,
- Это твой диван, что ли?
- Да, наш.
- А где пропадаешь?
- Дома дел много. Я же не виноват, что меня дома работать заставляют.
- Наше дело предупредить, - сказал Пахан. - Одного простили, - он строго посмотрел на Леню, - но других жалеть не будем. А почему жратву не носишь?