Эльчин Гасанов - Палачи и жертвы
В те дни над бедным Азербайджаном действительно сгущались черные тучи. Как будто маленькая мышь попала в страну злых котов. Временный Национальный совет под председательством Мамедэмина Расул-заде, можно сказать разлагался. Творился хаос и бардак. Военный министр Хосроф Султанов целыми днями не выходил из своего кабинета, покуривал папиросу, задавая своему секретарю стандартный вопрос: "Ну как там, ничего еще не слышно?" Министр торговли Рашид Капланов в этот момент пил пиво с бывшим комиссаром бакинской полиции, английским полковником Коккерелем. Тот ему передавал привет от генерала Шатерворта, заменившего в декабре 18-го года своего предшественника, генерала Томсона. Хотя англичане уже несколько месяцев как укатили из Азербайджана, все же они поддерживали отношения с добрыми и гостеприимными азербайджанскими чиновниками. Микоян, Анашкин и Губанов пропадали в Бакинском порту. Они открыто, не таясь, организовывали прием боеприпасов, оружий, денег, а также всяких директив, которые тайно на кораблях переправлялись из Астрахани в Баку. Склады размещались в "Черном городе", и на Баилово (районы Баку). Местные товарищи под командованием Анастаса Микояна четко претворяли здесь в жизнь идеи коммунизма, диктуемые с Москвы. Даже один раз, сидя за столом в "Караван сарае'' (старая часть города), Микоян, выпив водки, и закусив ее шашлыком, сказал Анашкину: "ара, Анашка, вот это мы живем э, клянусь э, дорогой. Никто нас не контролирует, не проверяет. Я вообще - то думаю, что это Москва медлила с захватом Баку, а, Анашка. Э..., э...что с тобой, ... Э! Что э с тобой говорить, русская пьянь", заявил Микоян Анашкину, который в этот момент, повернувшись корпусом к стене, наклонил голову вниз и вырывал. Он был на самом деле слишком пьян.
А 28-го апреля Министр обороны Азербайджанской республики Самед Мехмандаров, увидев в Баку русские войска, официально, отдал приказ своим солдатам подчиниться новой власти, власти Советов. Как известно, 11-я Красная Армия под командованием Левандовского вошла в Баку и свергла местную власть.
Витя Керамиди сидел на совещании боевой террористической организации. Шло совещание. Они считали, что без террора бороться против властей невозможно. В принципе, они были близки к истине. Пападжанов говорил как-то Керамиди:
- Ты знаешь, Витя, я верю в террор, без него никак. Ну скажи, как можно еще устрашить власть, как?
- Знаю, переговорами и дипломатией этого не достичь.
- Вот именно. Власть должна бояться, страшиться нас физически. Иначе все ни к чему.
- Согласен, папа (это было его прозвище), только террор. Я по совести указу готов ходить с бомбовой загрузкой. Если погибать, так за идею.
На заре установления в Азербайджане Советской власти, боевая организация решила претворить в жизнь два теракта. Первый, против Левандовского, второй против Кирова. Сергей Миронович Киров уже приступил здесь, в Баку, к обязанностям 1-го секретаря. Почти каждый вечер боевая организация, под руководством Харламова собиралась в доме Ионесяна, в крепости, в старой части города. Керосиновая лампа горела до утра, и в комнате от накуренных папирос дым стоял такой, что порой даже они не могли увидеть друг друга. Вглядывались внимательно на кого-то, мол, он нас слушает, или нет. В душной комнатушке парил запах горящего керосина, папирос, крепкого чая, а также витал дух террора. Здесь разрабатывался план физической ликвидации Левандовского и Кирова. Первым объектом для устранения был выбран Левандовский, так как у него фактически не было охраны. Он часто ходил вместе со своим начальником штаба, Пугачевым. На второй план был отодвинут Киров.
Харламов разрабатывал программу терактов и своей организации, методы их действий и акций. Он составил устав своей организации, где основными правилами являлись нижеследующие:
1-е: быть верным и преданным делу своей боевой группы.
2-е: ненавидеть нынешний государственный строй.
3-е: о делах своей организации говорить только с членами данной организации.
Харламов еще больше старался усовершенствовать программу своей организации. Для этого он даже выехал в Варшаву и тайком встретился с Борисом Савинковым. Это имя являлось живой легендой среди террористов. Кто не слышал о Савинкове, который в 1903-м году организовал убийство великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Москвы, а также подорвал Плеве, главу российской жандармерии. После приезда Харламова из Петербурга, он проводил совещания, где делился своими впечатлениями о работе других террористических групп, в частности, о Савинкове. Пападжанов в это время присаживался рядом с Харламовым, и демонстративно его нюхал, чтобы учуять и запомнить запах Савинкова, с которым Харламов общался все эти дни.
За деньги Харламову с Ростова прислали бомбу, единственный компонент и символ террора. Точнее, часто он посылал в Ростов Аншелиса, и тот непосредственно сам принимал участие в изготовлении бомбы, а потом на поезде приезжал с адской игрушкой в Баку.
Пападжанов, Керамиди, Ионесян и Аншелис тщательно изучали маршрут Левандовского. Командарм жил тогда в старом доме офицеров, и почти был не разлучен с Пугачевым. Этот факт впоследствии был отмечен Харламовым, и на совете боевой группы было решено метнуть в Левандовского не одну бомбу, как это было задумано, а две. ''Все может быть, первый взрыв может принять на себя Пугачев, а от второго Левандовскому уже не уйти', говорил Харламов. Бросить первую бомбу, как и планировалось с самого начала, было поручено Пападжанову. Он горел желанием это сделать ''Он труп, этот Левандовский, я уже вижу его труп. Ха ха', злостно выговаривал Пападжанов с армянским акцентом. Вторую бомбу решил бросить Керамиди. Он изъявил об этом сам. ''Я хочу быть полезен вам, я хочу доказать, что я умею вершить судьбы, а не только закручивать гайки и болты на корабле. ''Я террорист от рождения', с бахвальством заявлял он. На его эти высказывания только Пападжанов реагировал с горящими глазами. А Харламов только хмурился и отворачивался.
В группе чувствовался энтузиазм. Каждый боевик двигался по своему маршруту, и делал свои наблюдения; проверял всевозможные упущения и лазейки, которые могут выскочить на их пути во время физического устранения Левандовского. Они знакомились с дворниками, продавцами, кучерами, городовыми, со всеми, кто жил недалеко от дома офицеров, и имел хоть малейшую информацию о Левандовском. Иногда даже Аншелис сам одевался во всякое тряпье, перевоплощался в дворника или фаэтонщика. В таком виде он бывало, приходил на собрании боевой организации. Вся информация, добытая террористами, докладывалась Харламову. Он все отмечал на бумаге, потом долго курил и думал. Бомбы хранил у себя Аншелис. Он был по образованию техник, окончил рижскую техническую семинарию. Аншелис спокойно собирал и разбирал бомбы, откладывал в сторону запалы, порох, тротил, потом опять собирал их, и получал удовольствие от одного вида смертельного орудия. Даже посмотрев на бомбу со стороны, он тихо и холодно, по-прибалтийски произносил: '' это же великое изобретение человечества. Без него бедный человек - ничто, а с ним его даже будет бояться король. Я ее люблю не меньше, чем женщину''. Подойдя к бомбе, Аншелис садился рядом, затем целовал и гладил эту холодную и мрачную, железную штукенцию, похожую на маленькое серое ведро. Но тем не менее, день убийства Левандовского откладывался, затягивался, без особой на то причины.
Вечерами Керамиди с Пападжановым гуляли по Баку. Они, направлялись к прибрежной части города, и вдыхая морской воздух тихо и мирно шли пить пиво. Морской воздух обостряет ум, накатывает на мозг приятные волны. Со стороны казалось, что два уставших рабочих после работы шли отдыхать. Мимо них скакали на красивых конях красноармейцы с буденовками на головах. Почти везде стояли патрулирующие воины с красными повязками на голове и с винтовками в руках. Отряды красных солдат топали мимо этих двух террористов с песней "Так пусть же крас-ная, сжимает власт-но...''. ''Ничего, пока ваша взяла, но мало осталось, я вам тут устрою карабахский вальс', с кавказским темпераментом процедил сквозь зубы Пападжанов.
Они направились на Телефонную улицу, что в центре города. Там находилась эта пивнушка, которую "нашел '' Витя Керамиди. Он уже долгое время всем прожужжал уши про нее. Она называлась ''Баксовет', своим видом похожая на вокзальный буфет. Здесь, в этой пивной, к напитку подавали горячий горох. Это было чем-то новым. По крайней мере, Пападжанову такая закуска нравилась. После глотка холодного пива, горячий горох, такой горячий, что пальцы обжигало, придавал новые ощущения. ''Ара, Виталик, ты молодец э, матах. Откуда ты узнал, что я люблю горячий горох!', смакуя пиво, говорил Пападжанов. Здесь собиралось много людей. На стене висел плакат, где корявыми буквами, точно ребенок написал, была накалякана фраза: "Власть Советам''. И красные офицеры, и педагоги, писатели и спортсмены, приходили сюда поболтать, поговорить о чем-то наболевшем, разузнать что-то новое. Ведь в те дни в Баку ужас что творилось. Даже находясь в пивной, были слышны на улице выстрелы, крики людей. Потом опять наступала относительная тишина. И чуть погодя все заново: стрельба, пальба, конский топот и ржание, крики детей, мать ищет своего сына, кто-то потерял своего друга. И так постоянно. После такого шума даже море волновалось, штормило. Керамиди и Пападжанов, сидя в темном углу, угрюмо, но спокойно потягивали пивко. Несколько раз они вздрагивали, когда пара воинов, громко пыхтя, с карабинами входили в пивную, и приставив оружия к столу, прямо стоя выпивали граммов 200 или 300 водки, потом запивали сверху пивом, при этом злостно вглядываясь в лица присутствующих, и что-то бормоча под нос с шумом выходили из этого заведения. Естественно, не платили. "Тьфу, кунане перан", на армянском выругался Пападжанов. '' Ничего, скоро от наших бомб шалахо будете танцевать, паскуды', тихо проговорил он.
