Эльчин Гасанов - Палачи и жертвы
В таком расположении духа Виталий вошел в пивную ''Баксовет''. Как обычно заказал пиво и горох, и уселся в самом углу. К его столу, как правило, подходил улыбчивый директор заведения дядя Акиф, и расспросив о том о сем, удалялся. Хоть это заведение было шумным, все же свою марку держало. Но еще больше акции ''Баксовета'' поднялись потом, спустя много лет, когда выяснилось, что сам Киров посещал ее, в 20-м году. Он приходил сюда под псевдонимом товарищ Бабатов. И чтобы его не узнали, напяливал себе усы и приклеивал на лоб большую родинку. Сергей Миронович, как истинный коммунист, хотел таким образом непосредственно пообщаться с массами, поближе узнать их психологию, их мнение о молодой азербайджанской советской республике. Вот и в тот день, Виталий, пропустив парочку бокалов свежего пивка, услышал, как дядя Акиф, подойдя к соседнему столу, произнес: милости просим, товарищ Бабатов, всегда рады вам. Никто тогда не знал, кто скрывается под этим псевдонимом, кто сидел в туго натянутой на голову кепке, и пил пиво. Поэтому и никто так особо не смотрел на него. Единожды взгляды Виталия и товарища Бабатова все-таки встретились. Бабатов со своего стола улыбнулся ему и моргнул, а Виталий очень хмуро отвернулся. ''На кого-то похож этот хмырь, вот на кого только, не знаю', мучался про себя Виталий, постукивая глазами.
Прошел месяц. На совещании боевой группы Харламов почти до ниточки разработал план устранения Левандовского. Даже был учтен комар, случайно пролетающий мимо. Последние сборы проходили при участии Ахмеда Целикова, известного меньшевика-диверсанта из Махачкалы. Одно его присутствие придавало оптимизм всей группе. От него веяло спокойствием и уверенностью. Все нуждались в этом, тем более сейчас, в преддверии покушения на Тухачевского. Значит, все должно было быть так. Жил Левандовский совсем рядом с домом офицеров. Поэтому, метнуть бомбу в него нужно было или около его дома, или рядом с его работой, куда он приезжал, точнее прискакивал на своем коне, или же на фаэтоне. Так вот, Пападжанов должен стоять рядом с домом офицеров, а Керамиди у подъезда жилого дома, где оставался Левандовский. Посредине довольно короткого пути от дома до работы должен стоять Ионесян. По улице Морской, где пролегал основной маршрут Левандовского, стоял трехэтажный дом, на крыше которого прятался бы Аншелис. Сверху, как считал Харламов, видно лучше, поэтому Аншелис подаст знак, если что не так. Он зажжет огонь прямо на крыше, это означает, что все готово. Т.е., Левандовского могли бы взорвать как у дома, так и у своей резиденции. Шансов у Левандовского практически не было. Против него действовали серьезные и решительные люди.
Пападжанов, Ионесян и Керамиди, выйдя из дома, прошлись по набережной, потом сели на скамейке у большого фонтана. Фонтан не работал. Они молча сидели. Никто не хотел ни о чем говорить. До убийства Левандовского оставалось всего три дня. Несмотря на отчаянность ребят, внутренняя напряженность чувствовалась. Все были в ожидании предстоящего дня. Харламов дал всем день отдыха, для расслабления. Все трое, увидев издали Ахмед Целикова, встали, поздоровались и опять сели. Целиков был человеком очень скромным, и это бросалось в глаза. Иначе эту скромность никто не заметил бы.
Молчали, никто не хотел тревожить чей-то слух.
Вдруг Керамиди резко обернулся к Целикову:
- Ахмед, как вы думаете, все пройдет хорошо?
- Конечно! Иначе не бывает (мило улыбаясь).
- А,...это..., Ахмед,...после убийства Левандовского мы будем спать спокойно? А совесть? Ведь все-таки это же убийство?
- Это не убийство, Витек. Это освобождение, это свобода. Это душевный протест, это плач души и сердца. Ты сам знаешь, что стачками и пикетами ничего не достичь. Это несерьезно, это пахнет студенчеством. А мы не студенты, мы слишком серьезные люди. И тем более, что Левандовский-это всего лишь подготовка перед покушением на Кирова. Прежде чем сесть на коня, надо научиться садиться на осла. Вот после этого я буду спать спокойно, я вздохну облегченно.
- Я тоже. Только зачем мы медлим с этим. Пора кончать уже Левандовского. Что-то очень долго тянется его жизнь.
- Не спеши. Это тебе не гайки закручивать на заводе.
- Терпеть не могу терпеть.
Пападжанов предложил для расслабления пойти в ''Баксовет'' и нажраться. Все хором согласились, кроме Керамиди. Он хотел повидать Милену. Что-то его потянуло к ней, давно он с ней не виделся. После последней и непростой их беседы Милена немного изменилась. Или ему так показалось? Черт его знает. Попрощавшись с друзьями, он направился к дому Милены. Так как уже поздно, Милена должна была быть дома. Он ее любил, любил всем сердцем. Даже на совещаниях боевой группы, при очень серьезных беседах, он часто вспоминал ее лицо, ее образ. Ему становилось легко и приятно от этого. Почему-то сейчас он это ощутил больше всего. ''Что это со мной, брр', говорил он себе, подходя к ее дому. Потом он решил еще разок сделать маленький круг. Он размышлял: '' Она, Милена, должна гордиться тем, что у нее такой парень. Я ей, конечно, о моей страшной стороне жизни ничего не скажу. Возможно, скажу потом, спустя годы она сама может об этом узнает, или услышит. А может сказать ей это прямо сейчас? А, Витек? А то она в тот раз подумала, что я политик. Нет уж, какая там политика. Идет она ко всем чертям, эта политика. Взорву я скоро всю политику вашу сраную. А может, она все-таки права? Может, написать мне какую нибудь книжку, или эссе, ну, о своей жизни, например. Хотя бы. А хули? У меня блин жизнь ой-ой-ой, ни хрен собачий. Набросаю эскизы, отмечу задумки, у меня они есть. А там видно будет. Одно другому не мешает. Эх:
''Когда восторг лирический
В себе я пробужу,
Я вам биографический
Портрет свой напишу''.
Я блин такую книгу напишу, которая разбудит не только мысли человека, но и его самого. Ух, евреечка моя, умная, голова варит, блин''. Такими раздумьями он начал подыматься к ней, на второй этаж. И вдруг он услышал шум... Что за херня? Он остановился, прислушался. Такое ощущение, будто маленький ребенок плакал. Ему стало интересно, что это такое. Ведь здесь, на втором этаже, не жили дети. И крадучись, благо, он это мог, Виталий прополз через веранду под лестницу и шмыгнул к окну Милены. Вдруг он замер, замер от голосов. Он услышал, боже, нет...ее голос... Это она, Милена... Она...сто-на-ла?! Это похоже на сексуальные охи и ахи. Он, чуть приподнявшись, прильнул к окну носом и увидел ЭТО. Милену в постели трахал, причем очень грубо, мужчина лет сорока. Он входил в нее с такой силой, что стекла на окнах дребезжали, керосинка на столе подпрыгивала, а в комнате стояла пыль. А главное, и Милена получала удовольствие от него. Она, находясь под ним, обвила его шею руками, закинула ноги на его спину, и ловко подмахивала ему снизу. Виталик не выдержал, он заорал. Н-ЕЕЕ-Т!!! Милена и ее хахарь услышали это. Обернувшись к окну, они оба заметили его физиономию, приклеенную к стеклу. Блин, что там началось! Она вытолкнула этого мужчину с постели как маленького кота, и он отлетел прямо к тому окну, за которым наблюдал Виталий Керамиди. А сама, обернувшись в простыню, выбежала из комнаты. Потом все для Виталия происходило как во сне. По крайней мере, он не понял, как оказался в комнате Милены. Ее любовник уже успел исчезнуть. Да его Виталий и не заметил так особо, настолько все его потрясло, ибо в этой гадкой сцене он обвинил только Милену, а не его. Он сидел один, в ее комнате, и смотрел на взбившуюся постель, где только что происходило ЭТО... Нет, он этого не выдержит. Зачем, зачем она так с ним поступила? Пока для него это был сон. Потом появилась она, Милена. Она молча, опустив голову, прошла в комнату, и начала убирать постель. Виталий исподлобья за ней наблюдал, потом все же тихо выговорил:
- Милена, зачем ты это сделала?
Она накрыла розовым покрывалом кровать, села напротив него:
- Виталий, я не люблю тебя. Я не хочу тебя видеть, так что, извини меня.
- А зачем?
- Что зачем? Не люблю и все. Я не люблю политику и политиков. И не хочу вообще иметь с ними дело.
- Поэтому ты отдалась этому?...
- (Привстала) Извини Витя, но мне некогда, у меня голова болит.
- Конечно, так как он тебя здесь еб..., не только голова, тут бля, все заболит...
- Что ж, бери пример.
Последние слова она сказала очень тихо, почти шепотом, собираясь выйти из комнаты. Но все же Виталий их услышал, и они его взбесили. Он встал и преградил ей путь:
- Что ты сказала?
- Ничего...(испуганно)
- Значит у него х... больше моего, да? Значит он еб...я лучше меня, да? Поэтому ты на это пошла? Отвечай, сука! (заорал)
При этих словах он схватил ее за руку и приблизился к ней вплотную. Она задрожала. Ей стало страшно, когда она увидела его глаза. Это были отчаянные и сумасшедшие глаза. Начав тяжело дышать, она порывистым голосом заявила:
- Уходи, убирайся отсюда немедленно. И чтобы я тебя здесь больше не видела, понял?
Он молча стоял. И все дальше она овладевала собой, и высвободившись от него, продолжала:
