Фазиль Искандер - Поэт
- Трахайте, трахайте, я все слышу, - вдруг прошептала она не открывая глаз и все еще повернутая ко мне своим ангельским профилем.
Я оцепенел от вульгарности ее слов. Но потом взглянул на ее невинный, ангельский профиль, и истина осенила меня: ее пьяница муж других слов никогда и не употреблял! Святая наивность! Она думает, что так и надо говорить!
Я еще более вдохновенно подумал: надо работать, работать над ней! Надо заново лепить ее, оставив только профиль! И тут сам провалился в сон.
Проснулся я раньше ее. Почти не веря своему счастью, я взглянул на ее профиль. Он был на месте. Я тихо встал, принял душ, оделся, приготовил завтрак. Я разбудил ее поцелуями в оба профиля, и она, открывая глаза, улыбнулась и обняла меня.
Мы сели завтракать. Она была свежа, как ландыш. Она так кокетливо вертела головой, дразня меня то одним, то другим профилем, что я чуть не прервал трапезу. Я предложил ей слегка опохмелиться. Она не отказалась.
Мы договорились, что она будет приходить ко мне, пока не уговорит мать этого пьяницы перейти жить к нему. Мне показалось бесконечно трогательным, что она даже этого изверга пьяницу не может оставить без присмотра. Она вынула из сумочки записную книжку и вписала туда мой телефон.
Я был счастлив как никогда! Я догнал судьбу, уцепился за ее хвост и притянул к себе через двадцать пять лет! Я очень хотел спросить о ее матери, о ее отце, но мне все стыдно было, потому что она их дочь, а я с ней спал. Мне было очень любопытно поговорить с ее отцом и иносказательно выяснить, не преследует ли его чувство мистической вины за то, что он всю свою жизнь провел с чужой женой.
И уже когда она надела свой плащ и я ее выпускал из дверей, я все-таки с замирающим сердцем спросил:
- Мама жива?
- Да, слава Богу.
- Познакомишь нас когда-нибудь?
- Конечно, если она приедет.
- А где она? - спросил я почему-то гаснущим голосом. Я что-то почувствовал.
- Как - где? - удивилась она. - В Казани. Разве я вам не говорила, что я оттуда.
- Она всегда жила в Казани? - спросил я, чувствуя, что дух из меня выходит.
- Всегда. А что?
- И она никогда не жила в Москве?!
- Она даже никогда не была в Москве! А что?
Дух из меня вышел вон.
- Ничего, - ответил я и, как говорят женщине, когда нечего ей сказать, добавил: - Звоните.
Так она и ушла. Оказывается, она не ее дочь! И профиль ее, оказывается, сам по себе мне не нужен! Крылья моей души повисли. Я вспомнил ее ночные слова и почувствовал, что не в состоянии забыть эту грубость. Сам я нередко бываю груб, но вот как я устроен - не выношу женской грубости.
Сейчас я вспомнил, что вечером, когда мы пили и целовались, она, подбежав к большому зеркалу, висевшему на стене, оглядела себя во весь рост и лихо сказала:
- С такими ножками не пропадешь!
Странно, что тогда меня не передернуло от этой пошлости! Но в тот миг, когда она говорила это, она стояла профилем ко мне, и я, завороженный им, не придал значения ее словам.
Я вдруг ясно понял, что она шлюха и, разумеется, к той девушке, которую я когда-то встретил в кино, не имеет ни малейшего отношения. Но этот нежный, беззащитный профиль... Проклятье! К тому же я никогда до этого не имел дело с проституткой...
- И я никогда не изменял своим женам, - добавил он зачем-то с вызовом неизвестно кому.
- Имея столько жен, ты не мелочился, изменяя им, - сказал я, поддразнивая его. - Ты сразу изменил всему институту брака.
- Кстати, ты когда-нибудь ударил женщину? - вдруг спросил он.
- Не помню, - ответил я.
- Как такое можно не помнить! - удивился он. - Я ни разу в жизни не ударил женщину!
- А мужчину? - спросил я.
- И мужчину! - ответил он.
- В таком случае, достоинство того, что ты ни разу в жизни не ударил женщину, сильно снижается, - сказал я. - У тебя, видимо, принцип: не бить двуногих.
- Четвероногих тем более! - с очаровательной поспешностью ответил он и продолжил свой рассказ: - С тех пор она мне целый месяц звонила, а я, ссылаясь на занятость, но не грубя, отказывался от встречи. В конце концов она поняла, что я больше не хочу с ней видеться, и внезапно сказала в трубку:
- Вы сильно пожалеете об этом.
Я не придал значения ее словам. И вдруг однажды кто-то позвонил. Резкий мужской голос спросил у меня:
- Это ты, поэт?
- Да, - говорю.
- Верни Джульетке ее пять тысяч баксов! - грозно приказал он. - Иначе получишь пять пуль!
- Ты с ума сошел! - заорал я. - Какие баксы, какие деньги! Она никаких денег у меня не оставляла! И больше не смей звонить сюда!
Видно, я своим мощным голосом на минуту осадил его.
- Слушай, ты, - сказал он после некоторой паузы, - я серьезный человек. И не дурак, в отличие от тебя. Она мне соврать никак не могла, потому что знает, что я ее за это убью. Итак, через неделю пять тысяч баксов. Не сможешь, через две недели - семь. А если будешь дурить - смерть!
Кстати, скитаясь по стране, я давно заметил, что партийные работники, к которым я обращался с той или иной просьбой, всегда сразу заговаривали со мной на УтыФ. То же самое и этот уголовник. Что их объединяет? Все остальные люди классом ниже, и это немедленно надо подчеркнуть.
Я был потрясен. Я даже заново убрал постель, заглянул под кровать, думая, что, может быть, у нее эти деньги были и случайно вывалились. Но нет, там ничего не оказалось.
По голосу я понял, что этот человек не шутит. Он явно уголовник. Пять тысяч долларов! А я еще, хотя настали новые времена, в глаза не видел ни одного доллара! Что делать? Я уже знал, что с наездом уголовников можно бороться только при помощи других уголовных авторитетов. Я уже знал, что все бизнесмены только так и поступают.
У меня был хорошо знакомый джазовый певец, для которого я в свое время писал тексты песен. Я знал, что он якшается с людьми уголовного мира. Я поехал к нему и все рассказал.
- А у тебя ее телефон есть? - спросил он у меня.
- В том-то и дело, что нет.
- Я постараюсь тебе помочь, - обнадежил он меня. - Жди моего звонка в ближайшие дни.
Через два дня утром он звонит мне.
- Пляши, - кричит он мне в трубку, - пляши! С тобой сегодня встретится знаменитый человек. Вор в законе по прозвищу Еж. Сегодня в три часа он тебя ждет в своем черном УмерседесеФ с затемненными стеклами возле... - Он назвал один из главных универмагов Москвы. - У него там дело. Но он тебе уделит полчаса.
И вот я к трем часам являюсь к этому универмагу и, сильно волнуясь, приглядываюсь к машинам. В самом деле, ровно в три подъехал черный УмерседесФ с затемненными стеклами. Остановился. Я подошел к нему. Не решаюсь постучать в окно, но дверца сама открылась, и я услышал:
- Поэт?
- Да.
- Садись.
Я сел рядом с хозяином на переднее сиденье. Это был модно одетый, на вид тридцатипятилетний человек. Волосы на хорошо остриженной голове в самом деле торчали ежиком.
- Джазист мне сказал, - объяснил он свое появление, - что ты поэт, не работающий на государство. Уважаю. Рассказывай все, как было, ничего не скрывая.
И я стал ему все рассказывать, как было, хотя, конечно, о романтической предшественнице этой Джульетты не стал ничего говорить. И вдруг во время рассказа вижу, что голова его упала на грудь, глаза закрыты и он даже слегка посапывает. Я остановился. Думаю: кому я это все рассказываю? Он, видно, колотый, а теперь уснул.
- Говори, говори, я все слышу, - вдруг произнес он не открывая глаз.
Я вспомнил ночные слова Джульетты. Мистика параллелей преследует меня всю жизнь, подумал я, и продолжил свой рассказ. И вдруг - чудо! Оказывается, он действительно все слышал и, как ястреб, стал выклевывать точные вопросы.
- Она у тебя один раз ночевала? - спросил он, позевывая.
- Да, только один раз.
- Понятно, - сказал он уверенно, - ни одна телка не оставит деньги мужику, с которым только раз переспала.
Я продолжал рассказ.
- А у тебя богатая квартира? - спросил он у меня через минуту.
- Какое там богатство! - ответил я. - Разбитая машинка да книги. Никакой современной аппаратуры. Я ее презираю.
- Или она тебя презирает? - вдруг жестко уточнил он.
- Мы друг друга презираем, - сказал я примирительно.
- Вот так будет лучше, - согласился он. - Значит, она не наводчица. Но что ей надо?
Я продолжал говорить. Его голова опять упала на грудь.
- Нет, - сказал он через несколько минут, поднимая голову. - Ты мне что-то недоговариваешь. Ты что, ей в любви признался, что ли?
- Да, так получается, - согласился я, чтобы не вовлекать его в мистику профилей.
- Тогда все ясно, - сказал он. - Проститутки любят завести мужика для души. Ты должен был всколыхнуться, когда она у тебя денег не взяла за ночевку. Она уже настроилась, что ты будешь ее ласковым лохом, а потом, когда поняла, что ты не хочешь с ней встречаться, решила тебе отомстить. Мужику, который тебе звонил, передай этот телефон.
Он продиктовал мне телефон.
- Запомнил?
- Конечно, еще бы не запомнить! Это твой телефон? - спросил я, что показалось ему крайне наивным.
