В доме на холме. Храните тайны у всех на виду - Лори Фрэнкел
— Ну, что? Ты готова? Волнуешься? — Сама Рози не ощущала ни того ни другого, но старалась вложить в тон и то, и другое, и когда не получила ответа, переключилась в деловой режим: — Я собрала твои вещи.
— Ладно.
— Ты хочешь взять с собой что-то конкретное?
— Нет.
— В смысле я собрала все жизненно необходимое, но, может быть, ты хочешь взять Элис и Мисс Марпл?
— Я не младенец.
— Или фотографию подруг.
— У меня нет подруг.
Рози морщилась, но продолжала гнуть свое:
— Кажется, у нас есть все, что нужно, кроме одного.
— Чего?
Рози присела на край кровати, взяла своего ребенка за руки и сказала мягко-мягко, как умела:
— Я не знаю, как называть тебя, любовь моя. — Ее любовь в этот момент выглядела так, будто что-то, расположенное чуть выше головы Рози, дало ей пощечину и одновременно заворожило. — Следует мне называть тебя Клодом или Поппи? Следует тебе быть дочерью или сыном? Ты можешь быть кем угодно, и ты знаешь, что все мы будем тебя поддерживать. Ты знаешь, что мы будем любить тебя каким — какой — угодно, кем угодно. Тебе нужно лишь сказать мне: кем ты хочешь быть?
— Не важно, кем я хочу быть.
— Нет ничего важнее, — настаивала Рози.
— Важно, кто я есть.
— И кто же ты?
— Клод! — Он выплюнул это имя. — Я должен быть Клодом.
— Милый, ты не…
— Должен! Клод — это мое наказание.
Этому ребенку всего десять, взмолилось Вселенной разбитое сердце Рози.
— За что же тебя наказывать, любовь моя?
— За вранье всем. За старание притвориться тем, кем я не являюсь.
— Ты не лжешь. Не притворяешься…
— Больше нет, — перебил ее Клод.
За тринадцать дней, миновавших с полуночного СМС, на покрытой неровной щетиной голове Клода отросли слабые пряди-перышки, но он все равно был похож на ракового пациента, за которого его все и принимали. Рози еще во время первого цикла химиотерапии, которую делали ее сестре Поппи, усвоила, что, когда больна одна из идентичностей человека, только она имеет значение. Она знала, что причина тех сочувственных взглядов, которые ловила на себе, была лишь в том, что все думали, будто у ее ребенка рак; но ей было все равно. Рози чувствовала, что в собственной уязвимости, потребности в капельке дополнительного пространства и помощи заслуживает доброты незнакомых людей, поэтому была благодарна за их благословения, пусть сколь угодно ошибочные. Видел ли Клод, что окружающие считали его умирающим, Рози не была уверена, но и это не имело значения. Клод и чувствовал себя умирающим, поэтому оценил бы сочувственные домыслы, если бы поднял взгляд от земли на достаточное время, чтобы их осознать. Но не поднимал.
Рози думала, что восемнадцать часов в самолете — это в любом случае идеальный повод для душевных терзаний. Каждая жизнь должна вмещать некоторое количество страданий, и если можно сделать так, чтобы часть из них совпала с восемнадцатью стесненными, тошнотворными часами, которые приходится провести в транспортном средстве, — тем лучше. Клод неотрывно смотрел в окно припухшими красными глазами, отказывался от любой предложенной еды, постоянно прихлебывал имбирный эль и копил сочувствие окружающих к своей матери.
Рози агитировала Пенна и Клода на эту поездку обоих разом. Это будет великолепная возможность, говорила она, поехать в новую страну, повидать мир, помочь тем, кому повезло меньше, чем нам.
— На свете нет никого, кого повезло меньше, чем меня, — буркнул Клод.
— Кому повезло бы меньше, чем мне, — поправил Пенн.
— Ты здоров, силен и талантлив. — Рози считала, что сейчас на кону стоит нечто большее, чем грамматика. — У тебя достаточно еды и чистой воды, ты живешь в безопасном районе, в благополучной семье, с водопроводом и медицинским обслуживанием, когда в нем есть необходимость. У тебя есть семья и друзья, которые тебя любят, образование на уровне мировых стандартов и чудесная собака. Тебе повезло больше, чем очень-очень многим.
Клод закатил покрасневшие глаза.
— Если это означает, что мне не придется возвращаться в школу, я поеду куда угодно.
— Тоже верно. — Рози старалась не показывать излишнего энтузиазма. — Поездка позволила бы нам немного переключиться и по-другому взглянуть на вещи, дать себе отдохнуть от этого города.
— От города или от меня? — тут же уточнил Пенн.
Клод встревоженно поднял голову. Родители не так часто ссорились, чтобы можно было не придавать значения разладу между ними, когда он все же случался. С одной стороны, Рози была рада, что он обратил хоть на что-то внимание — на что угодно, кроме того, что происходило у него в голове. Но это был не тот разговор, который следовало вести при детях, и оба оставили эту тему. Однако потом, позднее, Пенн сказал:
— Таиланд слишком далеко, чтобы бежать туда только ради прекращения спора.
— Я еду не для этого.
— Конечно, для этого!
— Мне нужно что-то сделать, чтобы умаслить Хоуи.
— Раньше тебя это не заботило!
— В том-то и дело. Мы не можем себе позволить, чтобы я потеряла эту работу.
— До этого никогда не дойдет, и ты это знаешь.
— Это благое дело, Пенн. Та клиника обслуживает бирманских беженцев, местных жителей без документов, людей из горных племен. Это важная работа…
— К которой ты не проявляла интереса вплоть до этого момента.
