Евгений Витковский - День пирайи (Павел II, Том 2)

Отец Викентий рассмотрел близорукими глазами, что церквей вокруг бывшей гостиницы видимо-невидимо, и отправился по ним с ревизией: негоже все-таки детей в бывшем кинозале крестить. Долго ходил, а потом вернулся с твердым решением — пусть отдают под сельские нужды прекрасно отреставрированный храм Покрова Богородицы на рву, иначе говоря, собор Василия Блаженного. Когда сообщил он эту новость прихожанам и сильно обалделым охранникам, Сухоплещенко пришел в смятение. Мало того, что весь Васильевский спуск пришлось отдать под сельский выгон, снимать асфальт и траву озимую сеять, мало того, что на Москворецком мосту уже противотанковые ежи стоят — так еще и Василий Блаженный!.. Сухоплещенко попробовал ринуться за разъяснениями к самому великому князю, — может, образумил бы свою семью-село, но вход к сношарю в этот поздний час мужикам уже оказался закрыт, подполковника не пустили даже за первую из трех линий бабьего оцепления. Сухоплещенко вынужден был все отложить до завтра и пошел присматривать за перегонкой овец в нижние этажи президентского корпуса. Одно было хорошо в этой деревне — бабья дисциплина. На ухаживания подполковника никак не реагировали даже те, которых в поезде сношарь оштрафованными к подполковнику уже посылал раз-другой. Без распоряжения князя Никиты бабы Нижнеблагодатского любовью не баловались.

А в огромный концертный зал бывшей гостиницы «Россия» тем временем вселялась исполинская нижнеблагодатская куроферма. И куры, хоть и не успели еще толком освоиться с новой яйцеметной территорией, с места в карьер пошли нестись прямо в обивку бархатных кресел. Иные яйца скатывались по ступенькам амфитеатра вниз, к сцене, но разбивались очень немногие: куры «Имперского Яйца», как теперь именовался колхоз, и коллективные, и частные, неслись аккуратно и интересы своих хозяек блюли строго. Медленно шла вдоль рядов жена сельского кузнеца, Бомбардычиха, собирала яйца в подол и, подсчитывая их, шевелила губами. К сношарю она была записана на завтра и хотела обеспечить и себя, и других, кому была должна раньше, за счет процента на бой-меланж: кладут ведь куры куда ни попадя, может, какое и разбилось, с очень большой высоты падая, долго ль до беды, а там кто проверит. И красным рубинчиком мерцала в полутьме зала табличка — «Запасный выход». Все остальные были по распоряжению Хиври заколочены: чтобы всякие в святая святых колхозной жизни «Имперского Яйца» без пропуска не шастали. Еще того гляди кур перещупают, перепугают, еще того гляди куры нестись перестанут. Еще чего.

16

А меня какая инструкция предусмотреть может?

Артур Форбс, облаченный в китайский халат, сидя и не закрывая глаз, спал за резным столиком у себя в частной квартире и видел при этом длинный и содержательный сон. В углу кабинета дрессированный аист Вонг тоже дремал, стоя на одной ноге и закатив один глаз, другим озирая сунские свитки, почти сплошь покрывавшие теперь стены кабинета, ибо Форбсу в последнее время удалось значительно пополнить свое собрание. Аисту, кажется, такое количество свитков мнилось излишним, он был настроен западнически, но Форбсу об этом не говорил.

А генералу тем временем снилось, что будто бы добрались наконец-то до земли представители той самой разумной и сильно пьющей инопланетной расы, которую нащупал в просторах галактики алкогольно обостренный ум индейца Джексона, те самые гуманоиды, которых в официальной документации давно уже именовали алкоголианами. Будто бы явились они с целым космическим флотом, нафаршированным разнообразными ужасными видами оружия, лазерными пушками и пятигранными бомбами — словом, для землян и речи не могло идти об обороне. Причина их появления была сообщена вампиром Кремоной, который в генераловом сне влетел в окно в образе дрессированного аиста; Форбс еще подумал, что у него уже есть один, но потом Кремона стал нормальным трупом и доложил, что алкоголиане у себя все спиртное уже выпили и прослышали, что планета Земля чрезвычайно богата алкогольными напитками, притом очень разнообразными, и вот они наскоро снарядили космический флот и решили эту самую Землю колонизировать, оставляя человечество без выпивки и без независимости одновременно. Положение во сне получалось ужасное, но тут опять-таки в образе дрессированного аиста, — «Откуда их столько на мою голову?» — думалось генералу во сне, — влетел к нему в окно венгерский волшебник Рухим Тодоран, до сих пор числившийся вовсе бесполезным, ибо только и умел, что превращать этиловый спирт в дистиллированную воду. Тодоран, стоя на одной ноге, отрапортовал, что это Бустаманте его превратил в аиста и пригрозил так оставить, если он не превратит сию же минуту все спиртное на земле в воду, каковую процедуру он, Тодоран, сразу выполнил, но Джексон рвет и мечет. И увидел тогда во сне генерал неким всемирным зрением, как, не обретя на земле желанных винных рек с закусковыми берегами, наспех обругав людей самыми скверными китайскими словами, отбывают пришельцы прочь, колонизировать кого-то другого, тоже, видать, пьющего, но человечеству пока неведомого. И полный тогда настает в Штатах и в Канаде порядок, в Китае воцаряется конфуцианство, в России — Романовы, притом такие, какие надо, и такая во всем благостность разлита, что нужно это отметить, можно налить себе по этому случаю чашечку ароматического вина «Таньхуа» и провести ночь любования чем-нибудь возвышенным, например, коллекцией дрессированных аистов, что ли… Ах, да, вина-то уже нет и больше не будет, то-то Джексон рвет и мечет и работать не хочет, выходит, попало человечество из беды в несчастье, даже аисты сплошь ненастоящие…

Здесь генерал сердито пробудился: очень уж приснившаяся ситуация напоминала ту, которая имела место в действительности. И в самом деле: последний год принес Соединенным Штатам неслыханную, почти не ожидавшуюся удачу: практическую, а со дня на день и номинальную реставрацию Дома Старших Романовых. Это избавляло Штаты, по мнению обоих предикторов, от угрозы поглощения Россией путем внедрения оной в величайшее государство Запада. Такое ли уж, впрочем, величайшее, если даже с латиноамериканской козявкой справиться не может, а козявка эта еще вчера была просто нищей дыркой посреди Южного материка? А предиктор твердит к тому же, что в будущем козявка эта будет лишь расцветать и крепнуть, нанося Штатам поражение за поражением, и ее угроза будет портить нервы преемникам Форбса не одно столетие. Возникает законный вопрос: если нет надежды с козявкой справиться, так, может быть, и не бороться с ней, а по старинному советскому рецепту сделать вид, что просто нету никакой козявки, да и все? Нет, ответствовал ван Леннеп, США боролись с Сальварсаном, будут и в будущем бороться, а если не будут, то потерпят такой крах, такое поражение в борьбе с некоей болезнью, что спасет их только Сальварсан, а потом превратит в свой сырьевой придаток. Так что бороться нужно, иначе уважать не будут. Президент Хорхе Романьос стоял в горле у Штатов этакой китовой костью. Не успели Штаты еще и реставрировать толком в России законный царский дом, как Романьос уже оказался двоюродным дядей императора.

И откуда только этот Сальварсан взялся? За последние два десятилетия Штатам не удалось внедрить в это государство ни единого резидента, а прежние все ссучились и продались хунте Романьоса за миску рыбного супа. И к России Сальварсан тоже тянул загребущие лапы, имелись данные, что Москва, Ленинград, Киев и даже такие мелкие волжские города, как Мишин и Сарепта, буквально завалены сальварсанскими сардинами, пледами, кроссовками, консервированным льдом; даже броненосцы-армадильо по немалой, конечно, цене, но уже в России продаются. Авиалайнеры воздухоплавательной компании «Эр-Сальварсан» создали воздушный мост между аэропортами Сан-Шапиро и Шереметьево-2 и буквально завалили Россию всем, чего эта небогатая страна столько десятилетий была лишена. Небогатая, конечно, по сравнению с Сальварсаном. Впрочем, по сравнению с Сальварсаном небогатой страной чувствовали себя даже Соединенные Штаты. Экономисты Форбса высчитали, что подобная экономическая помощь России, решись на нее пойти Штаты, разорила бы их в течение месяца, вызвала бы падение демократического строя и водворение на Капитолийский холм некоей авторитарной альпинистки неустановленного пола. Деньги лучше было вкладывать не в Россию, а в Элберт, хоть и обходился он ненамного дешевле, зато был стабилен и, главное, у себя дома.

И ничего с Романьосом сделать не удавалось. Ведь именно из-за него грозил не состояться исторически столь необходимый тысячелетний американо-российский союз! К Романьосу подсылали убийц, причем всех основных сортов, какими в покушениях обычно пользуются: личных врагов того, кого надо устранить, хорошо оплачиваемых профессионалов и маньяков-террористов, которым все равно кого убивать, лишь бы прикончить. Представители первой категории все, как один, по прибытии в Сальварсан немедленно раскрывали себя как намного ранее завербованные агенты Романьоса, инсценировавшие личную вражду, и к вечеру обычно уже выступали по сан-сальварсанскому телевидению с разоблачениями грязных махинаций ЦРУ против суверенного государства, числящегося развивающимся. Представители второй категории убийц вели себя проще и хуже: немедля по прибытии в Сан-Шапиро они продавались Романьосу за все ту же рыбную похлебку, нанимались в садовники, шоферы и судомойки к коренному населению, ну, а в свободные дни опять-таки выступали по телевидению с разоблачениями. Третья категория, террористы, возвращалась в США, аккуратно расфасованная в добротную цинково-сатиновую тару: цинковыми были гробы, сатиновыми звездно-полосатые флаги, которыми в Сальварсане не забывали накрыть каждый гроб. Убить Романьоса, похоже, было вообще невозможно, даже пытаться это сделать не имело смысла, но ван Леннеп хладнокровно предсказывал, что США будут бороться за невыполнимую эту мечту и в будущем и будут неизменно терпеть крах, — ну, с ясновидящим не поспоришь, Штаты боролись, терпели крах, так что все предсказания сбывались, а это главное. Романьос наливал своей знаменитой нефтью на Доминике пока еще советские, но уже почти Его Императорского Величества Военно-Торгового Флота танкеры и слал в Россию своему племяннику подарки — от пятиугольных яиц до контейнеров со свежемороженой пирайей для президентско-императорского стола в день скорой коронации императора Павла Второго. Штаты грустно штопали экономику нищих соседей Сальварсана в надежде хоть на какой-нибудь конфликт, способный пошатнуть мощное положение этого мерзкого куска сельвы.