Почтовые открытки - Энни Пру
Билли.
Шкурка была плохая. Да, рыжая, но подпаленная и потертая. Нога выглядела неплохо. Видно, что она не пыталась ее грызть. Он быстро и крепко скрутил зверушку, чтобы она не смогла броситься на него, и разжал капкан. Нога распухла, но была теплой, кровь в ней продолжала циркулировать. Он встал и одним резким движением выдернул из-под нее капкан. Девочка убежала.
Часть V
48
Шляпник
В огороде Кости и Пола набрасывали простыни на кусты помидоров, чтобы защитить их от ночных заморозков, старые простыни, которые много лет назад дала Поле мать, с заплатками всех оттенков белого – мраморным, цвета слоновой кости, луноцвета, облака, пепла, кварца, молочно-серебристым, снежным, меловым, жемчужным, цвета березовой коры, призрачно-сероватым. Зубы осени вгрызались в землю. Работая вместе, Кости и Пола, единственные, кто остался теперь на горной ферме, топтались по посеребренным инеем комьям земли туда-сюда. Леди Леопард, Инкс, три сестры с сундуком старинных платьев, Травник с сотнями своих друзей – все вышли из дела и уехали. В пустых комнатах все еще валялись кое-какие их старомодные тряпки, побуревшие плакаты с изображением Боба Дилана, стопки книг в бумажной обложке – Бротиган, Гофман, Кейси, Вулф, Фаринья, Маклюэн – обложки загнулись от летней жары, настроения вышли из моды, идеи преданы.
Плантация помидоров кремовыми шпалерами раскинулась на фоне черных деревьев, росших за опушкой. Окоченевшими руками они хватали очередную простыню и распахивали ее. Под ногами ощущалась смерзшаяся земля. Запах горящей травы пришел на смену летнему запаху травы мокрой. Казалось, что сам воздух скован холодом в твердый яшмовый монолит.
– Сегодня ночью будет крепкий морозец. С такими ночами эти помидоры никогда не созреют больше, чем уже созрели, – сказал Кости. – Лучше бы снять их зелеными и разложить в сарае.
– Если завтра тоже пообещают заморозки, снимем. Я сделаю четыреста литровых банок пикулей. И буду до самой весны жарить зеленые помидоры, черт возьми. «Мальчики-Джонсоны ели зеленые помидоры, они их ели всю свою жизнь», – шутливо пропела она. Ее виски́ были прочерчены серебристыми штрихами седины. Кости шлепнул ее по заду сухим стеблем ревеня. Войдя в теплую кухню, они услышали, как чревовещает пестрая неясыть, страхом пригвождая к веткам серых ворон.
– Не хочешь после ужина пойти проведать старика Шляпника? Можно отнести ему зеленых помидоров.
– Ему лучше отнести имбирного печенья. В прошлый раз, когда был здесь, он съел их почти целую банку. – Они называли его, старого мистера Блада, Шляпником, потому что он всегда был в шляпе – иногда в ковбойской, чаще в фермерской кепке, из просвета которой на затылке торчали седые волосы.
Он приехал сюда позапрошлой весной в проржавленном грузовом пикапе, с дряхлой собакой, которая грозно скалилась, никого к нему не подпуская, арендовал пару акров залежи и установил свой горбатый фургон на ровной площадке.
На арендованной им земле не росло ничего, кроме сорняков и невысокого жесткого кустарника, но через неделю, после того как Шляпник на ней осел, участок уже был огорожен забором из проволочной сетки, натянутой на непрочные столбы, – видимо, для того, чтобы собака не сбежала или чтобы провести границы собственной жизни. Он вскопал огород с помощью взятого напрокат культиватора и, как только закончил сев, нашел себе какую-то работу на лесопилке. Что-то, что старику было под силу, – может, вести учет. А может, Брикеру просто стало жалко его, как предполагал Кости.
Месяц спустя уже казалось, что он жил тут всю жизнь. Он купил или где-то нашел старый грузовой пикап «Додж», загнал его в заросли сорняков и «отколупывал» от него запчасти, чтобы поддерживать на ходу машину, на которой ездил.
С первой недели у Кости вошло в привычку останавливаться возле его фургона в конце рабочего дня и, прислонившись к крылу своей машины, попивая пиво в позднем свете летнего дня, смотреть, как Шляпник копается в грязных механических внутренностях и говорит, говорит, не переставая кашлять. Это напоминало пунктир: несколько слов – кашель, фраза-другая – опять кашель. Или они сидели живой пирамидой на ступеньках фургона, как будто ждали начала заведомо проигрышной игры. На самом деле они просто наслаждались вечером. Прислушивались. Никто не мог вставить и слова, когда речь держал Шляпник, сидя на верхней ступеньке, кашляя и сплевывая в темноту в промежутках между собственными блуждающими фразами. Он был вонючим стариком, засаленным, грязным, разившим псиной, с тяжелым лицом под иссеченным шрамами лбом, в вечно надвинутой на глаза шляпе. Однако можно было догадаться, что когда-то он был привлекателен, так считала Пола. Из тех еще, старых крепких парней, независимо от того, как он выглядит теперь, говорил Кости. Ему самому хотелось бы побродить по свету так же, как бродил старый Шляпник.
У старика был особый ритм жизни. Иногда он полол картошку в десять часов вечера. Для освещения покрытых смазкой внутренностей мотора использовал подвешенный в огороде на столбец забора аварийный фонарь, который отбрасывал на обесцвеченный дерн гигантские тени от картофельных листьев, тень от его сутулых плеч и ковбойской шляпы напоминала контуры горгулий. Пока он работал, собака наблюдала за ним, как прилежный ученик-новичок, и одновременно, клацая зубами, влажной пастью вылавливала из воздуха роившихся мошек.
Однажды во время дождя они втроем собрались в передвижном домике Шляпника. Кости и Пола сидели на скамейке. Шляпник – на своей койке. Повсюду болтались подвешенные предметы: сковородки, веревки, мотки проволоки, банка из-под кофе на проволочной дужке, набитая гвоздями. Единственное свободное место оставалось на внутренней стороне двери, к которой мистер Блад приклеил грязную афишу ковбойского фильма, которую Кости очень хотелось бы иметь.
Карл Лиммли
Представляет
Хута Гибсона
в фильме
«Чип с ранчо «Летучий U»[126]
* * *
На афише был изображен мужчина с лицом персикового цвета, голубыми глазами идиота, дыркой на месте недостающего зуба и очень-очень красными улыбающимися губами, сложенными в форме лука Купидона.
В углу помещался телевизор Шляпника, с экраном, выглядевшим так, словно
