Голова рукотворная - Светлана Васильевна Волкова
Но Логинов не желал Моссу зла. Совсем не желал.
Тихо мяукнула дверь подъезда, выпуская мальчика с собакой, Логинов прыжком подскочил, уцепился пальцами, но они тут же соскользнули, и узенькая щель, из которой полсекунды назад дыхнуло в лицо лестничной сыростью, утекла, растворилась в сизом воздухе, оставив только громкое эхо удара – так, подумал он, захлопывается какой-то важный клапан в механизме головы.
Он отошёл, неотрывно наблюдая за окнами Мосса, и вдруг удача улыбнулась снова: теперь уже неуклюже и неторопливо из подъезда выплывала полная дама с коляской. Логинов учтиво придержал им дверь и через пару секунд был уже на лестнице. Узкое окно едва освещало пролёт и ступени, он положил руку на перила – они показались ему ледяными.
Головная боль опутала мозг, как сахарная вата, Логинов поднимался, полузакрыв глаза, – так, верилось ему, было чуть легче. На последнем этаже он остановился. Сейчас надо нажать на звонок. Но палец не слушался.
В этот миг дверь открылась сама, и в полумраке коридора Логинов различил фигуру Мосса.
– Я увидел вас из окна, док.
Логинов молча перешагнул порог и зачем-то долго топтался на брошенной на пол тряпке – вытирал ноги, оттягивал время. Мосс кивнул в сторону кухни, сказал, что заварит чай. Логинов прошёл за ним, и сердце стуком отдавалось в ушах и ныло, ныло…
В кухне пахло какими-то травами, и неизвестно ещё, что из себя представлял чай, с которым возился Мосс. Логинов смотрел на его худую спину, на шевеление острых лопаток за тканью мятой футболки и не представлял, с чего начать разговор.
– Её здесь нет, – не поворачиваясь к нему, сказал Мосс.
Логинов сглотнул, почувствовав резкую боль в миндалинах.
– А должна быть?
– Да. Сегодня. Чуть позже.
Мосс поставил заварной чайник на стол, загромождённый баночками и пакетиками с какой-то гомеопатической трухой.
Оба молчали минуту. Когда зеленоватая жидкость была разлита по чашкам, Логинов с трудом вымолвил:
– Почему?
– Что «почему»?
– Почему Марина?
Мосс откинул прядь волос с лица. Логинов смотрел и пытался представить, как эти худые паучьи пальцы касаются нежной кожи жены, перебирают её медные волосы, и злость кисло-горьким комком вновь подобралась к самому кадыку.
– Я сделал открытие, док. Никому не говорил и вам скажу первому.
Он не спеша пододвинул литровую банку с мёдом, подцепил крышку, вдохнул аромат, закрыв глаза, потом лукаво взглянул на Логинова:
– Все люди – бабочки. Я понял это, когда однажды, совсем недавно, перебирал рисунки отца. В каждом штрихе – зашифрованная бабочка, и в зрачках, и в прядях волос, и в складках одежды. Они везде. И они – все мы. Отец оставил мне зашифрованное послание. Человек – бабочка, и каждая частица человека тоже бабочка. Посмотрите на рентгеновские снимки: бабочка таза напоминает аполлона, бабочка черепа – бражника, щитовидка – парусник, лёгкие – это делия, желудок – совка. Всё живое и мёртвое состоит из совершеннейшей формы мотылька. Они всюду, док, только приглядитесь. Сама природа – бабочка, времена года – это её метаморфоз, полный цикл. Листья осенью опадают – те же бабочки, снег идёт – белые мотыльки, дождь – это пяденица, засуха – моль. И люди тоже бабочки.
– Почему Марина?! – заорал Логинов, не узнавая своего голоса.
– Она лучшая из них, – спокойно ответил Мосс.
Логинов встал, пошатнулся, опёрся о спинку стула.
– Ну же, док, неужели вас это удивляет? – Мосс облизал ложку и отодвинул медовую банку. – Вера тоже была бабочкой, зря я отпустил её. Но Вера была обыкновенной голубянкой, ничего особенного, а вот Марина изумительна. Я пересмотрел все каталоги и пока не нашёл, к какому семейству она принадлежит. Возможно, харакс из нимфалид. Македонская златокудрая богиня.
– Ты… ты! – снова закричал Логинов. – Замолчи!!! Я признаю, эксперимент не удался! Та статья была фикцией и письмо этого грёбанного шведского профессора тоже! Ты – медицинская ошибка! Пусть мне за это гореть в аду, но знай, я поставил на тебе жестокий опыт, и он провалился. Ты НЕ бабочка!!! Ты – прогнивший насквозь больной психопат, не подлежащий лечению!!!
Мосс захохотал – захохотал так громко и на такой высокой ноте, что Логинову показалось, будто боль его лопнула в голове со щелчком, разлилась от темени к глазам и ниже, к горлу. Он вдруг отчётливо увидел на лице Мосса два расползающихся коричневых пятна под скулами – те самые, которые тот считал первыми признаками принадлежности к отряду Lepidoptera. С ужасом выпрямившись, Логинов схватил руку Мосса, перевернул ладонью вверх: на ней чётко выделялась округлая впадина. Господи! Что это?!
– Все, все бабочки. – Мосс спокойно убрал руку. – И вы, док.
– Я НЕ БАБОЧКА!!!!
– Бабочка.
– Я НЕ БАБОЧКА!!! – снова выпалил Логинов, рука сама легла на банку с мёдом, и от прикосновения к липкой горловине его передёрнуло.
А Мосс опять зашёлся смехом, и волосы его сотрясались, а от них, увидел Логинов, в разные стороны начали разлетаться серые толстотелые мотыльки – они лопались в воздухе, подобно его боли в черепе, и исчезали, оставляя оседающий пепел.
Он запустил пальцы в банку, ухватив её поудобней, размахнулся и со всей силы ударил Мосса. Удар, пришедшийся на височную кость, был такой силы, что банка разбилась, её гнутые стеклянные черепки, упав на пол, закружились, затанцевали, разбрызгивая янтарные капли. Мосс как-то удивлённо передёрнул плечами и повалился щекой на стол, в один миг подавившись своим издевающимся смехом. Кровь сочилась из виска, смешивалась с мёдом, приобретала немыслимой красоты оттенок, переливающийся в электрическом свете розовым золотом. Логинов заторможенно поднёс руку к его темени, потом бесконечно долго смотрел, как между пальцев сочится тягучая жидкость медно-золотого цвета, и сперва даже подумал: всё в порядке, это не кровь, кровь же красная…
Где-то в глубине квартиры пробили часы. Логинов вздрогнул, схватил кухонное полотенце, вытер пальцы. Мосс лежал на столе с полуулыбкой, не до конца выдавив из себя смех, его глаза были полуоткрыты, а серые бабочки всё кружили вокруг, садились ему на лицо, ползали и исчезали невесомым дымом, уходя струйкой к потолку.
ВСЁ ТИХО В ТВОЕЙ ГОЛОВЕ… В ТВОЕЙ РУКОТВОРНОЙ ГОЛОВЕ…
Логинов марионеточно дёрнулся и пошёл к входной двери, чувствуя, как сердце уже не колотится бешено, нет, оно расчистило внутри него дыру, расшатало рёбра и теперь качается там на худенькой трахее, и свободно ему, свободно. С-в-о-б-о-д-н-о!!!
Как долго ждал он этой свободы!
Выйдя на улицу,
