Нежный лед - Вера Мелехова
С другой стороны… С другой стороны, вся эта история эмигрантского возвращения на родину настолько красива, настолько созвучна моменту, настолько, как говорил один дубоватый, но исключительно гибкий начальник, «в жилу», что игнорировать ситуацию глупо. Здесь не исключен по-настоящему громкий успех. Фейерверк. Триумф! То есть именно то, чего требует эпоха. Коля Лысенков, рослый и широкоплечий, лишь маленький винтик. Болтик, гаечка, молоточек, первым подвернувшийся судьбе под руку. А Тинатин-то Виссарионовна тетка опытная и власть имущая… Советоваться ей не с кем, сама должна решить: идти наверх к сияющим вершинам или не идти? Один ее «бывшенький» (так она звала своих многочисленных разнопрофильных, но всегда качественных начальников) уже умер в «мерседесе», на вершины залюбовавшись. Тинатин умереть не хотелось бы…
Она решительно встала, прихватив с собой преувеличенно длинную, вполне дамскую, хоть и электронную, сигарету, и походкой Марлен Дитрих (Мэрилин Монро тоже умела двигаться, но, на вкус Тинатин, была простовата) телепортировалась к дверям. Тинатин Виссарионовна знала, над ее походкой в Кремле потешаются. Только над походкой. В остальном к ней относятся хорошо. Старые добрые ленинградские связи работают безотказно, как старые добрые швейцарские часы.
Глава 226
Канада. Монреаль
Старые добрые семейные традиции – это хорошо. Эстер всегда сидела по правую руку от Гриши, так у обоих создается иллюзия, что он глава семьи, а она только правая рука. Или шея. Без разницы.
Ужинали на кухне в восемь вечера. Элайна посидела с ними из вежливости и ушла в свою спальню, в гостевую. Шесть квадратных метров с телевизором и матрацем на ножках. Матрац утопал в кружевах, как невеста, покойник или младенец. Сверху кружевной балдахин, снизу кружевная оторочка. Нонна в гости зашла, кружева увидела и только что в обморок не упала: Эверест пошлости! Элайна деликатней. Элайна наврала, что ей и кружева, и вся спаленка очень нравятся. На самом деле ей плевать, лишь бы в покое оставили.
Закрыла дверь, задернула кружевные занавески… Тут он и позвонил! Он позвонил!
Майкл говорил по-английски: французского совсем не знает, а по-русски ему трудно. Элайне-то удобней по-французски, хотя нет… Не имеет значения. Хоть на древнешумерском, только бы слышать его голос. Лишь бы он ей звонил! Он – ей. Потому что она ему нужна.
– Спасибо тебе. – Голос у него был сипловатый, будто треснувший. Усталый.
– Ты не сердишься?
– Нет, что ты! Ты же меня спасла своим видео!
– Ой, правда? А кто-то в Ютьюб выложил. Это не я!
– Я знаю, что не ты…
Его голос улыбался. Где-то на другой стороне планеты он расплылся в улыбке, его глаза, она знала, совершенно и окончательно спрятались в бойницах нависших век. Китайчонок, зайчонок, мальчик… Как же счастлива Элайна, что он не только не сердится на нее, но даже и в дурном ее не подозревает!
– Неважно кто, – сказал он, отвечая на ее вопрос.
А какой был вопрос, она уже и забыла. Она задала еще один. Осторожно.
– Ты… ты в больнице? Мне Лариска сказала.
– Не, я оттуда сбежал… Я у Флоры в гостинице. Она как твое видео посмотрела, так и ахнула… Она за меня воевать пошла! Говорит, что мною гордится. Теперь главное, чтоб коньки не испортили… Они, правда, заперты в надежном месте, но все равно это риск. Флора за ними курьера пошлет. А что это за звуки? Э… Эй! Ты что, плачешь?!
Элайна и не думала плакать. И не думала, и не собиралась, как он догадался? По дыханию, что ли? Ишь, какой чуткий стал! И она разрыдалась…
Далее в их разговоре преобладали шумовые эффекты: сморкания, вздохи, всхлипы, прысканья, смех и завывания. Эстер, проходя мимо закрытой Элайниной двери, машинально прислушалась, испугалась и грузно приземлилась на пол, благо весь коридор в ковровом покрытии. Эстер старалась не издать ни всхлипа, ни вздоха, ни прысканья, ни завывания. Она подслушивала…
Поднимаясь в собственную спальню, Гриша застал сладко плачущую жену на полу под Элайниной дверью. Эстер его не видела. Утирала крупные слезы и улыбалась, широко и счастливо. Это прелесть, что такое! Гриша уселся рядом.
– «Be carеfull»… помнишь, она всегда говорила? Я понимал буквально – не оступись, не упади… Не поранься, короче.
Мобильный Элайны был поставлен на громкую связь. Голос Майкла долетал до подслушивающих под дверью без малейших проблем.
– Точно, мне тоже… всегда… – сказала Элайна. Сказала и покраснела.
– А это, оказывается, совсем другое значило. Понимаешь?
Элайна молчала. Слушала его ласковый голос. Изредка стирала слезы со щек.
– Это значило: любимых людей не порань… Понимаешь? Не сам себя или не только сам себя, а любимых. Понимаешь? Она ведь потому и умерла, что я ее… не уберег. Понимаешь?!
Элайна не отвечала. Потом по странной женской логике выжала из себя следующее:
– Сыночек мой, ты такой у меня хороший… Ты такой хороший… Я так сильно тебя люблю.
Впервые в жизни она назвала его красиво и просто – сыночек…
Эстер и Гриша дружно сморкались под дверью.
Глава 227
Россия Сочи
Дружно жили старик и старуха, но не было у них детей. Может быть, поэтому Потапов и Марина даже хворали синхронно. Не на кого больше внимания обращать, только друг на дружку.
Супруги-неразлучники, Черноземова и Потапов, сокращенно ЧП: чрезвычайное происшествие. Хамы из ядовито-желтой прессы провернули заголовочек: «ЧП районного масштаба» (фильм такой был на заре перестройки). ЧП сделали вид, что не заметили. Мало ли что пигмеи промеж себя в своем пигмейском сообществе обсуждают?
Интервьюерам, выбежавшим из олимпийских субтропиков на их громкие имена, ЧП привычно плели околесицу, будто здоровы… энциклопедически! Как это – энциклопедически здоровы? ЧП с удовольствием отвечали: всеобъемлюще, идеально, всесторонне. И поэтому прожить они собираются двести лет. Не в совокупности, а каждый отдельно. В совокупности будет четыреста!
В действительности же каждую зиму – обязательно! – минимум неделю ЧП дружно и синхронно чихали, сморкались и кашляли. Сморканья этого года совпали с Зимней олимпиадой. Обидно, конечно, но все относительно. По сравнению с тем, что стряслось с Майклом, их простудный дискомфорт – санаторий.
О беде Майкла ЧП узнали из Интернета: «„Летучий канадец“ сошел с ума!» – злорадствовали ядовито-желтые. Нашли ЧП Майкла без труда: о том, что он живет у Флоры Шелдон, знала уже вся деревня. Олимпийская.
Флора приняла стариков радушно, хотя от усталости с ног валилась. Чтобы не вынуждать их из вежливости говорить с Майклом по-английски (она ж по-русски не понимает), проявила, как всегда, деликатность. Сослалась на занятость и ушла из номера в абсолютно ненужный ей гостиничный буфет.
Майкл подробно рассказал ЧП о Макарове. ЧП слушали внимательно. Нет, они никогда с Григорием Александровичем не встречались. Бог миловал. Что за Григорий Александрович такой? Что за паскуда? Восхитились мужеством Майкла. Молодец! Именно в Сочи, именно в России – вот где здорово олимпийское золото взять!
Потапов вскочил, побегал по номеру, обнял Майкла за плечи и воскликнул не то с горечью, не то с восторгом:
– Эх, было б мне двадцать лет!
– Девятнадцать, – улыбнулся Майкл.
– Еще и лучше… Времена, понимаешь ли, хорошие теперь. Страна воров, а времена хорошие…
Черноземова подала мужу простудное пойло: засыпаешь порошок в чашку, заливаешь кипятком, и готово. Считай, и таблетку принял, и чайком согрелся. После горячего Потапов перестал сморкаться, оживился.
Потапов послушно выхлебал полчашки, лоб его покраснел и взмок. «Не заразиться бы, – подумал Майкл не совсем вежливо.
– Не бойся, не заразишься, я от тебя подальше держусь. Я, брат, сам олимпиец, понимаю…
Черноземова и себе стаканчик заварила, уселась в кресло поглубже, ноги укрыла своею же курткой. Холодно! Февраль, где бы то ни было, хоть в субтропиках, мерзость… После горячего Потапов перестал сморкаться, оживился.
– Теперь украденное на строительстве олимпийских объектов будут налогами из малого бизнеса выжимать, что приведет к обнищанию масс. А всю построенную красоту кто-то приватизирует. Где вы, Маркс и Энгельс?! Где вы, Ленин и Сталин, далее по списку… Сволочи!
Майкл слушал внимательно, но почему-то все время зевал. Привязалась зевота и не отвязывается. Стыдно даже!
– А знаешь что? – Потапов вдруг звонко чихнул. – Оставайся! Оставайся здесь жить. Времена очень сильно переменились, и еще большие перемены грядут… Чует мое сердце! Россия станет
