Боярышниковый лес - Мейв Бинчи
Головой я понимал, что он прав, но ужасно не хотел бросать мистера Диксона и «Миледи». Это представлялось предательством. Мистер Диксон сказал, что у него есть пять капризных клиенток, которые меня просто обожают. Не мог бы я выкраивать один день в месяц на то, чтобы обслуживать их в «Миледи»? Мерлин заявил, что я спятил, раз согласился на такое, но я попросту не мог отказать мистеру Диксону, который всему меня научил и платил достойную зарплату. Я считаю, что нельзя поворачиваться спиной к тому, кто тебе помог.
Как бы то ни было, мы с Мерлином сложили накопления и открыли собственный салон. За последние годы Россмор определенно изменился. Появился достаток, и люди стремились получить все лучшее. Денежных клиенток только прибывало. В их, казалось, бесконечной череде были и девушки с львиными гривами, и молодые женщины с коротко остриженными волосами сливовых оттенков, и дамы со столь частым мелированием, что об их родном цвете можно было лишь гадать.
Длинноногие и томные, они посещали салон дважды в неделю. Я поражался их финансовым возможностям и столь внимательному отношению к волосам. «Миледи» как будто бы существовала в другой вселенной.
Мое имя, понятное дело, тоже изменилось. Теперь меня звали Фабиан. И хотя Мерлин посмеивался над тем, что последнюю пятницу месяца я неизменно провожу в «Миледи», думаю, он этим все-таки немного восхищался. Мистер Диксон каждый раз улыбался мне, как блудному сыну, который наконец решил вернуться в семью.
Здесь меня по-прежнему знали как Здоровяка и с восторгом рассматривали мои необычные прически и стильные жилеты. Я сказал, что в пижонском салоне в Россморе народ окончательно слетел с катушек и требует, чтобы парикмахеры разряжались в пух и прах. Клиенткам нравилось слушать мои истории. На их фоне собственный мирок казался им уютнее и безопаснее. Теперь я был увереннее в своих силах и предлагал некоторым из посетительниц кое-что поменять в привычном стиле. Даже мистер Диксон согласился воспользоваться моими идеями по небольшой модернизации интерьера.
Все расспрашивали меня о личной жизни, и я честно отвечал, что работаю так много, что на знакомства времени уже не остается. Они советовали не затягивать с этим, на что я согласно кивал с самым серьезным видом.
О чем я в «Миледи» предпочитал не распространяться, так это о том, что в пижонском салоне все – ну, то есть все, кроме Мерлина, – считали меня геем. Я не расстраивался: во многом это даже помогало. Женщины легче раскрываются перед геями, думая, что те объединяют в себе лучшие качества обоих полов. От них не ждешь подвоха, они не напористы, не толстолобы и не скупы на слова; в общем, как подружки, только с ними не нужно конкурировать за мужское внимание.
Вреда такая репутация не причиняла, а вот пользы приносила немало, снимая барьеры и помогая клиенткам мне довериться. И они доверялись. Еще как доверялись. Взять, к примеру, хоть эту удивительную девушку Хейзел, которая рассказывала о своих интрижках на одну ночь и о том, какой одинокой и использованной она себя потом чувствовала. Она бы никогда не заикнулась о подобном, если бы думала, что я гетеросексуальный мужчина, который может испытывать к ней интерес определенного плана.
Я приложил все усилия, чтобы смягчить ее донельзя вызывающий образ и придать ей немного благородства. Посоветовал придерживаться более классического стиля в одежде и пореже оголять живот. Она сказала, что мой совет отлично работает.
Еще приходила клиентка по имени Мэри Лу, парень которой всячески пытался избежать серьезных отношений. Он был с ней очень счастлив, но не разрешал Мэри Лу перевезти к нему свои вещи. О кольце, естественно, даже близко разговоров не велось. Я посоветовал девушке проявить самостоятельность и отправиться на отдых с подругами. Нет, не такой отдых, который строится вокруг солнца и секса с официантами, а, наоборот, культурный. Она сильно сомневалась, но все сработало как надо. Парень очень забеспокоился, когда увидел, что Мэри Лу может обходиться и без него.
Так что я был вполне счастлив. Мне понравилась красивая девушка-дизайнер по имени Лара, одна из постоянных клиенток. Все это время я продолжал ходить в «Миледи» к мистеру Диксону – ведь он, в конце концов, дал старт моей карьере. Иногда я приносил ему подарки: то качественное зеркало, то фен с турборежимом, то упаковку новых полотенец, но никогда не отказывался от заработанных денег, хотя мог без них обойтись.
Мистер Диксон был человеком старой школы. Я не хотел его обижать.
Однажды он зашел в наш салон и окунулся в царящую в нем атмосферу. Потом он сказал, что я хороший парень, лучший из всех, кого он знает, и ему плевать на мои пристрастия; это мое дело. Личная жизнь, так сказать.
И я просто не смог ничего толком ему объяснить. Все было слишком сложно. Вскоре мистер Диксон умер и оставил свой салон мне.
Я не мог в это поверить. Но у мистера Диксона не было близких родственников, и он не хотел, чтобы дело всей его жизни пропало, а на его месте открылась какая-нибудь забегаловка.
Я понятия не имел, как поступить со свалившимся наследством. Парикмахерская была убыточной и до смешного старомодной, но я знал, что закрыть ее не смогу. Кроме того, я не хотел обокрасть всех этих пожилых дам, которые годами ходили в заведение мистера Диксона, превратив его в филиал салона «У Фабиана» со всеми вытекающими. Впрочем, я не особенно забивал себе голову этими вопросами. Меня занимали другие вещи.
К тому времени я бесповоротно влюбился в Лару, но она считала меня геем, и я никак не мог убедить ее в обратном.
– Глупости, Фабиан, не могу я тебе нравиться. Милый, да тебе же самое место на гей-параде, – смеялась она. – Мы с тобой друзья, ты просто по глупости разругался с каким-нибудь классным парнем и решил заявить ему: «Вот смотри, теперь я закрутил с девчонкой!»
– Я не гей, Лара, – говорил я, стараясь не сорваться на крик. – Я стопроцентный гетеросексуал.
– Ага, как, видимо, и Джерри, и Генри и Бэзил из салона, – продолжала она насмешливо.
– Нет, разумеется, нет.
