Безутешная плоть - Цици Дангарембга
Расставив пальцы, ты бьешь ладонями перед самым своим носом в преувеличенной манере церемониймейстера.
Хлопаешь. Женщины стоят неподвижно. Толпа, затаив дыхание, молча наблюдает за происходящим.
Ты все хлопаешь.
Слышишь только звук, возникающий при соприкосновении двух участков твоей кожи. Люсия яростно бросается вперед.
– У-у-у! У-у-у! – ширится звук.
Твоя кузина улюлюкает, ослабляя растущее напряжение, ее язык высовывается изо рта и опять исчезает.
– Тата-та-та-та, тата-та-та-та, – вступают маримбы.
Одна девушка разворачивается, топает ногами и трясет на зрителей ягодицами. Господин Бахман вынимает руку из кармана и бросает на поляну банкноту в десять немецких марок. Гости рады, что нашлось чем заняться. Разношерстные мелкие банкноты сыплются на песок. Миссис Самхунгу подскакивает к одной и ловко запихивает ее за пояс.
– Тата-та-та-та. – Опять маримбы.
– У-у-у! У-у-у! – Мать и другие женщины подхватывают улюлюканье Ньяши.
Белая пыль брызжет из-под подошв матери. Она погружает ноги в землю, будто это стволы деревьев. С каждым ударом ее ноги из земли словно вырывается живое дерево.
Так танцует мать. Кончики пальцев бьют по земле, взметая облака пыли, потом она выбрасывает ногу вперед и снова погружает ее в землю.
Господин Бахман делает несколько снимков и толкает тебя вперед.
– С вашей матерью. С женщиной, которая ваша мать, – кричит он, наводя объектив. – Мама! Мадам мама, встаньте сюда, пожалуйста. Один снимок, пожалуйста, с вашей дочерью.
Фрау Бахман дружески кладет тебе руку на плечо, подталкивая вперед.
Не пропуская ни одного такта, мать ставит ногу и выбрасывает ее с земли, аккумулируя силу в икрах и бедрах. Меряя расстояние горящими глазами, она приближается.
Не ожидавший этого господин Бахман продолжает улыбаться и несколько секунд наводит фокус. Трейси бледнеет.
– Сделай для меня, Тамбу, пожалуйста, – шепчет начальница.
Ты встаешь в кадр. Тут к фотографу подпрыгивает мать.
– Я – твоя фотография, я! – кричит она, снимая шнур фотоаппарата через голову изумленного господина Бахмана. – Я именно та, кто ты думаешь. Не кто-то там, а то, что ты хочешь снять.
Кто-то решает утихомирить Май, но уже слишком поздно. Те же, кто предпочитает не вмешиваться, качают головами и смеются. Кристина, Люсия, Нецай, скрестив на груди руки, советуются.
– Вот она я! – кричит Май. – Я твоя фотография. Просто смотри, что сейчас сделает твоя фотография.
Держа за тесемку, Май крутит фотоаппарат над головой, а потом, издав утробный звук, разжимает руку. Фотоаппарат улетает, все смотрят вверх, следя за дугой, а затем вниз, чтобы понять, куда он приземлится.
Господин Бахман слишком воспитан, чтобы сцепиться со взбешенной полуголой женщиной.
– Эй! При чем тут мой фотоаппарат? – огорченно восклицает он.
– Она должна уйти, – выдыхает Трейси тебе в ухо. – Извини, Тамбу, она просто должна уйти.
Твоя мать в исступлении смотрит на фотоаппарат, свисающий с мангового дерева.
Подстегиваемая азартом от учиненного безобразия, Май подскакивает к чете Бахманов.
– Как вы смеете! – кричит она, хотя туристы и не могут ее понять. – Ты хочешь потом дома посмеяться над моей дочерью, потому что ее мать – голая старуха!
– Она должна уйти, – повторяет начальница.
Бабамукуру поднимается с инвалидного кресла и, пошатываясь, держится за подлокотник. Майгуру заливается слезами, потому что Бабамукуру не вставал с самой Независимости. Твой отец, не проявляя интереса ни к чему, сидит на лестнице нового дома твоего дяди.
– Не снимай ее со мной. Нет, не снимай ее с ее матерью, – рыдает Май и падает, жуя песок.
Ты думаешь, что выполняешь указания начальницы, и идешь к матери, чтобы увести ее. Когда подходишь к ней, горе выходит из берегов бледно-пурпурного пруда и затопляет горло. Ты хочешь затолкать его обратно. Горе обхватывает сердце, стискивая его, чтобы остановить. Но сердце не желает останавливаться. Оно растет и растет. У тебя нет сил поднять мать, потому что твои слезы падают на ее кожу. Сердце у тебя лопается. Ты лопаешься вместе с ним и падаешь рядом с матерью.
Господин Бахман смотрит на манговое дерево. Фотоаппарат раскачивается, а потом падает с тоненькой ветки и застревает в развилке между двумя другими.
Ты опускаешься сначала на колени, потом валишься на голое туловище Май. Ты гладишь ее по щеке тыльной стороной ладони и шепчешь, что все очень плохо, но скоро будет хорошо. Ты будто разговариваешь с ребенком. Май не отвечает. Теперь уже неважно. Ты и не ждешь ответа. Она ребенок, а ты мать.
Господин Бахман находит длинную палку. На плечи дальнего родственника Такесуре сажают маленького мальчика. Потыкав пару раз, он снимает фотоаппарат, который возвращают владельцу.
Ты пытаешься поднять Май. Она сопротивляется. Май Самхунгу кричит ей встать и уйти со двора. Мать не слушается, и тогда председательница велит одной молодой женщине взять кофточку Май и прикрыть ей плечи.
– Вот ты и нашла мне тряпку, Тамбудзай, – рыдает Май, когда ее заворачивают в кофту, и снова теряет сознание.
Подходит Трейси. Каждая ее пора источает ярость, разочарование, растерянность.
– Разберись, Тамбудзай.
Ты встаешь и отряхиваешь пыль с колен.
Члены Женского клуба, надев зеленые и красные блузки и накидки, обступают мать и вытесняют тебя из круга. Заместительница казначея и секретарь помогают Май подняться на ноги. Ты хочешь подойти к Бахманам, но останавливаешься и спешишь обратно. Протягиваешь руку. Мать отшатывается.
– Оставь ее, – машет тебе секретарь. – Подожди, пока пройдет шок и ей станет лучше.
Ты смотришь, как две женщины ведут Май к старому дому. Она исчезает в дверях. Ты возвращаешься к выполнению обязанностей. Извиняешься перед господином Бахманом от имени Май и своего за то, что не предупредила его насчет фотографии. Улыбаясь, уверяешь Бахманов, которым совсем плохо, что мать вообще истерична и скоро придет в себя.
– Я тоже извиняюсь. Мне казалось, это было бы славно. Пошему я не
