Кроме шуток - Сара Нович
Как ты думаешь, надо сообщить полицейским?
Ванда качает головой, берет свою сумочку.
Мы должны добраться до них первыми.
Влог 87: серийный убийца в Колсоне?!
#спаситедетейколсона
http://youtube.com/gabbysdeafworld/watchv_87
Привет, народ, как у вас там дела? Это опять “Габби и ее глухой мир”.
Сегодня я к вам со срочными новостями, и, честно говоря, я сейчас просто в ужасе: этой ночью трех моих самых лучших друзей похитили прямо из их кроватей в школе для глухих Ривер-Вэлли.
Конечно, я в шоке, мне очень страшно. А вдруг по кампусу бродит серийный маньяк? На их месте легко могла оказаться я или вообще кто угодно. Вы же понимаете, я ужасно люблю своих друзей.
[Габриэлла вытирает глаза салфеткой.]
Даже думать не хочу, какой извращенец мог их похитить.
Спасибо всем, кто писал в директ, чтобы спросить, как я. Мы все знаем, что Остин разбил мне сердце, но я решила, что буду выше этого, потому что сейчас нам очень надо объединиться.
Если у вас есть информация о моих друзьях, можете позвонить в офис шерифа округа Колсон или написать мне, я передам.
О-к, думаю, на сегодня все. Не забудьте лайкнуть, оставить комментарий и подписаться на мой канал или смотрите сториз в инсте, где будут свежие новости. Берегите себя!
Слэш говорит, что закончат они уже через пару часов, хотя придется подождать, пока снова стемнеет, чтобы выдвинуться в путь. Лем и Слэш спорят, можно ли посмотреть карту через какой‐нибудь браузер, работающий в приватном режиме, но Слэш решительно запрещает им это делать.
Если бы речь шла только о нас, может быть, – говорит он, – но…
Он показывает на Чарли.
Вместо этого он велит Чарли самой нарисовать максимально точную карту маршрута от дома до завода. Они все запоминают ее, чтобы потом не запутаться и чтобы не пришлось рисковать и обсуждать дорогу на людях.
После этого она садится перед небольшой горкой пластиковых пакетиков. В каждом из них лежит комплект шурупов и гвоздей, которые, по словам Слэша, им пригодятся, хотя скороварка сама по себе будет лучшей шрапнелью. Эта работа – открывать пакетики и делить их содержимое на равные части – позволяет глазам отдохнуть, а мыслям уйти в другом направлении.
В представлении ее матери любовь всегда существовала в единственном числе – если она и не была вечной, то, по крайней мере, новая могла возникнуть только после того, как умрет прежняя. Теперь Чарли видит, что любовь может иметь множественное число и даже несколько воплощений одновременно. Она наблюдает за тем, как Слэш и Остин припаивают новые провода, и видит, что каждый из них по‐своему красив. Удивительно, как жизнь дала ей именно то, что нужно.
Когда приходит время выходить, они торжественно поднимаются по лестнице из подвала, каждый прижимая к себе скороварку. Перед дверью Чарли осторожно ставит свою ношу на пол и завязывает шнурки кроссовок двойным узлом. Слэш отодвигает фанеру и выводит их наружу.
Фебруари ведет машину, Ванда строит маршрут с помощью гугл-карт. Длинные тени добавляют заброшенным улицам мрачности.
Сворачивай! – неожиданно говорит Ванда.
Она указывает на ответвляющуюся от Вайн улицу с односторонним движением, и Фебруари еле успевает повернуть руль.
Извини. Я просто… эта поездка навевает воспоминания.
Я понимаю, – говорит Фебруари, хотя не понимает.
Она знает, что Ванда не местная, хотя вполне вероятно, что у Восточного Колсона есть множество двойников по всему Ржавому поясу, по всей стране. До нее вдруг доходит, что они с Вандой почти не говорили о своем детстве. Для Фебруари присутствие Ванды настолько всепоглощающе, что всякий раз, когда она с ней, трудно думать о чем‐то еще, кроме этого момента. За это она и любит Ванду – точно так же, как любит Мэл за то, что наизусть знает все ее детские триумфы и неудачи. Она не может определиться, считать ли влечение сердца к противоположностям – не только своим собственным, но и противоположностям тех, кого оно любит, – его величайшей силой или главным недостатком.
Она паркуется, и дальше они идут по кварталу пешком, пока Ванда не указывает через дорогу на полностью черное здание, на парапете которого от руки написано: “Канистра”. Когда они входят и обнаруживают внутри бар, Фебруари на мгновение надеется, что исчезновение детей – это какое‐то заурядное происшествие по пьяни, хотя и на фоне мрачных событий.
Мы не обслуживаем несовершеннолетних, – сдержанно отвечает бармен на вопрос Фебруари.
И с легавыми не разговариваем! – кричит кто‐то с кухни.
Мы не ле… Мы не копы, – говорит Фебруари. – Вообще‐то мы из школы для глухих.
Тогда я скажу вам то же самое, что сказал копам, – говорит бармен. – Я бы заметил, если бы здесь была компания глухих детей.
Ну, на самом деле это не ответ, – говорит Фебруари.
Пожалуй, что так, – говорит он.
Фебруари пересказывает Ванде их разговор, когда они возвращаются к машине, хотя Ванда и так уловила суть. Они приближаются к детской больнице и объезжают вокруг всей территории, включая парковку, но детей нигде не видно. Более того, тут вообще никого не видно. Ванда бессильно обмякает на сиденье.
Я правда думала, что они будут здесь.
Она – человек формул, расчетов. Она ненавидит ошибаться. Фебруари успокаивающе гладит ее по плечу.
Здесь никто не живет. Не самое подходящее место для протеста.
Если только они не хотят, чтобы именно так и было.
Зачем устраивать акцию протеста, которую никто не увидит?
Улыбка Ванды едва заметна, но в уголках ее рта проглядывает озорство. Фебруари одолевает желание прикоснуться к ней, и она проводит пальцем по ее щеке. В этот момент она видит собственное обручальное кольцо и опускает руку обратно на колени.
Какой им смысл что‐то делать в пустом районе?
Не знаю. Может, они собирались пойти другим путем. Нарисовать граффити, или поджечь пакеты с говном, или что‐нибудь в этом роде.
Вандализм?
Фебруари пытается сохранить невозмутимое выражение лица, но эта мысль ее пугает. Она не хочет, чтобы ее ученики имели дело с полицией. Даже в случае пакета с говном существует потенциальная опасность смертельного исхода, пока полиция вольна прикрываться фразой “не реагировал на устные команды” в качестве оправдания.
Не надо делать такое возмущенное лицо.
