Все их деньги - Анна Теплицкая
– Да, понял уже, – пробормотал я.
От того, что все эти длинные речи произносились Сашкиным голосом, становилось ещё более страшно и неуютно. Это придавало ситуации привкус ирреальности, как в кошмаре, где одни люди умеют говорить голосами других людей.
Несмотря на усталость, мысли бежали, сумбурно наскакивая друг на друга, наслаивались, мешая сосредоточиться; надо будет остановиться и продумать каждую внимательно: хорошая звукоизоляция сыграла против меня, соседей, считай, нет – я нахожусь на последних двух этажах небоскрёба. Кричи не кричи, никто не услышит. Панорамные окна в пол тоже не спасали – вся Москва как на ладони, только меня никто не видит. Подать сигнал бедствия? Я подошёл к окну и посмотрел вниз, подтянувшись, можно достать рукой скрытый механизм открытия окна. Это освободит проём от части стекла, только что делать дальше? Можно выбросить вниз что-то громоздкое из мебели, например стул. Это если рассуждать абстрактно. Если же подумать об этом со всей серьёзностью, то мысль, что кого-то внизу можно запросто убить, скинув со ста метров стул, ужасала.
– Сколько вы хотите? – громко спросил я.
Филя ответил незамедлительно:
– Денег? Вы думаете, нам деньги нужны? Как-то оскорбительно. Всё-таки уже успели омосквититься. Всё теперь построено на финансовой выгоде, ведь так?
– Нет, но она определяет.
– Определяет идея.
– Деньги – самая крупная мотивация. Мне сложно представить себе террористический захват, продиктованный исключительно идеологическими причинами.
– Возможно, раньше так и было. Мы хотели денег, при этом, акцентирую внимание, мы посещали только тех, кто построил свой капитал на обмане доверчивых людей.
Как славно сформулировано, – подумал я. – Очень удобная позиция. – Но вслух сказал:
– Так вы у нас цифровые Робины Гуды…
– Можно и так сказать. Мотиваций с каждым годом всё больше и больше… Для меня, в первую очередь, принципиально благополучие страны. Вот честно. В любом государстве есть бедные и богатые, голодные и сытые, больные и здоровые, только вы не подумайте, я не склонен уходить в оппозицию к богатым, я не против вас. Просто Москва несправедлива к обычным людям: у нас полно прецедентов, когда крупнейшие корпорации возглавляют просто по праву рождения.
– Так построены все мировые бизнес-династии, глупо с этим бороться.
– Так точно, но я-то борюсь именно с вами. Честно сказать, это просто интересно, брать большие стабильные компании и, обнаружив брешь, разрушать всё под корень. Всегда думаешь, смогу ли я это сделать? По силам ли? Вот я и подумал: зачем гадать, если можно поэкспериментировать?
– Молодое поколение только и умеет, что разрушать. Вы бы попробовали что-то создать.
– А вы что-то создали?
– Конечно.
– Нет. Вы занимаетесь строительством.
– Это одно и то же.
– А вот и нет, есть разница, вы, Президент – строитель, но не созидатель.
– Объясни же.
– Речь не об этом.
– А о чём?
– О том, что теперь молодые и зелёные могут уничтожать взрослых и опытных, а раньше это было невозможно… – Мне показалось, я понимаю, о чём он говорит; я уже давно пришёл к очень похожим выводам. – Вы думаете, что забрались высоко, но всегда есть кто-то сверху.
– Нет.
– Что нет?
– Сверху никого нет, я живу на последнем этаже.
– Смешно, – весело сказал Филя фирменной Сашкиной интонацией. – А мне говорили, что у вас нет чувства юмора.
Я промолчал.
– Закончим этот разговор, хорошо? Просто посидите здесь в изоляции, будем надеяться, это поможет нам выйти на совершенно другую переговорную позицию.
В доме стало очень тихо. Ясно, психологическая кибератака. Нужно продумать все варианты эвакуации, самозащиты и ещё обязательно составить правильный распорядок дня, который, в моём случае, может стать настоящим спасительным средством.
В первую очередь нужно лишить хакера возможности следить за мной, а для этого надо вспомнить, где находятся все камеры в доме. Я достал из ящика старый рабочий ежедневник и за десять минут расчертил довольно точную схему квартиры, по памяти набросал всё, что смог припомнить. В гостиной камер должно быть только две: над телевизором и рядом с дверью. Я глянул на ноутбук – скорее всего, они могут наблюдать за мной и с помощью встроенных камер, правильнее думать, что у хакеров есть доступ ко всем техническим средствам в доме, так, нужно лучше подготовиться. На телевизоре камер не обнаружил. Я стал думать о том, как долго никто не должен видеть человека, чтобы кто-то допустил мысль о том, что он пропал? Тут же вспомнился «Текст», по-моему, парню удавалось притворяться своим мёртвым антагонистом довольно долго, не меньше месяца… и никто не заподозрил подмены. Здесь я столько времени не протяну, еды хватит максимум на пару недель.
С кухни донёсся шум. Я обернулся и направился в ту сторону, постоял у двери как заправский шпион и, убедившись, что там никого нет, проскользнул внутрь. Звук издавали кубики льда, просыпавшиеся на пол кухни.
– Вам надо остудиться! – написал на дисплее холодильник.
Шутник, тоже мне. Я открыл холодильник и осмотрел содержимое: Гуля загружала холодильник с точностью скандинавского архитектора – рядами высились запечатанные сырные шайбы – это хорошо, их может хватить надолго, яйца – пару десятков, штук восемь биойогуртов, две банки сметаны, молоко, немного овощей и фруктов. Жаль, что я так часто ем вне дома. Страсть моего повара к свежим продуктам сыграла со мной злую шутку. По одному открыл вертикальные шкафчики – сушки, солёные палочки, печенье, консервов нет, зато много сахара, чая и кофе, что уже неплохо. Сев за кухонную панель, я вдруг вспомнил о камере за моей спиной и на холодильнике. Я опять достал блокнот и стал делать необходимые пометки, стараясь прикрыть написанное от пристального взгляда холодильника. «До чего дóжил!», – подумал с горечью.
Из кухни небольшой проход вёл в хозяйственный блок, я был там, кажется, всего один раз, при сдаче квартиры. Теперь он мне пригодился, там я нашёл молоток, коробок спичек, скотч и фонарик, на всякий случай распихал всё это по карманам. Взгляд упал на удочку, прислонённую к стене. Теоретически можно найти несколько упаковок с лесками, вдеть их в удочку, а затем приклеить друг к другу, непомерно удлинив, привязать к концу записку и спускать её вниз так долго, сколько потребуется, возможно, целый час. А потом подёргивать в надежде, что какой-то прохожий заинтересуется, снимет бумажку и прочтёт.
