Помутнение - Джонатан Летем
Столарски своей болтовней напускал туману, и Бруно было трудно собраться с мыслями.
– Она что, и правда будет… работать на тебя?
– Ну да, а почему нет? – Столарски повернулся к нему спиной и шагнул к панорамному окну. – То есть я, конечно, ляпнул первое, что пришло в голову, но можно сказать, она уже работает – если посмотреть на это дело под нужным углом зрения.
– А я не согласен.
– Разумеется, нет – потому что тебе чуждо чувство благодарности.
– А Тира здесь?
– Не-а, она умотала. У нее есть коттеджик в долине Сонома, она любит там время от времени прятаться…
– В винном хозяйстве в Глен-Эллен?
Резко обернувшись, Столарски ухмыльнулся.
– Как ты догадался?
– Она сказала, это ты туда уматываешь.
Бруно застрял между Тирой и Столарски, а может быть, и Плайбоном – в безумной паутине их взаимного вранья. Возможно, Столарски никогда и не уезжал из города – теперь, когда Бруно собственными глазами увидел его цитадель изнутри, ему казалось естественным, что Столарски крепко обосновался тут среди холмов, точно тролль под мостом. Возможно, не было даже никакого винного хозяйства, да и никакого Глен-Эллен тоже.
– Тогда почему ее машина стоит у гаража?
Столарски ткнул пальцем в Бруно.
– Ты меня подловил. Вообще-то она лежит в овраге на границе имения. Я как раз собирался сходить в кладовку за мешком негашеной извести. – И он театрально хлопнул себя по лбу. – Машина! Как я мог забыть о ней, черт меня побери, это же явная улика!
Бруно мысленно прикинул расстояние от себя до пистолета на кофейном столике и сравнил с расстоянием от столика до Столарски. Сейчас эта мерзкая тварь стояла почти вплотную к окну – черным пятном на фоне блестящей листвы и бледного неба, и лунный свет четко очерчивал его кривые волосатые ноги. Бруно мог бы схватить оружие. Но тут Столарски поманил его к себе, и удачная возможность, если таковая и возникла, была упущена.
– Погляди-ка!
– Что там?
– Ты же хотел удостовериться, что она в порядке, так? Подойди и погляди. Отсюда прекрасный вид. Она совсем не выглядит старой.
Бруно шагнул вперед, и ему почудилось, что он упал в пейзаж за окном. Комната, которую Бруно принял за единственное помещение в доме, была лишь небольшой надстройкой над огромным зданием, о размерах которого было невозможно догадаться, стоя перед скромным с виду бунгало со стороны улицы. Они со Столарски находились в небольшой мансарде дома, глубоко вросшего в землю, а его длинный низкий флигель спускался по крутому склону холма и смыкался с домом поменьше, то ли гостевым коттеджем, то ли бунгало для прислуги. Окна коттеджа были освещены.
А между постройками, в окружении маленьких патио и миниатюрных садов, стояла наполненная горячей водой ванна из красного дерева, и поднимающийся от нее пар трепал листву деревьев и стелился на сброшенную одежду, сланцы и пустые стаканы, раскиданные по деревянному настилу. В ванне, опершись на локти и погрузившись в пену до сосков, сонно блаженствовала Мэдхен. Она не взглянула на них.
– Я бы пригласил тебя принять с нами ванну, но извини, у меня здесь установлена система очистки сточной воды, и фрагменты чужой крови, спермы и прочих телесных выделений потом несколько недель нарушают щелочно-кислотный баланс – я это испытал на собственной шкуре и скажу тебе: приятного мало.
Бруно был вынужден отдать должное Столарски: Мэдхен обожала принимать ванну. И если бы ей пришлось нырнуть в суп Плайбона, Бруно с радостью бы сунул туда половник и вычерпнул ее оттуда. Интересно, смогла бы она услыхать, как он выкрикивает ее имя. Но он не стал проверять.
– Но знаешь, что забавно? В этой воде отлично растворяется кокаин, без проблем. Его можно было бы использовать вместо хлорки.
Бруно перестал дышать через рот, и стесненность под ребрами прошла. Но у него вдруг пропал голос.
– И эта леди большая любительница наркоты. Уж если начнет, то ее никакая сила не остановит.
Бруно не слушал, а просто молча взирал на ангела с парома, от которого ему не было никакого прока, да и ей от него.
– На мое счастье, я и не пытался ее останавливать.
Столарски мог бы поведать, что нравилось ему, но теперь это уже не имело никакого значения.
– Вот, смотри, что я нашел у нее в сумке. Думаю, это твое. – Столарски схватил со столешницы бара три голубых пузырька с тугой крышкой и протянул их Бруно. Тот узнал этикетки: назначенные врачом болеутоляющие, которые ему вручила перед выпиской Оширо и которые он забыл выбросить. Бруно сунул их в карман, где недавно лежал берлинский камень.
– Миленькая, правда?
Но Бруно уже перевел взгляд с Мэдхен в ванне на коттедж внизу, почти скрытый в листве, – за занавесками он заметил движение, или это ему только почудилось? Тира Харпаз? Эх, и почему они не подъехали к дому со стороны каньона? Тогда Бруно бы сначала наткнулся на этот коттедж и нашел бы там Тиру. А что потом? Они бы удрали вместе от Столарски – и навсегда. Бруно выкинул бы свою наивную галантность и бросил Мэдхен? Или Тира повергла бы его в еще большее смущение, сообщив, что убила Столарски или не только Столарски, а заодно еще и Мэдхен? Бруно уже перестал понимать, каковы его намерения в отношении Тиры, хотя ему еще было не все равно, какого Тира о нем мнения, и он стыдился и своих исцарапанных коленей, и голой немки, пользующейся запасами наркоты Столарски, и своих дурацких оплошностей. Например, того, что он подъехал к дому с улицы.
– Кокаиновый Suppe Mit Tittenschnakken[81], – произнес Столарски за его спиной.
– Что?
– Просто подумал, чтό бы ты произнес, подав это блюдо на стол, мистер Chez Panisse.
– Ты прямо читаешь мои мысли, – буркнул Бруно.
– Ага, как комикс про Базуку Джо, – кивнул Столарски. – Все ясно с одного взгляда и можно поржать. А потом книжонку можно скомкать и выбросить, лишь бы она не прилипла к твоей подошве. – И замолчал, только чтобы глотнуть виски. А иначе он мог бы зубоскалить до бесконечности.
– Ты знал?
– Знал что?
– Что после операции моя способность
