Руководство джентльмена по пороку и добродетели - Маккензи Ли
Мое сердце принимается колотиться.
За спиной раздаются шаги, я отодвигаюсь с дороги. Это Перси, полураздетый и лохматый со сна.
– Доброе утро, дорогой, – здороваюсь я. Он падает рядом, запуская пальцы босых ног в пробивающиеся меж камнями травинки. – Эй, с этой стороны не садись. Ничего не слышно.
От этих слов, сказанных вслух, внутри лопается сосуд с горечью. Интересно, я когда-нибудь привыкну, что с одного бока раздается только монотонный свист, а нормально разобрать можно только разговор лицом к лицу? Фелисити говорит, что рано или поздно это станет чем-то обыденным. А еще она постоянно пугает меня, подкрадываясь со стороны, где нет уха.
– Забыл. Прости. – Перси соскальзывает со ступеньки и садится передо мной, подтянув колени к груди и обняв их руками.
Страшно хочется почесать изуродованную сторону лица. Оказывается, как только проходит постоянная боль, ожоги начинают дьявольски чесаться.
– Не трогай, – напоминает Перси.
– Я не трогаю!
– Но ты об этом подумал.
Я сажусь на ладони. Хочу еще для пущего эффекта сморщить нос, но боюсь помереть от боли.
– Эх, и сложно мне теперь будет найти любовь.
– Может, и не сложно.
– Первые шаги точно станут куда тяжелее. Придется полагаться только на красноречие. Слава небесам, хоть ямочки на щеках на месте.
– Слава небесам. Больше-то в тебе ничего хорошего нет. Кстати, откуда ты знаешь, как теперь выглядишь? Ты же не смотрелся в зеркало.
– У меня предчувствие. Кроме того, это моя голова, и я чувствую, как она превращается в один огромный уродливый шрам, который будет очень сложно не заметить.
– Неправда.
– Что именно неправда?
– Не вижу ничего уродливого. – Я было отворачиваюсь, но Перси ловит мой подбородок ладонью и приподнимает мне голову. Солнце гладит кожу, будто еще одна ладонь, сплетенная с пальцами Перси. Он ведет пальцем вдоль моей скулы и широко улыбается, чуть склонив голову набок. – Ты все еще красавец.
В кухне стучит по камню упавшее жестяное блюдо, и мы с Перси вздрагиваем. Он убирает руку от моего лица.
– Ты как, выдержишь небольшую прогулку?
С тех пор как расстался с ухом, хожу я весьма нетвердо. Вроде бы это связано, но только Фелисити понимает почему.
– Попробую, только пойдем медленно. Куда бы нам направиться?
– Есть у меня одна идея. Доверься мне.
– Я тебе верю, – отвечаю я. Перси ставит меня на ноги и ведет за руку.
Мы проходим через город к обрыву и спускаемся по узкой горной тропке к берегу. Всю дорогу мы почти не разговариваем, только добродушно ругаемся на тропку, предвкушая тяготы обратного пути. Я стараюсь идти справа от Перси, он держит ладонь вблизи моего локтя, не прикасаясь к коже, готовый подхватить меня, если я упаду.
Если стоять у кромки воды, Эгейское море кажется почти неестественно ярким, бирюзовым, будто крапинки на яйце малиновки. На песчаной косе, кроме нас, ни души: видно, нет больше дураков, готовых спускаться по утесам. Мы с Перси спокойно снимаем куртки и жилеты и сваливаем их кучей прямо на песок. Разуваясь, я картинно пинаю ботинки, они разлетаются по широким дугам и остаются лежать где упали. Перси хохочет. Свои он снимает куда сдержаннее, запихивает в них носки и входит в воду. Я болтаюсь на берегу, у кромки волн, спеша вовремя убраться с их пути.
– Заходи! – зовет Перси, стоя в море по колено.
– Ну уж нет. Не забывай, я ранен!
– Иди сюда, трусишка! Не бойся, плавать не заставлю.
Он карабкается наверх, ко мне, проваливаясь ногами в размываемый волнами песок, и пытается схватить меня за руку. Я уворачиваюсь, Перси хватает сзади подол моей рубахи и тащит меня в воду. Мы с морем наконец встречаемся, и я мочу пальцы ног. Я извиваюсь, вырываясь из захвата Перси, и вдруг меня едва не валит с ног резкое головокружение. Я шатаюсь, Перси меня подхватывает, я вцепляюсь в его рубаху, а он вдруг обнимает меня за талию. Наши лица оказываются близко-близко.
– Не падай, – просит он.
Я несколько раз крепко зажмуриваюсь и таращу глаза, прогоняя муть из головы.
– Можно эти приступы уже закончатся? А слышать одним ухом я уж как-нибудь привыкну.
– Ничего, дома заведешь себе изящную слуховую трубку.
– И через год с такой будут щеголять все и каждый.
– Генри Монтегю у нас законодатель мод.
Ноги наконец перестают подгибаться. Вот сейчас Перси меня отпустит: в прошлый раз, когда мы стояли так близко, дело кончилось ссорой. Но Перси вдруг обнимает меня за шею, и, хотя голова больше не кружится, мы качаемся в такт волнам, которые мочат нам штаны до колена. Выходит что-то вроде танца.
Не зная, что еще сказать, я произношу:
– Здесь так красиво.
И тут же хмурюсь: неужели то, что между нами происходит, уже завело нас в такую пустыню, что мне приходится отпускать реплики о природе, лишь бы заполнить молчание? Тогда лучше найду здесь острую ракушку и перережу себе вены.
Но Перси только улыбается.
– А ведь греческих островов у нас в маршруте не было.
– Да уж, отклонились мы от маршрута. Получился не гран-тур, а целый приключенческий роман.
Перси тянется заправить мне за ухо выбившуюся прядь.
– Как думаешь, что о нас скажут? Мы станем позором семей.
– Знаешь, превзойти моего отца не так-то просто. Мне тут рассказали, что я, по сути, бастард.
Перси с любопытством смотрит на меня, и я рассказываю, как отец сбежал от жены-француженки.
– Если кто узнает, он потеряет все, – заканчиваю я. – Имение, титул, деньги, положение в обществе. Может, еще и в тюрьму сядет. Достаточно слух пустить, и песенка его спета.
– И что ты будешь делать? – спрашивает Перси.
С пляжа взлетает и садится на волны стайка чаек. Течение качает их, как лодки, и они крикливо переругиваются. По пути из Венеции я часто думал, что будет, если выставить скелеты из отцовского шкафа на всеобщее обозрение. Я могу сломать ему жизнь, это будет достойная месть за годы избиения.
– Ничего, – отвечаю я. Не мне ведь одному потом жить среди этих скелетов.
– Значит, ты просто вернешься домой? Будто все осталось как прежде?
– На самом деле я подумываю… подумываю не возвращаться. Совсем. Может, мы с тобой поселимся где-нибудь еще.
Перси резко отводит взгляд.
– Ты не должен ради меня…
– Но я так хочу!
– Нет, послушай! Я не должен был тебя тогда просить… просить вместе сбежать. Я хотел слишком многого. Ты не должен из-за моего каприза ломать себе жизнь. У меня просто сознание помутилось от того, что у нас общие… чувства друг к другу. Да еще была надежда, что я не поеду в
