Дар - Элеонора Бостан
И Антон понял, что с этим трудно не согласиться. Что бы там ни плели философы и верующие, но люди прежде всего живут в материальном мире, и только потом – в духовном. И это заметный перевес, и даже не равенство. Мы видим и ощущаем лишь тело, а душа… а кто ее видел, на самом деле? Нет никаких доказательств, что она есть, или что она бессмертна. Она невидима, она скрыта, а тело… У нас ведь есть тело, подумал он, мы ведь не бестелесные духи, тогда все стало бы намного проще, но здесь тело главное, и оно диктует нам жизнь. Мы – заложники материального мира, хотим мы того или нет, мы созданы так, что без удовлетворения базовых потребностей физического тела, наступает смерть, которую так осуждают все те же религиозные деятели. Получается замкнутый круг.
Так отдай ее, шепнул голос, просто спаси свое тело, то, что ты обязан хранить и беречь, то, что может доставлять столько радости, то, что кричит о помощи и хочет жить. Сделай то, что заложено в тебе природой или кем-то там Великим – выживи, сделай то, что нужно твоему организму. Отдай ее.
Может, и отдам, вдруг решился Антон, в конце концов, ему ее тоже отдали. И к чему все эти душеспасительные диалоги с собой и метания, правда одна: он хотел жить, хотел, чтобы его сердце билось, хотел ходить, спать, есть – получать эти простые удовольствия. И пусть это существование, а не какая-то великая и выдающаяся жизнь, но другой у него не было, тут старик оказался прав, и Антон собирался цепляться за то, что имеет.
Завтра же, подумал он, глядя, как ветер треплет ветки за окном, если погода позволит, я не буду тянуть, утром выйду на улицу…нет, лучше поеду в центр и там суну ее кому-нибудь. Кому-то неприятному, кому-то…
Гром громыхнул с такой силой, что стены затряслись, Антон сжался в кресле, чувствуя, что опять делает то, что получается у людей лучше всего – врет себе. Нет, на каком-то уровне он верил, что поедет в центр и отдаст ее, даже мог представить себе эту картину. Но растущее напряжение внутри, сопротивление того, что логичный голос разума так упорно отрицал, убеждало его в обратном. Никуда он не поедет, а если и поедет, монета останется при нем. Он знал, чувствовал, что не может ее отдать. А почему? Потому что не мог.
И как же ты определишь того, кто заслуживает такой участи, шепнул другой голос, тихий и печальный, он не обвинял и не уговаривал, он просто хотел знать. По какому критерию ты поймешь, что именно этот человек должен умереть или стать убийцей? Просто потому, что тебе не понравится его лицо? Или его походка? А кем же в таком случае станешь ты?
И если никакой души нет, подумал Антон, чувствуя, как это противоречие раздирает его на две части, тогда почему мне так тяжело даже думать о том, что я должен отдать монету, перенести это зло на чьи-то плечи, не спрашивая и не зная человека.
И это трусливое желание поехать туда, где по улицам бродят тысячи незнакомцев, где все видят друг друга в первый и последний раз. Отдать ее и не видеть, как мучается тот, чьей жизнью ты заплатил за свою. Все это уже было до него, тысячи лет история повторялась.
– Она обошла весь мир, – сказал старик, мрачно кивнув на карман брюк Антона, где монета, как ветреная женщина, оказалась между бывшим любовником и настоящим. – Не спрашивай, как я могу это знать, я знаю.
Он усмехнулся, глядя в темное давящее небо.
– Да и ты знаешь, – добавил он, – все, кто носят ее, знают о ней. Это ведь часть ее игры, если бы люди не знали правила, игра давно бы прекратилась.
– А если правила будут нарушены? – прошептал Антон, ни к кому не обращаясь, но старик оборвал его.
– Не болтай ерунды. Эти силы создали мир и двигают им и нами, как гребаный ветер этими песчинками, – он указал грязным пальцем на облачка пыли, летающие по двору при каждом порыве, – не думай, что ты первый, кому в голову пришла светлая мысль. Так было и так будет. Зло гуляет по миру в тысячах обличий, и кто ты таткой, чтобы думать, что положишь этому конец?
– Она говорит, что «конца нет, как такового», – продолжил старик, – а она многое знает, но она как передатчик, небесное радио, и порой сама не понимает, что передает и откуда оно приходит. Она говорит, что добро и зло – две Начальные и Абсолютные силы, они создали все вокруг, они пронизывают каждую частицу, поэтому невозможно уничтожить одну из сил, это просто невозможно. И это привело бы к концу всего, потому что наш мир стоит на этих двух «ногах», выбей одну, и он рухнет.
– Так что можешь не мучиться и не строить из себя святошу. Зло можно лишь удержать на время, но не навсегда. – Старик как-то странно посмотрел на Антона и продолжил, – только не повторяй моих ошибок. Люди садились на корабли и уезжали за моря, пересекали континенты и все ради того, чтобы отдать ее, избавиться навсегда и бежать. Чтобы никто не нашел тебя и не вернул твой подарочек.
В чем-то этот старый бродяга был прав, во многом, но все эти разглагольствования о непобедимом зле и неделимости добра и зла были ничем иным как собственным оправданием и попыткой переложить ответственность за свой выбор. Да, Антон тоже думал, что невозможно уничтожить ни добро ни зло, что это вечная борьба, задуманная кем-то гораздо умнее нас, но каждый сам выбирает за какую сторону воевать. И если нет ничего плохого в том, чтобы забрать чью-то жизнь или душу в обмен на свою, тогда почему это так трудно? Почему люди садились на корабли и бежали подальше от тех, кого обрекли на мучения или смерть? Или увозили ее за океан, чтобы она не попала в руки тех, кто им дорог? Нет, эта монета может и не была воплощением того самого Абсолютного зла, но она точно была тестом, битвой, которую на протяжении веков снова и снова выигрывало зло.
И оно снова выиграет, подумал Антон, и гром как будто
