История Аптекаря, райских птиц и бронзовой головы слона - Ирина Лейк
Потом он вдруг остановился и сказал:
– Что такое? У тебя глаза открыты, ты подглядываешь? Что-то не так?
Я покачала головой, все еще зажатой между его теплыми ладонями:
– Нет, все так. Я просто не ожидала.
– Я сам не ожидал, – сказал он и снова коснулся моих губ. – Я вообще ничего этого не ожидал. Откуда ты взялась…
Я засмеялась, встала на цыпочки и потянулась к нему.
– Спасибо за цветы, – сказала я и тихонько поцеловала его возле уха.
– Пожалуйста, – ответил он шепотом и поцеловал меня в висок, потом провел губами по щеке и коснулся шеи.
Я почувствовала, как он провел одной рукой у меня по спине и прижал меня к себе сильнее, я сама стала целовать его и не верила, что я перестала бояться, мне хотелось, чтобы он тоже стал свободнее и оттаял по-настоящему, и он старался, он очень старался.
– Марк, – позвала я, оторвавшись от него, – подожди, надо хотя бы закрыть дверь, и я поставлю цветы в воду.
– Замолчи. Я так скучал по тебе.
И он снова стал целовать меня, как будто торопился, что нам кто-то помешает и все закончится, я с трудом вырвалась из его объятий, быстро закрыла дверь и подняла пионы, но тут же снова их уронила, потому что опять оказалась в руках у Марка. Он целовал мне шею, пытался одной рукой расстегнуть пуговицы, осторожно дотрагивался до ключицы, касался плеча, я не понимала, что происходит, но я не хотела, чтобы это заканчивалось. Когда ждешь чего-то так долго, то хочется ухватиться за этот момент времени и остаться в нем если не навсегда, то хотя бы чуть подольше, чтобы запомнить ощущения, цвета, запахи и каждое слово, каждый звук, я целовала его руки, и они пахли чем-то пряным и немного пионами, я заглядывала в его глаза и жадно запоминала этот синий с прожилками серого и черную глубину зрачка, в которой отражалась я сама, я стягивала с него рубашку, и голубой тонкий хлопок как будто хрустел у меня под пальцами, а на спине ткань была влажной, он прижимался ко мне и царапал мою кожу отросшими светлыми щетинками, он сжимал меня сильно-сильно, но мне не было больно, мне хотелось еще и еще, сильней и сильней, чтобы почувствовать, чтобы запомнить. Я так хотела задержаться здесь и сейчас.
– Марк, – выдохнула я, – подожди, я хочу тебе кое-что показать.
– Да-да. – Он поднял взлохмаченную голову, продолжая стягивать у меня с плеча бретельку. – Я как раз собираюсь кое на что посмотреть.
– Да нет, – засмеялась я. – Пойдем в ателье. – И потащила его за собой наверх по лестнице.
Мне хотелось потянуть время, не потерять ни одного поцелуя, ни одного прикосновения. Я вела его в ателье, чтобы он увидел картину и обрадовался, и стал целовать меня, и мы бы упали на маленький диван, и не ушли бы оттуда до самого утра.
Мы застревали на каждой ступеньке, стаскивали одежду, не могли оторваться друг от друга. На улице шумел ветер, шелестели листья на деревьях за моими окнами, я с самого утра ждала дождь. Наконец я распахнула дверь мастерской и привела Марка к картине.
Мне самой очень нравилось, как я все сделала. Это был тот редкий случай, когда я с такой неохотой взялась за работу, а все получилось так прекрасно, что мне самой хотелось любоваться на нее и гордиться. Я немного обновила лак и подчистила некоторые потемневшие кусочки полотна, картина оказалась не настолько старой, как мне показалось сначала, но, судя по всему, долгое время провисела не в самых лучших условиях. Но больше всего я, конечно, гордилась тем, что сделала с руками моей властной дамы. Идея казалась мне гениальной.
– Смотри, – сказала я Марку, который никак не мог перестать меня целовать. – Ну смотри же!
Он наконец повернулся к картине, все еще тяжело дыша и не выпуская меня из рук, несколько минут смотрел на полотно, как будто не узнавая его, и все еще продолжал улыбаться. А потом его взгляд вдруг остановился на одной точке, он резко переменился, выпустил меня и подошел к картине ближе. Я осталась на месте, ожидая, что сейчас он повернется ко мне и подхватит на руки, осыпая комплиментами.
– Что это? – глухо спросил он и показал на картину.
– Тебе нравится?
– Что это такое? Вот это.
Я подошла к нему и обняла за плечо, но он мягко отстранил меня.
– Но ты же сам дал мне полную свободу. И сказал, что я могу делать так, как мне захочется. Вот я и подумала…
– Зачем оно там оказалось? – Я не понимала, говорил он со мной или с картиной. Он выглядел очень странно.
– Марк… – Я снова попыталась его обнять. – Ты же сказал, что оставишь картину себе и что тебе все равно, что я сделаю с ее руками. А я подумала, что тебе будет приятно, если на ней будет что-то от меня. И я…
– Кольцо, – сказал он. – Значит, кольцо…
– Ну да… Я надела ей на палец мое любимое кольцо. Тебе не нравится?
Я попыталась повернуть к себе его лицо, но он опять мягко убрал мои руки.
– Понятно, – сказал он. – Значит, кольцо. Все-таки кольцо…
– Марк! Перестань, ты меня пугаешь. Если тебе не нравится, то я переделаю. Посмотри на меня!
Но он не отрывал взгляда от картины и повторил еще несколько раз:
– Кольцо… Кольцо вернулось.
Я чувствовала себя очень странно, и мне стало холодно, потому что платье осталось на лестнице. Я притянула к себе его лицо и стала целовать, он сначала не отвечал на мои поцелуи и продолжал, не отрываясь, смотреть на картину, но потом все-таки обнял меня и поцеловал в ответ, но, правда, уже как-то не так.
– Прости меня, – выдохнула я, не отрываясь от его мягких губ. – Если оно тебе не нравится, то я немедленно нарисую ей букет ландышей. Или кошку. Хочешь, у нее на коленях будет кошка?
Но он ничего не отвечал, он схватил меня и отнес на маленький диван, о котором я мечтала только что на лестнице. Он целовал меня жадно
