Так говорила женщина - Маргит Каффка
— Анна — дай мне еще раз руку. Еще один раз — поцеловать то место, где было кольцо. Только не так! Подойди ближе — еще один раз — последний. Обними и ты меня, Анна, — обеими руками! Твоя кожа — чистый бархат! Вот видишь — это лучше всего на свете — что ты — сейчас — смотри, я счастлив, Анна.
Он поднял глаза — на лбу лихорадочно бились жилки — черты лица заострились — рука обжигала, точно горячие угли, губы были сухими и потрескавшимися. Девушка склонилась к нему и неожиданно, почти не касаясь, всё же поцеловала его.
— Мне пора — прощайте! Будьте молодцом и берегите себя! Прощайте! До свиданья!
Она быстро развернулась — и вышла, не оглядываясь.
*
Снаружи у входа ее ожидала седая женщина. Они молча обнялись, затем, чуть не рыдая, шепнули друг другу пару фраз.
— Спасибо! Да благословит тебя за это Господь, дитя мое!
— Сколько ему осталось?
— Считаные дни! А может, уже этой ночью...
— А если все же?..
— Ничто не поможет. Даже чудо.
— Я так хотела бы остаться с ним до конца, тетушка. Но меня увозят в деревню...
Какие-то пошлые утешения вертелись на языке, но Анна почувствовала, что они неуместны. Да и чем она могла помочь сильной, гордой даже в боли пожилой женщине, которая с каждой минутой становилась все менее близкой? Она медленно двинулась к двери — затем огляделась.
— Я тут кое-что сняла перед тем, как зайти. Эта вещь где-то здесь.
Женщина подняла со стола кольцо и отдала ей.
— Видите, милая Анна, — я совсем позабыла. Какая я неблагодарная. Что ж, будьте очень, очень счастливы, пусть вас там полюбят так же, как любили бы мы. Роксер достойный, добрый человек, он любил и моего сына. Будьте счастливы.
И осенила крестом склоненную голову девушки, как принято у трансильванских протестантов, а затем проводила Анну до дверей.
Та поспешно, пружинистым шагом вышла наружу — на улицу, где было шумно и солнечно. Ее охватил болезненный восторг от жизни и начало душить воспоминание о поцелуе, который был данью уважения, — смыть его — освободиться — позабыть!
Жених ждал ее на углу.
Брак
Перевод Наталии Дьяченко
Где-то в вышине среди пушистых облаков два розовых маленьких ангела с печальными глазами сложили крылья, выждали минуту, затаив дыхание, а затем один из них несколько раз тихо и робко хлопнул в ладоши. В это время внизу, на земле, осыпались лепестки лета, вновь лопались распускающиеся бутоны, сладкие, удушливые ароматы через открытое окно вплывали в комнату, где двое праздновали свадьбу и скрепляли свой союз, соединяясь в тихом, усталом вздохе.
Они давно полюбили друг друга. Мужчина повстречал женщину посреди цветущего сада на окраине городка. В ту пору сад был весь усыпан пылающими пеларгониями; на веранде безучастно покашливал седовласый худой мужчина в запахнутом на груди халате, рядом возился бледный мальчик. К солдатикам, которых он складывал в большую деревянную шкатулку одного за другим, он обращался «дяденька», а лохматой собачке тихо говорил, держась за папин стул: «Собачка, будьте так любезны, уйдите отсюда!»
То были муж и ребенок этой женщины; и только алые садовые цветы как будто не принадлежали ей по-настоящему. Ведь внутри, в маленькой гостиной, все было сиреневым — каждый блик, каждая тень, каждый клочок ткани, — и в этой атмосфере мужчина и женщина впервые взяли друг друга за руки с печальным удивлением.
Они пытались быть друзьями. В то время женщина переводила чудесные шведские рассказы о бурных северных водах и рыбаках с большими голубыми глазами, читала их мужчине вслух, а тот садился за фортепиано, и мелодии, простые, но словно исходящие из волшебной пучины, сверкали и звенели под его пальцами. Но оба все чаще замечали, как вздрагивают их руки, как ласковые звуки пронизывают разум, как с тревогой пересекаются их взгляды, — а тот посторонний человек продолжал кашлять на веранде.
— Вам нужно уезжать отсюда, скорее, как можно дальше! — торопила его женщина. Еще какое-то время они горячо спорили. Мужчина в глубине души не очень-то и хотел именно того, что порой требовал так буйно, только чтобы в следующую минуту покаянно броситься на землю, приговаривая: «Вы правы, правы!» Женщина, подталкиваемая желанием одарить его милостью, порой поддавалась предательскому дурману, но в минуту опасности всегда отступала перед «грехом» со смертельным, почти животным страхом. Как хорошо нам знакомы эти сражения! Но вот однажды с чужбины пришли длинные серьезные письма: известия по работе, продвижение, слава, успех. «Итак, я уезжаю!» — сообщил мужчина. «Победа за мной», — печально прошептала женщина, и кто же из них был прав? Какое-то время они изводили друг друга пылкими любовными посланиями, но догадывались, что скоро неистовство этих воздушных баталий затихнет, и ничего не останется. А должно было остаться что-то такое, к чему они оба могли бы прибегнуть, спасаясь одна — от мрачной скуки одиночества, другой — от великой мечты и суеты жизни, от горячки сражений, от с трудом вырванных, безрадостных триумфов и дешевой эйфории. Они вновь стали «хорошими друзьями», и редкий опавший лист — страница из письма — рисовал картину отношений между матерью и сыном, нежную близость чистой привязанности. Но порой оба чувствовали, как на них нисходят великие летние вечера, опасные, полные стрекота сверчков и запаха скошенной травы — часы боли и тоски чистые, без единой тени, непривычно печальные и неотличимые друг от друга, как вечно повторяющийся сон, белый лебедь, плывущий по волнам, залитым лунным светом. «Это же моя мысль в чистом виде!» — шептал со светлой грустью мужчина, и ему не приходило в голову, что эту мысль так замечательно отмыли дочиста благословенные время и расстояние. «Однажды он вернется!» — бывало, упорно твердила женщина, но то была отвлеченная мысль, которая ничем не отзывалась в душе и лишь мелькала порой, когда она в сумерках бродила по саду, прижимая к губам большой красный цветок и вместе с ним прикусывая губы до крови.
Летели годы, события мелькали, сменяя друг друга, — и вдруг эта ничего не значащая история завершилась так, как никогда не завершались другие, похожие на нее. «Ошибка! — мог бы сказать наблюдатель. — Вот тут-то все и пошло не так!» Может, это и правда, — но думать об этом не стоит, должны случаться и ошибки, без них всё в мире будет оставаться неизменным. А произошло вот что: однажды мужчина в самом
