Смелая женщина до сорока лет - Денис Викторович Драгунский
Наконец я все-таки решил узнать, кто эти счастливцы, которые сподобились чести быть учениками мастера.
Это были какие-то почти совсем посторонние девушки. Они даже не состояли в нашем профсоюзе. Разве что иногда ходили на семинары и публичные читки пьес и сценариев. Зато они были очень милы собою. Ну просто как на подбор.
Я удивленно спросил одного ну очень знаменитого сценариста и театрального драматурга, совсем пожилого человека:
– Послушайте, что происходит? Наш коллега организовал и ведет эти курсы, но почему-то на них всё время ездят какие-то красотки. А ни меня, ни… (тут я перечислил еще несколько имен молодых талантливых ребят из нашей компании) – он не берет. Даже интересно, какие у него критерии отбора?
Пожилой драматург, как положено драматургу, сделал красивую паузу, снял свои тяжелые роговые очки, пристально посмотрел на меня и спросил:
– Ты что, дурак?
И вот тут цитата из Чехова. Как раз из рассказа «Дурак»:
«Я так и ахнул!.. Ахнул и с той поры умней стал».
Поэт и биография
заметки по альтернативной истории литературы
В СССР писатель мог не ходить на службу и при этом не считаться тунеядцем, если он был членом Союза писателей или просто членом Литературного фонда. Важное уточнение: все члены Союза писателей были членами Литфонда, но не наоборот – были члены Литфонда, не входившие в Союз писателей. Членство в СП было нагружено идеологически: надо было писать «правильные, важные и нужные» книги. Не всех пишущих и издающихся принимали. А для членства в Литфонде надо было иметь весьма солидные гонорары (как, например, у авторов либретто оперетт).
Но вода дырочку найдет.
В Москве были целых три «профсоюза писателей». Туда тоже надо было вступать по гонорарным справкам, но я знаю немало случаев, когда на малость гонораров закрывали глаза и бедный непризнанный автор мог жить и творить, не опасаясь визита участкового милиционера, – и даже получать по больничному листку (была такая горькая шутка: если бы писатель не болел, он бы умер с голоду).
И в Ленинграде такой профсоюз был.
Но у молодого поэта и переводчика Иосифа Бродского с этой профгруппой что-то не срослось. Скорее всего потому, что «Ленинград – город маленький», как сказано в фильме «Осенний марафон». Город маленький, и литераторов меньше, чем в Москве, и грызут они друг друга злее. Увы-увы! На печально знаменитом суде над Бродским прокуратура (!) предлагала писателям взять Бродского на поруки – но братья-писатели (!!) отказались. Только суд, только кара!
Не было у Бродского спасительной справки, которая защищала от обвинений в так называемом тунеядстве.
Я подумал: а если бы эта справка была? Если бы великий поэт XX века Иосиф Бродский имел официальное право советского литератора «нигде не работать» (то есть не ходить на службу) – или вообще тем или иным образом, так или иначе был бы избавлен от этого ужасного суда и высылки?
Что бы с ним стало?
Рискну предположить, что он писал бы великолепные, просто великие и даже где-то местами гениальные стихи – поскольку был поразительно одарен, – но эти стихи оставались бы «вещью в себе» (ну, скажем так, «вещью внутри клуба знатоков и любителей»), но – никакой мировой славы. Бродский, Кушнер, Чухонцев – прекрасные поэты традиционалистского направления.
Но, как сказала Ахматова, ему «сделали биографию».
Причем эту биографию сделала не только власть в лице газетчиков (фельетон «Окололитературный трутень»), а также судьи Савельевой.
На самом деле биографию ему сделала одна из первых правозащитниц Фрида Вигдорова. Кстати, писательница, автор нескольких милых книг о школе (ее повесть «Мой класс» с дарственной надписью моему отцу стояла у нас на полке, и я ее с удовольствием читал). Кроме того, она была женой писателя Александра Раскина, написавшего хорошую детскую книжку «Как папа был маленьким». Подруга Лидии Корнеевны Чуковской, тоже правозащитницы и диссидентки. В феврале 1964 года Вигдорова присутствовала на суде над Бродским и сделала запись судебных слушаний, которая широко разошлась в самиздате. Эта запись была переведена на иностранные языки, многократно опубликована в мировой прессе и вызвала широкое движение в защиту Бродского. Благодаря вмешательству Жана-Поля Сартра – кстати, самого просоветского из западных интеллектуалов – в сентябре 1965 года Бродский был освобожден из ссылки.
Вот именно с этого момента и начался всемирно известный поэт Бродский.
Конечно, если бы это был несправедливо осужденный бездарный или хотя бы не особо талантливый сочинитель – то его освобождением из ссылки дело бы и кончилось. Но оказалось, что прославленный ссыльный – еще и великолепный поэт. Всё совпало, лучше не придумаешь!
Но если бы он был просто великолепным поэтом без мировой кампании по его освобождению, без многочисленных публикаций в мировой прессе, без заступничества самого Сартра…
Вот тут внимание! Малоизвестная советская писательница Фрида Вигдорова и знаменитейший и скандальнейший Жан-Поль Сартр – который как раз получил Нобелевскую премию и демонстративно от нее отказался, – они выступали как чистые правозащитники. Они защищали Бродского не как гения, которого сослали, а как человека, которого несправедливо и нелепо осудили. Уверен, что, если бы Бродский (боже упаси!) был посредственным поэтом, но попал бы в те же самые жернова, был бы затравлен, судим, выслан – и Вигдорова, и Сартр всё равно бы за него заступились.
Так вот. Без этих публикаций и выступлений его творчество вряд ли привлекло бы мировой интерес и получило бы мировое признание.
Жил бы себе, писал бы прекрасные стихи, а также эссе о литературе. Вдобавок переводил бы стихи и поэмы. Мог бы блестяще перевести что-то монументальное, для «Библиотеки Всемирной Литературы» в 200 томах, она как раз тогда готовилась к изданию. Например, сделать новый перевод «Песни о Роланде» или «Шахнаме». Уверен, это были бы шедевральные переводы.
Но вот великого всемирно известного поэта Иосифа Бродского – скорее всего не было бы.
Вспоминается парадокс имяславия (было такое богословское течение): «Имя Божие и есть Бог, но Бог не есть имя Божие».
Биография – это и есть поэт.
Но поэт – это не биография.
Поэзия и будущее
oderint, dum metuant,
или Альтернативная футурология литературы
Был неплохой прозаик и поэт первой половины XIX века Евгений Гребёнка,
