Дорогой враг - Кристен Каллихан
— Черт, — бормочу я себе под нос.
— Выглядишь так, будто увидел привидение, — говорит Норт с порога моего кабинета.
— Мне кажется, я только что вызвал его. — Поворачиваюсь лицом к окну и морю за ним, но не вижу его. Я вижу Делайлу. Большие глаза цвета имбирного пряника, обрамленные густыми темными ресницами, круглое лицо с прямым носом и пухлые розовые губы. Эти губы всегда шевелились, извергая поток колкостей, направленных в мою сторону.
Никто на земле не раздражал меня так сильно, как Делайла Бейкер.
Никто не заставлял меня включать защитную реакцию так быстро, как Делайла Бейкер.
Боже, ее манера речи не изменилась. Точнее, не совсем. Она говорила со мной с тем же отвращением, что и всегда, но ее голос стал немного другим. Теперь он наполнен нотками мягкой, сладкой хрипотцы, словно у нее только что был горячий, потный…
О чем я, черт возьми, думаю?
Провожу рукой по лицу и фыркаю.
Норт проходит в комнату.
— Я так понимаю, этот призрак не Саманта?
От того, как его голос обволакивает имя Сэм, у меня волосы встают дымом. В какой-то момент она запустила свои когти в Норта, а теперь он разбирается с последствиями. Это меня бесит. Где бы ни появилась Сэм, после нее остаются одни неприятности. Я давно усвоил этот урок, но, как дурак, проигнорировал его, когда она пришла просить работу.
«Все взрослеют», — рассуждал я. Включая Сэм. Только она не повзрослела. Не прошло и дня на работе, как она попыталась залезть ко мне в постель. Чертовски неловко, учитывая, что я едва могу находиться с ней в одной комнате. Я знал, что мне следовало уволить ее. Но не было времени. Когда у меня наконец появилась возможность, она ушла сама.
Я думаю о часах матери, и чистая, обжигающая ярость опаляет все внутри. Часы броские и не в моем вкусе, однако когда я вижу их и держу в руках, то чувствую ее рядом.
Моя мать не особо присутствовала в моей жизни. У нее были свои проблемы. И все же хорошие воспоминания существуют — как она в детстве держала меня на руках, гладила по волосам, читала мне. Каждое воспоминание, оставшееся о ней, связано с часами на ее тонком запястье. Теперь они исчезли, и я снова чувствую потерю, отчего глубокая, насыщенная боль распространяется в груди.
Чертова Саманта. Она дурила меня разными способами, но хуже всего то, что я снова позволил ей это. Сэм последняя в списке людей, которым я позволил бы втереться мне в доверие только для того, чтобы меня потом предали.
— Нет, — выдавливаю я, помня, что Норт ждет ответа. — Я не могу ее найти.
Он вздрагивает, сжимая челюсть.
— Это моя вина.
— Твоя? Почему?
Скрестив руки на груди, он смотрит на меня с чувством стыда.
— Я твой телохранитель. Это случилось во время моего дежурства, это моя вина.
Усталый и слишком нервный, я складываю руки на животе. Почти каждый сантиметр моего тела в той или иной степени болит, так что это единственная удобная поза на данный момент.
— Но только в случае, если бы я не разрешил тебе выполнять твою работу как следует. Кроме того, именно я оказался настолько глуп, что доверил Сэм остаться здесь одной.
Момент чистой ностальгии ослабил мою бдительность. Я увидел Сэм и вспомнил… все.
Норт напрягается, будто собирается возразить, однако не произносит ни слова. Вместо этого смотрит в окно, как и я.
— Значит, если ты не нашел Саманту, то кто этот призрак?
Я кривлю губы, но не в улыбке. Я слишком… запутался в этом.
— Делайла.
Такое ощущение, словно одно ее имя, произнесенное вслух, обладает силой, способной призвать ее во плоти. Я мысленно даю себе пощечину. Обезболивающее, которые я принимаю, явно портит мне настроение. Несмотря на это, я не могу избавиться от ощущения, что дух Делайлы стоит прямо рядом со мной и смотрит через мое плечо неодобрительным, хмурым взглядом.
На одну удушающую секунду я вижу ее ясно, как день, в том виде, в каком она была в ночь нашего выпускного: в зеленом атласном платье, облегающем ее изгибы, которые мне не следовало замечать. Ее золотисто-карие глаза пылают огнем ненависти на фоне потемневшей от гнева кожи.
Даже в семнадцать лет я отметил, что она выглядела прекрасно в гневе. Я оцепенел, не в силах вымолвить ни слова, поскольку она разорвала меня в пух и прах.
Последние слова, которые Делайла сказала мне: «Ты ничего не стоишь, я тебя ненавижу». Она определенно ненавидела меня всеми фибрами своей души.
Я облизываю свои сухие губы.
— Она сестра Сэм.
Норт вскидывает брови.
— У Саманты есть сестра? — в его голосе слышится смутный ужас.
— Не переживай. Они совсем не похожи. — Я расправляю напряженные плечи, отчего боль даже кажется приятной. — Делайла… — Черт, даже сейчас мое подростковое «я» сталкивается с моим нынешним, и они оба изо всех сил пытаются найти способ описать эту девушку. — Прямолинейная.
Норт смотрит на меня как на сумасшедшего. Коим я себя и чувствую.
Пожав плечами, пробую еще раз.
— Делайла всегда говорит то, что думает. Она говорит это прямо в лоб. — Не важно, насколько больно это ранит. — Ей все равно, произвела ли она хорошее впечатление или нет.
— Говоришь так, будто хорошо ее знаешь.
Знаю ли я Делайлу? Да, знаю, хотя ей это бы не понравилось. И она знает меня. От этого в груди странное чувство — отчасти волнение, отчасти отвращение, — словно меня против собственной воли раздевают догола, и я не понимаю, нравится мне это или нет.
— Мы выросли вместе. Сэм, Делайла и я.
Три долбанных мушкетера. Потому что, несмотря на то что мы с Сэм вели себя как говнюки и пытались избавиться от Делайлы, она всегда оставалась частью уравнения. Всегда.
— Делайла знает, где Сэм?
— Она говорит, что не знает. — Черт, у меня затекла шея. Я поднимаю руку, чтобы размять ее, отчего мои ребра начинают протестующе кричать.
Норт прищуривается. Он знает, что мне больно, но не указывает на это.
— Ты только что сказал, что Делайла прямолинейная. Значит, ты ей веришь?
— Да. К сожалению. — Я вновь смотрю на море. Все перевернулось с ног на голову. — И уж если Делайла не сможет найти Сэм, тогда никто не сможет. — Что означает, что часы моей матери пропали навсегда. Не удивлюсь, если Сэм уже заложила их.
Ярость становится столь сильной, что душит.
