снарк снарк. Книга 2. Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин
В корпусе спали все, в коридоре тихо, я подошел к двери, но открыть ее не смог. Я стоял перед дверью, смотрел на круглую ручку и никак не мог ее повернуть.
Я бросил рюкзак, вернулся на диван, включил ноутбук, так. Так, хорошо, хорошо, посмотрим, пусть…
«Астральный патруль».
«Пчак-хвон-до».
«Виджиляции Мишлена Квакина».
Пожалуй, с Квакина, точно, с Квакина, этот клован веселит меня по утрам.
«Мишлен Квакин vs «Тунгус», ролик 109. Порой Мишлен был склонен к туповатому юмору, но на этот раз он не шутил — ресторан на самом деле так назывался. Заранее забронировав столик, Квакин прибыл в заведение в первой половине дня — в плохих ресторанах кухня в это время старалась вполсилы, и Мишлен всегда наносил удар в слабое место.
Все виджиляции Квакина базировались на четко выверенной схеме: коварный критик прибывал в ресторан, намеченный к порке, заказывал самое дешевое блюдо, а потом самое дорогое. Разумеется, первое блюдо готовили и подавали тяп-ляп, а вот над вторым, дорогим, насторожившийся персонал старался. Отобедав, Квакин вызывал шефа и интересовался принципами сегрегации клиентов на платежеспособных и прочих. После этого первое блюдо исключали из счета, а в качестве извинения подавали еще одно, разумеется, дорогое. Выводы, представляемые в финальном ролике, зависели от глубины поварского раскаяния и стоимости продуктов, на это раскаяние потраченных.
Посещение «Тунгуса» разворачивалось по привычной линейке: Мишлен Квакин снисходительно дождался, пока официант уберет со стола стеклянные припасы, и стал, чуть кривя губой, изучать меню. Каждую позицию Квакин комментировал в свойственной ему саркастической манере, обращая внимание зрителя на провинциальную убогость кулинарного креатива, теоретическую несочетаемость компонентов, завышенную цену и явное заигрывание ресторана с пошлыми вкусами обывателей.
Ознакомившись с меню, Квакин попросил принести апельсиновый морс и салат «Цезарь с омулем и кедровыми орехами». Салат принесли быстро, и он, как случалось почти всегда, подкачал. Во-первых, копченый омуль был однозначно не байкальским, да и омулем он, собственно, не был, в лучшем случае сиг. Из этого самого жалкого сига в блюдо пошел не балык, а хвост и брюшки, жесткое вяленое мясо и желтый жир, воняющий не ольховой стружкой, но жидким дымом. Во-вторых, кедрового ореха в блюдо положили непростительно мало, а тот, что имелся, не соответствовал ресторанному уровню, и, скорее всего, это был кедр, приобретенный на развес за углом. В-третьих, листья салата подвяли и потемнели по краям, что свидетельствовало о нарушении правил хранения. В-четвертых, гренки были порезаны из батона и по вкусу соответствовали пенопласту. В-пятых, пластиковые помидоры. В-шестых, брынза вместо пармезана. В-седьмых, дешевое оливковое масло и дилетантский яблочный уксус. Одним словом, «Цезарь» не являлся «Цезарем», а представлял из себя возмутительное хрючево имени Гекльберри Финна, такое могли подавать в девяностые недострелянным челночникам в вокзальном гадюшнике.
Разгромив «Цезаря с омулем», Квакин подозвал официанта и поинтересовался, потомственный ли он тунгус.
Официант по виду был человеком ориентальным, но, скорее, азиат, чем сибирский житель, возможно, вьетнамец; он бесхитростно ответил, что тунгус, и тогда Квакин спросил, как его зовут. Официант растерялся, поскольку явно не знал тунгусских имен, Квакин же заявил, что поскольку ресторан называется «Тунгус», то повар и официанты должны быть соответствующей принадлежности, а если это не так — то имеется сущее свинство и обман потребителя. В этот момент на помощь официанту подоспела девушка-менеджер, которая тоже оказалась не тунгуской, а вовсе Айгуль, на что Квакин заметил, что его мама пекла одноименное печенье, и сказал, что в этом заведении царит и процветает бардак и он это так не оставит. Салат — худший «Цезарь» в мире, он не смог его съесть, поскольку это не ресторанное блюдо, а форменный скотомогильник. После чего Квакин вернулся к меню и после недолгого изучения потребовал «Оленью вырезку, томленную в брусничном соусе». Айгуль к этому моменту уже поняла, что Квакин не просто так, и пообещала, что лично проследит за приготовлением.
Оленина в брусничном соусе была подана вовремя, однако Квакин покритиковал и ее, отметив, что в блюде не чувствуется заявленный по раскладке можжевельник, а брусничный соус выпаривается натурально, а не сгущается посредством крахмала. В целом Квакин отказался платить за салат, с олениной был согласен на 3/5, общая оценка 3, за отсутствие в штате хотя бы одного природного тунгуса минус балл. Айгуль в качестве компенсации предложила фирменный десерт «Метеорит», Квакин не стал отказываться, мне нравилось в Квакине то, что в каждой своей виджиляции выступал беззастенчивым скотом и никогда этого не стеснялся.
«Пчак-хвон-до».
«Пчак-хвон-до, урок 24».
Камера была установлена в казематном подвальном помещении, заполненном самодельными атлетическими снарядами. По центру с потолка на цепях свисала покрышка от грузовика. В правом углу стоял черный бойлер, в левом углу располагался «юнион Джек» — прави́ло — особый прибор для развития нутряной сухожильности. Свет моргнул, послышался интригующий жестяной звук, и в кадр вступил Остап Висла, человек лет пятидесяти в трикотажных штанах. Висла придирчиво поправил камеру и объявил, что мы должны помнить, что в пчак-хвон-до первое дело — развитие сухожильности и любую тренировку надлежит начинать именно с этого, никак иначе, после чего Висла щедро осыпал себя магнезией и погрузился в прави́ло.
Как по мне, так больше всего «джек» напоминал любительскую дыбу. Ноги физкультурника зажимались в особых распорках, руками правимый хватался за веревки, и начинался процесс растяжки. Висла занял надлежащее положение, сдвинул чугунные противовесы, и его тут же раскорячило на тот самый британский флаг. Глаза мастера выпучились от напруги, по покрасневшему лицу побежал крупный лошадиный пот, щеки затряслись, а шея натянулась узловатыми венами. Совершать прави́ло следовало вкупе с дыхательными практиками, поэтому, едва растопырившись в снаряде, Висла начал дышать. То ли от того, что все воздушные пути его оказались растянуты и пережаты, то ли так полагалось по стилю, но дыхание Висла производил сиплое и кудахтающее.
Я, как всегда, не смог удержаться от смеха. Собственно, за это я любил пчак-хвон-до — это было смешно. Вид Остапа Вислы, распяленного в «юнион Джеке», хаотически дрыгающего руками, ногами и корпусом, отчаянно при этом кудахтающего, мог насмешить швейную машинку. Кроме того, я, каждый раз запуская канал Вислы, надеялся, что мастер завязнет-таки в прави́ле и станет просить вызволения от зрителей, и пару раз Висла
