Заточение в ''Кукушке'' - Анна Мерт
С этими словами Свардовского втолкнули в комнату, ослепляющую своей белизной. Иван пытался стучать, кричать им, но, конечно, это все было тщетно: с той стороны никто его слышать не мог, а если бы и слышали, то все равно не открыли бы. Профессор окинул взглядом пустую комнату, с тяжестью вздохнул и сел на пол, обхватив руками колени.
‘’ Так, Ваня, держи себя в руках! Ты и так наделал достаточно… Какой же ты все-таки дурак! Зачем, вот зачем, скажи, нужно было кричать на медсестру и выдавать себя?! Как непрофессионально с твоей стороны! ’’-тысячи мыслей, как будто спавших до этой поры и ожидавших удачного момента, в один миг всколыхнулись.
Иван еще раз окинул взглядом комнату, надеясь, может быть, увидеть в ней какие-то перемены. Но комната продолжала давить на рассудок своей пустотой и белизной. Свардовский сделал пару шагов, провел ладонью по мягкой стене и задумался. Спустя миг, Иван, скрипя зубами, уже пинал стену ногой, хватаясь руками за ткань и пытаясь ее оторвать от злосчастной белой стены. Он кричал, проклинал все сложившиеся обстоятельства и самого себя. Кричал и бился о стену, пока совсем не обессилел и не упал на пол.
‘’Что же ты делаешь?! Какой позор! Это место превратило тебя в психа, хотя попал ты сюда здоровым! Ха, ха-ха! Поздравляю, Ваня! Смотри, кем ты стал… Неотесанное, невоспитанное, кидающееся на всех подряд животное! А еще профессор называется! Ха-ха! Профессор в области идиотизма! ‘’
Иван Свардовский, лежа на полу, начал неожиданно смеяться. Он смеялся заливистым, почти истерическим хохотом, хватаясь за голову. Наконец, когда приступ прошел, профессор опомнился. В панике он вскочил на ноги, тяжело дыша, прислонился к стене.
– Я не могу допустить того, чтобы это место свело меня с ума… Теперь, когда я все помню, я обязан завершить начатое! Только бы не тронуться умом, Господи…
Иван сполз по стене на пол, сделал несколько глубоких вдохов и лег на пол, подложив под голову руки.
‘’Самое главное сейчас-дождаться, пока выпустят. Всего-то пару часов… Единственное, что сейчас может убить в таком месте, так это мои собственные, уже несколько размазанные, нездоровые и, кажется, уже принадлежащие не мне, мысли…’’
Свардовский молча созерцал потолок в течение нескольких минут, стараясь не думать ни о чем. Но полная тишина не давала покоя, затягивая на разуме Ивана петлю. Свардовский просто не мог не думать, находясь в тишине.
– Так, Ваня, есть еще хороший способ ни о чем не думать – заснуть. Постарайся заснуть и все, как откроешь глаза, глядишь и выпустят…
Несколько утомительных часов Иван Свардовский пытался заснуть, отогнать мысли прочь. Он ворочался, полежал в нескольких местах, использовал все действенные методы, но заснуть так и не смог. Не смог он и избавиться от пожирающих сознание тревожных мыслей. Профессор пробыл там всего несколько часов, но ему казалось, что перед ним пробежала целая жизнь.
Растерянный и изможденный Свардовский тут же оживился, оказавшись на свободе, хотя чувствовал он себя несколько иначе: не осталось о прежней жизни и о том, кто он, больше ни мысли. Осталась только одна отчетливая мысль: нужно довести дело до конца.
– Иван Сергеевич! -услышал он позади себя голос Маши, который тут же напряг его тем, что дрожал.
Свардовский повернул голову и увидел перед собой заплаканную девушку. Она, не дав профессору вымолвить и слова, бросилась к нему.
– Аркаша… Он совсем-совсем ничего не помнит и почти ничего не соображает… А сейчас он еще и бесится! О, он стал таким вспыльчивым! Это больше не он. Моего Аркаши, моего любимого человека больше нет…Как и вашего помощника-лаборанта, Аркадия…
Иван прижал к себе девушку, сочувствующе похлопал по плечу. Ничего более он не в силах был сделать.
– А остальные? Как же остальные?
Мария Цветкина всхлипнула.
– О них ничегошеньки не известно… Но, вы видели, что они сделали с Аркадием? Вероятно, и с ними такое провернули…
– Не может такого быть… – пробормотал Иван, сам прекрасно понимая, что все может и, кроме того, скорее всего так все и было.
Ладони профессора задрожали и вдруг непроизвольно сжались, а где-то внутри разгорелся огонь ненависти. Свардовский покачал головой, дабы отогнать от себя дурные мысли и огляделся по сторонам. Он нигде не мог найти товарища.
– А где же Виктор? – обратился Иван к девушке.
– А Виктор…-Мария замялась, вытерла слезы и потом продолжила: – У него началась маниакальная фаза, его увели…
– Как увели?! Куда увели?!
– Не знаю, куда именно. На процедуры. Сам доктор Мор в этом поучаствовал.
Иван закипел от злости. Все в один миг внутри перевернулось. Только гнев в чистом виде, только одна единственная эмоция и одна единственная мысль…
– Ты видела Мора?!
– Да, видела… На вид он обычный… Да, черт возьми, вот же он! – девушка схватила профессора за руку и отвела в сторону, указывая в конец коридора.
В том месте, куда показала Маша, стоял человек в окружении нескольких медсестер. Высокий, широкоплечий и черноволосый доктор лет сорока пяти, на вид вполне обыкновенный врач, под стать обычным санитарам. Но стоило ему полностью повернуть к Ивану свое лицо, профессор ужаснулся блеском его маленьких, хитро-хитро прищуренных глаз, выглядывающих из-под треугольных очков и презрительно-ядовитой усмешкой, застывшей на гладко выбритом морщинистом лице. Иван смотрел на доктора, не отводя взгляда, и, чем больше смотрел, тем отвратительнее становился Мор. Главврач окончил разговор с медсестрами и, небрежно махнув им рукой, направился прямиком по коридору, в сторону Свардовского и Маши.
Иван больше не мог ждать. Ни единой больше мысли, ни единой эмоции не было в голове Свардовского, когда он бросился на Мора. Где-то позади истошный крик медсестры, там же и умоляющий плач Маши с просьбой прекратить. Затем подбежали санитары…
Иван поднял тяжелые веки. На грязном белом потолке на витом проводе одиноко тускло горела лампа накаливания, едва освещая небольшое помещение. Мужчина окинул комнату мутным взглядом и с ужасом осознал, что не помнит и, более того, не знает где находится. Он лежал на жесткой кровати в большой белой сорочке, которая явно была велика. В попытках вспомнить хоть что-то, Иван с трудом поднялся, сел на край кровати и огляделся. Вокруг были серые стены, обтянутые зачем-то такой же серой и грязной тканью и…больше ничего.
