Алексей Смирнов - Сонное царство
Нынче Дом, изведя постояльцев одного за другим, поруганный, оскверненный, но не сдавшийся, с достоинством терпел последнего жильца. В развале и хаосе вокруг прочитывалось усталое торжество. Напрасными оказались попытки Всеволода обмануть Дом фальшивой экстравагантностью. Рюгин спустился на пол. Он рванул с окна штору, закутался в нее, нахлобучил на голову абажур с настольной лампы, закурил длинную индейскую трубку и полез назад - все тщетно. Он призвал на подмогу все святое и все дьявольское - но тщетно, чувство покинутости, инородства осталось.
... И прежде не чуждый пьянству, он взялся за дело с удвоенной силой. Лишенный поддержки и одобрения в самых нелепых начинаниях, он захотел компенсировать потерю и изощрялся в поисках все новых удовольствий. Потребовалось не слишком много времени, чтобы все возможности себя исчерпали, и отчасти по этой причине Всеволод Рюгин, как за соломинку, ухватился за идею похода. Он не находил в себе мужества признать, что попросту спасается бегством.
Рюгин спал, подложив под голову рюкзак, требуя от сна обманчивой безмятежности. Немного мешала кинокамера, но Рюгин любил это орудие и не сердился на него. Он и в этом оставался оригиналом - никакого видео! Камера, пожалуй, была последним, что поддерживало его как человека, и он не подведет, сварганит материал этим козлам, что давно порываются выгнать его из редакции за пьянство и общий беспредел.
Сон не приносил облегчения. Пригрезилось бывшее давным-давно: они с отцом загорают на старом пирсе, а вокруг - никого. Очень хорошо от этого загорания. И все еще живы. Ветер гонит мелкую рябь по реке, в которой, говорят, есть опасные водовороты. Жарко, доски на пирсе - в занозах. Всеволод совсем маленький и очень боится воды. Отец - в купальной шапочке, бесстрашен - он группируется в поплавок, и - кувырк-бултых! его нет минут, две, пять... На другом берегу - маленькие домики, Всеволод никогда там не бывал и не побывает, потому что они очень далеко. Не верится, что там могут жить люди. Отец все не показывается. Всеволод с отчаянной решимостью погружается в воду, плывет к домикам. Ему все труднее плыть, а он уже догадывается, видит, что один из них, с красной крышей, - его, но вода густеет: сперва - как подсолнечное масло, потом - как сметана, клейстер, пластилин... Точно посреди реки рябь замирает, ни с того, ни с сего взметнувшиеся вдруг волны застывают в темно-синие пластилиновые горбы - со Всеволодом, тоже застывшим, с разинутым ртом, с протянутой к домикам рукой.
Г л а в а 5. ЗНАКИ И СИМВОЛЫ
Когда утром, просыпаясь в темном вагоне, пассажир сдвигает оконную шторку, он внутренне хоть немного да вздрогнет, ибо мимо проносятся совсем незнакомые места. Как будто и нет ничего особенного в мелькающих холмах и уплывающих долинах, а все же декорация сменилась. Это виновата ночь, пролегшая водоразделом меж привычным и неведомым.
"Куда ж меня черт занес? "- качает головой путник.
Что-то похожее наклевывалось и тут, только странники еще спали.
... Склеенные туманом, обездвиженные, чернели деревья, ток соков остановился. Крупные капли влаги бесшумно срывались с ветвей. Уже в нескольких шагах ничего невозможно было различить. В траве одиноким пупырышком вызывающе торчала ядовитая ягода "вороний глаз".
Окунуться в туман - до чего зябко, неприятно! к тому же тебя, ухватив крепкими пальцами за локоть, влекут глубже и глубже в чащу.
- Только пикни! Ни звука у меня! - бормотал Конечный, таща не проснувшегося толком спутника в лес. - Если хоть слово вякнешь...
- Ты что, Коньячный! - слышался в ответ свирепый шепот. - Что на тебя накатило?
- Что накатило... сейчас увидишь... Да не скули! - замахнулся Конечный.
Они отошли не так уж далеко от стоянки. Неожиданно Конечный выпустил локоть и упал на одно колено. Выставив второе острым углом, он завис над кучкой какой-то дряни.
- На! Полюбуйся! - вдруг его голос задрожал и стал лепечущим. - Что делать-то будем, а?
- Что это такое? - впрочем, и так было видно: две свежие горелые спички, папиросный - тоже свежий - окурок и клочки бумаги, использованной по назначению.
- Что? Ты еще не понял? Очки надень! - Конечного мелко трясло. - Все свеженькое! Недавнее! Они следят за нами, понимаешь?
- Зачем им за нами следить? Они могли бы уже сто раз нас повязать! Да и не такие они лопухи - следы оставлять... Это же профанация!
- Умный не по годам! - огрызнулся Конечный. Он подобрал щепку и несколько раз со злостью ткнул в бумажные клочки, пытаясь их расправить. Потом с перекошенным от омерзения лицом склонился и стал всматриваться в текст. - Бланки какие-то, - буркнул он чуть погодя. - Медицинские, - уточнил он и диковато оглянулся.
- Ну вот! С чего бы им таскать с собой медицинские бланки? Может, доктор какой по грибы ходил. Присел справить нужду...
- Хорошо, если так... Только больно уж все одно к одному складывается, - Конечный немного успокоился. Он несколько раз чиркнул отсыревшей спичкой, прикурил. - Как бы то ни было, - сказал он тихо, - нам надо удвоить бдительность.
- Ты бы больше петлял. Сколько можно заметать следы? Если нас пасут, лучше сразу двинуться напрямик.
- Да, пожалуй, - кивнул Конечный. Он поднес спичку к бумаге. - Зараза, даже отсыреть не успела! - Бумага легко занялась прозрачным огнем. - Тьфу, Конечный скривился. - Серой понесло. Словно тут чертей выгуливали.
Они подождали, готовые сорваться с места при первом шорохе. Со стороны стоянки доносился молодецкий храп.
- В гроб они нас пристроят - так храпеть, - раздраженно заметил Конечный. - Понятно, любая маскировка полетит к дьяволу.
- Слушай, Коньячный, все-таки - как мы им скажем? Может, ничего не говорить? Придем, увидим, что никакого лагеря нет, ну и ладно с ним. Зачем что-то объяснять?
- А куда ты денешься? Все равно, как только кто-нибудь загнется, придется раскалываться.
- На кой леший? Зафиксируем, и все дела. Наплетем чего-нибудь...
- А дальше? Дальше, как начнется главная разборка? - Конечный втоптал папиросу в мох. - Нет, не отвертеться. Да и сущность без объяснений не выявить. Почем ты знаешь, как там все обставлено? Может, только один и проскочит. Самый-самый. Надо знать, на кого ставить.
- Они нас разорвут, как узнают.
Конечный помолчал.
- Руки коротки, - хмыкнул он наконец. - Но вот это... - он стрельнул глазами в горстку пепла и опять помрачнел. - В общем, я недоволен. Что ты все башкой крутишь?
- Пошли назад, хватит шептаться. Туман рассеивается.
- Эх, знать бы, где упадешь... - Конечный медленно распрямился, держась за поясницу. Он наподдал кочку, закидал пепелище землей. - Пошли, - и, не дожидаясь напарника, побрел к пробуждавшейся компании.
* * *
За завтраком спешили. У всех был деловитый, озабоченный вид. Всеволод Рюгин не удержался:
- Куда вы гоните? - спросил он подозрительно. - Тусовка никуда не уйдет.
Его не поддержали, и Рюгин замолчал, передернув плечами.
В такой же спешке начали собираться. Больше других суетился Парвус, уловивший, как обычно, общее настроение и не желавший шагать не в ногу. Он сновал туда-сюда, развязывал рюкзаки, завязывал рюкзаки, изредка - замирал, как бы стараясь отрешиться и сосредоточиться на упущенных мелочах. Бориков с неодобрением изучал свои фирменные шмотки. Стоя в одних трусах, он держал одежду на вытянутых руках перед собой и кривил рот, видя, что великолепие поблекло, вещи извазюканы в грязи, а кое-где и порваны. Но он в конце концов смирился, оделся во все это и задернул многочисленные молнии.
Когда все были готовы, Конечному приспичило попить, и остальные долго ждали, пока он чавкал и отдувался, потягивая из горлышка минералку. Рюгин и Яшин попросили по глоточку, и Конечный с явной неохотой, глумливо брюзжа, оставил им на донышке.
Наконец тронулись в путь. Они покинули место ночевки не оглядываясь, не удостоив прощальным взглядом место, где худо-бедно излетела из жизни целая ночь. Их словно магнитом тянуло вперед, дальше, без права на посторонние мысли. Разговоров больше не было. Вчерашние темы остались вчерашнему дню. Никто не вспоминал о странных несообразностях, необычных ощущениях, диковинных находках. Посторонний с незашоренным взглядом, наверно, смог бы усмотреть нечто новое в окраске и форме растений, в молчании птиц, в неподвижности воздуха. Однако ночной сон, казалось, смыл остатки сомнений, отобрал способность удивляться и отдал путешественников во власть стремлению двигаться дальше и дальше, к тайному логову молодежи, отбившейся от рук, где жизнь наполнится смыслом, обыденность и скука сменятся растворятся в разнузданных мистериях, а Всеволод Рюгин изготовит для газеты забойный репортаж.
... Несколькими часами позже, изрядно уставшие, они забрели в мрачную, сырую чащу. Там их ждал новый сюрприз: на нескольких елях - старых и молодых - были повязаны красные пионерские галстуки. Никому и в голову не пришло задуматься : каким образом попали в этакую глушь пионеры и какие-такие места боевой славы они чествовали. Притомившиеся пилигримы устроили привал и расслабились. Давно вызревавшая в глубинах душ надежда встретиться с советской властью на узенькой дорожке сбылась. Компания вошла в раж и долго плясала вокруг елок, хохоча и вычурно гримасничая. Потом устроили соревнование - мочились на стволы, стараясь добрызнуть до красных тряпиц. Бориков оступился и шагнул в колоссальный муравейник, где его жестоко искусали. Досталось и муравейнику. Опять-таки Парвус стремился всех перещеголять. Он рванул галстук с дерева, препоясал чресла и с гиканьем скакал, расшвыривая собранную муравьями хвою. Потом, прямо на импровизированной танцплощадке, был устроен перекур, а за ним - перекус. Но вскоре - притягивал невидимый магнит! да и комары знали свое дело собрались и продолжили путешествие.
