Олесь Бенюх - Навстречу бездне
- Эту литературу мы не приобретали, это преподнесено в дар школе! говорит, смешавшись, директор.
Он показывает Бенедиктову и Карлову титульные листы. на каждой надпись: "Подарено ЮСИС. Роберт Дайлинг".
- Хорошо, это подарки. А если вам преподнесут "Майн Кампф", вы ее тоже поставите на полки в библиотеке для детей?
- Что вы, что вы! - вновь смущается директор. - Хотя я вряд ли стал бы сравнивать труды Бжезинского с "Майн Кампф"...
- Скажите, - сухо спрашивает Бенедиктов, показывая на полку, указатель на которой гласит: "Книги об СССР", - это тоже преподнесено в дар?
Директор смотрит прямо в глаза послу, говорит негромко, спокойно:
- Нет, это не дар. Я знаю, эти учебники составляли не очень большие друзья вашей страны. Знаю, что в них много неточностей, искажений, просто лжи, наконец. Но других у нас нет. И в магазинах Дели и Бомбея нет. Помогите получить хорошие книги об СССР для разных возрастных категорий учащихся вам скажут, я полагаю, спасибо во многих странах. Пусть для начала они будут на главных европейских языках, хотя бы на английском.
Перевод на местные диалекты - дело времени...
Пора идти в актовый зал на встречу с учащимися школы.
- Я задам вам три вопроса, - весело говорит собравшимся Бенедиктов. Обычно задают вопросы оратору, а мы на этот раз сделаем наоборот. Согласны?
Мальчики смеются. Мальчики галдят. Вскакивают со своих мест, переговариваются, перемигиваются. Им явно пришелся по душе этот русский.
- Вопрос первый. Знает ли кто-либо из вас, кто такие были Пушкин, Лермонтов, Блок?
Зал постепенно успокаивается, затихает, замирает. Преподаватели смущенно переглядываются.
- Великие русские поэты. Вопрос второй - кому принадлежат слова: "Наверняка, Индия не могла бы продолжать культурное существование на протяжении многих тысячелетий, если бы она не обладала чем-то чрезвычайно жизнеспособным и живучим, чем-то весьма и весьма ценным". Что же это?
Зал по-прежнему молчал.
- Слова эти принадлежат премьер-министру Джавахарлалу Неру, - сказал Бенедиктов.
Через минуту сотни мальчишек громко скандировали:
- "Неру сла-ва! Не-ру сла-ва!"
Когда зал успокоился, Бенедиктов спросил:
- Так как бы вы ответили на вопрос премьера?
Сначала робко, потом смелее, громче из разных концов зала послышались выкрики: "Сила! Упорство! Красота! Талант! Богатство!"...
Дождавшись, пока выкрики смолкли, Бенедиктов посмотрел на Карлова, сказал в микрофон:
- Я вижу, советник нашего посольства хочет что-то добавить.
- Хочу, - сказал Карлов. - Очень немногое, но очень важное. А именно то, что сказал Неру - "Доброта и мудрость".
- Ну, что же, друзья, - продолжал Бенедиктов. - Как видно, многое вы знаете, но многое вам еще предстоит узнать - и о мире, и о своем собственном доме...
Провожать Бенедиктова и Карлова вышли все пятьсот мальчиков, все сто преподавателей. Из дневника посла
4"Сегодня в 17.00 по приглашению Министерства культуры 4Индии открыл выставку картин художника Святослава Рериха, 4младшего сына великого Николая Рериха. Святослав Николаевич 4уже тридцать 0 4лет живет и работает на юге Индии. Продолжает 4традиции своего отца". 0
Иван Александрович долго стоял перед полотном, на котором были изображены горы. Кругом сновали люди, от разговоров даже вполголоса в зале стоял легкий гул. Изредка появлялись официанты, обносили присутствующих шампанским. Рядом с Бенедиктовым находился молчаливый Святослав Рерих. Бенедиктова всегда восхищали картины Рериха: первозданное могущество природы и кажущаяся ничтожность человека - таковы были неизменные впечатления при поверхностном знакомстве с его полотнами. Однако вскоре становилось ясно, что вся беспредельность природы как бы концентрируется, вращается вокруг едва приметной точки, символизирующей разумное начало жизни.
Медленно обходя выставочные залы, Иван Александрович то и дело останавливается, чтобы накоротке поговорить то с дипломатом, то с художником, то с правительственным чиновником. Беседуя с известным художественным критиком, который добивался от посла согласия обстоятельно процитировать его впечатления от выставки, бенедиктов заметил, что у входа на выставку возникло необычное оживление. Вдоль коридора расположилась охрана в штатском. И почти тотчас в галерею вошел вице-президент Индии доктор Сарвапалли Радхакришнан. Вошел - и быстро стал переходить от одной картины к другой, то и дело задавая вопросы сопровождавшему его теперь Рериху, здороваясь с художниками, которых отлично знал, так как был почетным патроном Академии Изящных Искусств.
Довольный согласием посла, критик заспешил в бар, и Бенедиктов на какое-то время остался один. Делая вид, что рассматривает картины, он наблюдал за Радхакришнаном. "Сколько у него талантов: политик, поэт, философ. И - честолюбив безмерно. Подумать только, не успел Неру слегка прихворнуть, как Радхакришнан попытался учинить дворцовый переворот. Потом три часа на коленях вымаливал у Неру прощение. Неру тоже поэт и философ. но он и реалист, и воин, и политик - великий вождь великой нации. А Радхакришнан - мечтатель, наделенный, к тому же, коварством..."
- Ваше превосходительство! - радостно воскликнул Радхакришнан. - Как я рад, что застал вас здесь! Мне так нужно переговорить с вами по одному вопросу. У вас найдется несколько свободных минут?
- Разумеется, ваше превосходительство, - улыбнулся Иван Александрович. Подумал: "Делает вид, что якобы не знал, что я обязательно буду здесь. Да, кроме всего прочего, и актер превосходный". Вслух добавил: - Может быть, досмотрим выставку и тогда...
- Да-да, конечно, - поспешно согласился вице-президент.
- Как вам нравятся новые работы господина Рериха? спросил Бенедиктов, когда они, шаг за шагом, продвигались по выставке.
- О, ваш и наш Святослав бесподобен, как всегда! - Радхакришнан обнял художника и держал его в объятиях, пока не вспыхнули блитцы. - Хотя, повторю, может быть, в стотысячный раз: я - адепт беспредметной живописи. Абсолютная абстракция - высшее проявление свободы духа!
- Ваше превосходительство, - Рерих печально смотрел на Радхакришнана, - когда будете на Юге, загляните ко мне на часок. Девика Рани и я будем счастливы принять такого гостя. Там я покажу вам более полусотни полотен абсолютной абстракции, хотя и считаю их своими слабыми работами и никогда не выставлю. Думаю, что беспредметность - не высшее проявление свободы духа, а, скорее, его упадок...
- Какая разница - упадок, взлет? - Радхакришнан нахмурился. - Разве можно предписать художнику пребывать в том или ином состоянии? По-моему, важно свободное выражение души художника!
Рерих молчал.
Вскоре посол и вице-президент остались наедине. Все другие почетные гости провозглашали в баре тосты "за взаимопонимание и взаимоуважение искусств великой Индии и великого Советского Союза, откуда все Рерихи родом".
- Иван, вчера я получил из Москвы русскую верстку книги моих избранных работ. Тебе принадлежит и идея самой книги, ты же был и ее редактором-составителем. Так вот, однотомнику предпослана вступительная статья. И из нее следует, что автор книги - самый что ни на есть правовернейший марксист.
Бенедиктов молчал. И Радхакришнан, заметно нервничая, продолжал:
- Пикантность ситуации заключается в том, что почти одновременно эта же книга выходит в Оксфорде, Чикаго и Мельбурне.
- Я вижу, тебе моя идея понравилась, - усмехнулся Бенедиктов.
- Понравилась, - согласился Радхакришнан. И тут же добавил: - Теперь представь радость моих врагов, когда они сопоставят западные и ваше предисловиия.
- Выход?
- Простейший - все издания печатать без предисловий. Однако сложнее всего мне будет объясниться с московским издательством.
- Сарвапалли, обещаю тебе уладить это дело с максимальным тактом...
Радхакришнан пожал локоть Бенедиктова. В молчании они сидели минуты полторы-две. Нарушил его индиец:
- Нет, решительно отказываюсь понимать Рериха: "Беспредметность упадок духа". Удивительно примитивное мышление.
- Позволь, Сарвапалли, с тобой не согласиться. Собирая искусство вот уже более тридцати лет, искренно интересуясь им, я пришел к выводу, который разделяют многие искусствоведы Европы, Азии, Африки и обеих Америк: несомненное большинство абстракционистов - шарлатаны. Сознательные или бессознательные.
- Я не могу включить себя в число этих твоих искусствоведов! Надеюсь, ты не подвергаешь сомнению мою честность?
- Нет, разумеется. Так же, впрочем, как и неспособность абстракциониста написать реалистический портрет.
- Но зато эмоции! Какие мгновенные эмоции и неземные ощущения способны вызвать их линии, хаотические взрывы цвета! Ты помнишь, Иван, тогда в мой первый приезд в Москву...
- Я помню, Сарвапалли! Тогда, в Москве, ты просил меня помочь тебе устроить на учебу в докторантуру нескольких ученых-сельскохозяйственников из Индии. Их учеба не была предусмотрена культурным соглашением.
