Алексей Толстой - Необычайные приключения на волжском пароходе

- А ты раньше-то, чай все богатых купцов возил, шампанским тебя угощали...

- Да, возил... В восемнадцатом году... Сам стою на штурвале и два комиссара - справа, слева от меня, и у них, дьяволов, вот такие наганы. Подходишь к перекату, и комиссары начинают на тебя глядеть... А за перекатом - батарея белых... И так я возил... Всяко возил...

Капитан отошел было, Парфенов со смехом поймал его за рукав:

- Постой... Да ведь это с тобой я, никак, тогда и стоял... На пароходе, как его "Марат" не "Марат"?

- "Царевич Алексей" по-прежнему, на нем и сейчас идем...

- Чудак! Вспомнил! (Смеется.) Я еще думаю, - морда у него самая белогвардейская, посадит на перекат... Да, не обижайся... А ведь я чуть тебя тогда не хлопнул, папаша...

Капитан отойдя, крикнул сердито: - Давай третий!

Пароход заревел. На палубу поднимались нагруженные продуктами москвичи и иностранцы. Лимм, потрясая воблой:

- Риба, риба...

Хиврин одушевленно: - Под пиво, мистер, - национальная закуска.

Педоти: - Закажем колоссальную яичницу...

Казалупов: - Шикарно все-таки, скупили весь базар.

Гольдберг: - Но - цены, цены, товарищи...

Вдоль борта озабоченно бежала Шура.

- Валерьян! Купил? - звала она, перегибаясь. - Малины? Это же невозможно... Колбаса, колбаса, - три двадцать четыреста грамм. Вот - люди же купили! и совершенно не лошадиная...

- Ну и пусть его покупает малину, - говорит Ливеровский, походя. Стоит отравлять себе дивный вечер...

У Шуры пылали щеки: - Не в малине дело, - он прямо-таки липнет к этой Нинке...

- Нам лучше...

- Слушайте, чего вы добиваетесь цельный день? (Поднимает ладонь к его лицу.) Да, уж - смотрите, прямо неприлично... (Шепотом.) Капитан глядит на нас...

- Едем со мной в Америку.

- Чего? Ну, вы нарочно...

- Ух, зверь пушистый, - говорит Ливеровский выразительно...

- А в самом деле в качестве чего я могла бы поехать в Америку?

- Секретаря и моей любовницы...

- Временно?

- Ну, конечно.

- А то - все-таки бросить Вальку, такого желания у меня нет, я его обожаю... Но я еще, знаете, страшно молодая и любопытная... (Внезапно с тоской.) Обманете меня, гражданин вице-консул?

- Возьмите это... (Он всовывает ей в руку листочек бумаги.) Крепче большим и указательным... (Шура растерянно берет листочек.) - А чего это? Зачем?

- Здесь немножко сажи с воском. Готово. (Берет назад у нее листочек.) Вы поедете в Америку и будете вести роскошную жизнь, - гавайские гитары и коктейли... Но сейчас должны...

- Сердце очень бьется у меня.

- Сейчас - возьмите у Гусева портфель и принесите мне. Поняли: портфель украсть и тайно мне - в каюту...

Шура - шепотом: - Гражданин вице-консул, как же это вы меня котируете?

- Как соучастницу...

- Вы бандит?

Ливеровский, оглядевшись - и ей на ухо:

- Я шпион, агент международного империализма.

(Шура молча затряслась, заморгала, начала пятиться.) - Случайно встретила, и - ничего общего, сами привязались...

- Поздно, душка. - Он осклабился и, помахивая записочкой перед Шуриным лицом: - Не донесете...

- Ей-богу, ей-богу, донесу...

- Знаете - что здесь? (Показывает записочку.) Здесь - ваша смерть. (Читает.) "Добровольно вступаю в международную организацию Ребус, клянусь подчиняться всем директивам и строжайше хранить тайну, в чем прилагаю отпечаток своего большого пальца"... Вот он!

- Аи, - тихо визгнула Шура, взглянув на палец, измазанный в саже, сунула его в рот. Ливеровский спрятал записочку в бумажник: - Успокойтесь, поплачьте, для утешения - флакон Коти... (Вынул из жилетного кармана, сует ей в руки флакончик духов.) Хоть слово кому-нибудь - смерть...

Он отходит посвистывая. Шура дрожащими пальцами раскупоривает бутылочку, всхлипывает. Хлопотливо проходит профессор с пакетом малины:

- Ищу Зину... Представь - малина чрезвычайно дешева, купил одиннадцать кило... (Шура всхлипывает)... Что у тебя за бутылочка?

- Не спрашивай...

- Прости, прости... В тайны личной жизни не вмешиваюсь... Но все же... - запнулся, просыпал часть малины, покашливая, оглядел Шуру. Она припухшими губами: - Ничего не скажу, ничего... Пусть я погибла, ни слова не скажу...

- Гм... Как ты погибла? - Гм... Физически или пока только - морально? Не настаиваю... Но, по-моему, несколько быстро погибла... В то время, когда я... Гм... никак не могу решиться проверить самого себя, - вернее: количество обязанностей перед одной женщиной и количество обязанностей перед другой... Ты очень быстро решилась... Это несколько меняет отношения слагаемых... Гм... Собака, прости, - для уточнения факта... (Сразу - потеряв голос.) Ты отдалась мужчине, насколько я понял?

- Иди к своей Нинке, иди, иди...

Она убежала. Профессор просыпал несколько малины.

С мячиком подбежала Зина.

- Папа, малина...

- Да, малина... Замечательно, что, несмотря на видимую закономерность и порядок, жизнь как таковая есть глубочайший беспорядок... Никакой системы нельзя подвести в отношениях между людьми, то есть - я никогда не могу быть уверен, что А плюс В плюс С дадут нужную сумму, и если ввести даже некоторый коэффициент неопределенности - и тогда все полетит к черту...

- С пола можно есть?

- Можно... Но не подавись - в малине много костей... Зина, пойдем сейчас к маме... Я решил...

Профессор потащил Зинаиду к трапу - на нижнюю палубу. Оттуда навстречу поднимался негр. Схватив Родионова за локоть (профессор крепче прижал к груди пакет с малиной), Хопкинсон сказал негромко и раздирательно:

- Я должен немедленно покинуть пароход... Я хотел сойти на этой остановке, но здесь - ни железной дороги, ни лошадей...

- Ближайшая остановка - завтра утром...

- Тогда я погиб!

- Очень странно... (Профессор подхватил пакет.) Здесь многие испытывают то, что они будто бы должны погибнуть... И некоторые уже погибли... В особенности удивляет торопливость, с которой... (Он задрал бородку и глядел из-под низа очков.) Очевидно, излишек кислорода, а?..

- Ночь! Впереди - ночь! - выкатив глаза, повторил Хопкинсон.

- Я могу быть полезным?..

- Мне нельзя помочь... (Он улыбался, но длинные руки дрожали.) Меня нужно сжечь живым! Убить во мне черную кровь!.. Дорогой профессор. (Он увлек Родионова к перилам... Профессор от волнения уронил пакет, Зинаида всплеснула руками)...

- Папа, ты с ума сошел...

- Сейчас, сейчас, детка, к твоим услугам...

- Дорогой профессор, возьмите от меня известную вам рукопись, ту, что мы расшифровали, - твердо проговорил Хопкинсон.

- Такая ответственность! Нет, нет!

- Я не имею права держать здесь (рванул себя за карман пиджака) счастье целого народа... Я боюсь... Я буду бороться... А если не хватит сил? Я буду преступником!..

Тогда Родионов наклонился к его уху: - Ничего не понимаю...

Негр сунул ему в карман клеенчатую тетрадь.

- Берите... А я постараюсь сделать сто кругов по палубе энергичным шагом...

Пока Родионов засовывал рукопись, негр уже отбежал: на тускнеющем свете заката пронеслась его худая тень- руки в карманах, плечи подняты, рот оскален до ушей - и скрылась на носу за поворотом.

Профессор поднял палец: - Зинаида, на пароходе происходит что-то неладное.

Он и Зинаида спустились на корму. Наверху шел Гусев с папироской. Из освещенного салона выкатились Ливеровский, Лимм, Педоти и Хиврин, говоривший возбужденно:

- Обычное русское хамство... Вдруг больше не подают водки.

- Мы не пьяны, нет - мы не пьяны! - кричал Лимм.

И Педоти, схватившись за Хиврина:

- Я требую коньяк, они должны подавать. Это паршивые порядки - у вас в России!

- Идем вниз к буфетчику, там все достанем, - напористо-громко сказал Ливеровский. И - Лимм: - Вниз, к буфетчику! Хорошо!

Педоти: - Потребуем водку с мадерой!

Хиврин с энтузиазмом: - Люблю иностранцев, расстреливайте меня!

Все четверо устремляются вниз, к буфетчиику, лишь Ливеровский, покосившись на Гусева, задерживается, закуривает. Гусев вполголоса:

- А это зачем понадобилось?

- Тащить иностранцев в буфет?

- Иностранцев ли?

- Подготовка за пятнадцать ходов,- даю шах и мат.

- Мне?

- Рам.

- Ливеровский, я вас решил арестовать.

- Когда? - ейросил он поспешно.

- В Самаре, завтра...

- Вам же влетит за это.

- Знаю. Наплевать! Не могу иначе.

- Аи, аи, аи! Так, значит, запутались окончательно? Струсили? Не ожидал, не ожидал...

--Мне неясен один ваш ход.

- Именно?

- Пойдете ли вы на мокрое дело?

- Догадывайтесь сами.

- Хорошо. .Я тоже иду вниз.

- Не боитесь?

Гусев шагнул было к трапу, но остановился, медленно обернул голову, так неожиданно был странен этот вопрос. Нахмурился:

- Ах, вот как вы...

- Я сейчас - за папиросами и - вниз. - Ливеровский хихикнул, отошел. Гуеев медленно стал спускаться. В окне отодвинулись жалюзи. Эсфирь Ребус спросила: - Алло, Ливеровский?

Он на секунду присел под ее окном: - Только что сели на этой остановке двое, наши агенты.

-Надежны?

- Как на самого себя... Бывший помощник пристава Бахвалов и - второй -корниловец Хренов, мой сослуживец. Инструкции им уже даны.