Николай Лейкин - В гостях у турок

Николай Ивановичъ что-то сообразилъ и нѣсколько оживился.

— Постой… сказалъ онъ женѣ. — Не напрасная-ли тревога съ нашей стороны? Можетъ быть, этотъ войникъ привезъ насъ въ гостинницу, а не въ полицію. Онъ что-то бормочетъ о гостинниѣ Престолонаслѣдника. Вы насъ куда привезли, братушка: въ гостинницу? спросилъ онъ войника.

— Есте.

— Въ гостинницу Престолонаслѣдника?

— Есте, есте, господине, подтвердилъ войникъ.

— Не вѣрь, не вѣрь! Онъ вретъ! Я по носу вижу, что вретъ! предостерегала мужа Глафира Семеновна. — Ему-бы только выманить насъ изъ кареты. А это полиція… Видишь, и домъ на манеръ казеннаго. Развѣ можетъ быть въ такомъ домѣ лучшая въ Бѣлградѣ гостинница!

— А вотъ пусть онъ мнѣ укажетъ прежде вывѣску на домѣ. Вѣдь ужъ ежели это гостинница, то должна быть и вывѣска, сообразилъ Николай Ивановичъ. — Изъ кареты я не вылѣзу, а пусти меня на твое мѣсто, чтобы я могъ выглянуть въ окошко и посмотрѣть, есть-ли надъ подъѣздомъ вывѣска гостинницы, обратился онъ съ женѣ.

Глафира Семеновна захлопнула дверь кареты. Въ каретѣ начались перемѣщенія. Николай Ивановичъ выглянулъ въ окошко со стороны жены, задралъ голову кверху и увидалъ вывѣску, гласящую «Гостинница Престолонаслѣдника».

— Гостинница! — радостно воскликнулъ онъ. — Войникъ не навралъ! Можемъ выходить безъ опаски!

Какъ-бы какой-то тяжелый камень отвалилъ отъ сердца у Глафиры Семеновны и она просіяла, но все-таки, руководствуясь осторожностью, еще разъ спросила:

— Да вѣрно-ли, что гостинница? Ты хорошо-ли разглядѣлъ вывѣску?

— Хорошо, хорошо. Да вотъ и сама можешь посмотрѣть.

А войникъ, между прочимъ, ужъ позвонилъ въ подъѣздъ. Распахнулись широкія полотна воротъ, заскрипѣвъ на ржавыхъ петляхъ. Изъ воротъ выходили баранья шапка въ усахъ и съ заспанными глазами, швейцаръ въ фуражкѣ съ полинявшимъ золотымъ позументомъ, какой-то кудрявый малецъ въ опанкахъ (въ родѣ нашихъ лаптей, но изъ кожи) и всѣ ринулись вытаскивать багажъ изъ кареты. Глафира Семеновна уже не противилась, сама подавала имъ вещи и говорила мужу:

— Но все-таки нужно допытаться, для чего очутился у насъ на козлахъ полицейскій солдатъ. Вѣдь безъ нужды онъ не поѣхалъ-бы.

— А вотъ войдемъ въ гостиннщу, тамъ разузнаемъ отъ него, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ. — Я такъ думаю, что не для того-ли, чтобъ удостовѣриться въ нашемъ мѣстѣ жительства, гдѣ мы остановились.

— А зачѣмъ имъ наше жительство?

— Ахъ, Боже мой! А ветчина-то? А таможенный чиновникъ?

— Дался тебѣ этотъ таможенный чиновникъ съ ветчиной! Да и я-то дура была, повѣривъ тебѣ, что насъ везутъ въ полицію за то, что я кусокъ ветчины въ чиновника кинула! — Ужъ еслибы этотъ чиновникъ давеча обидѣлся, то сейчасъ бы онъ насъ и заарестовалъ.

— А вотъ посмотримъ. Неизвѣстно еще, чѣмъ это все разыграется, — подмигнулъ женѣ Николай Ивановичъ и, обратясь къ швейцару, спросилъ: — Говорите по-русски? Комнату бы намъ хорошую о двухъ кроватяхъ?

— Есте, есте… Алесъ васъ нуръ иненъ гефелихъ, мейнъ герръ! — отвѣчалъ старикъ швейцаръ.

— Нѣмецъ! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Боже мой! Въ славянскомъ городѣ Бѣлградѣ — и вдругъ нѣмецъ!

— Србъ, србъ, господине. Заповедите… (Приказывайте).

Швейцаръ поклонился. Войникъ подскочилъ къ нему и спросилъ:

— Имали добра соба (комната)?

— Есте, есте, закивалъ швейцаръ. — Козма! Покажи. Дай, да видитъ господине, обратился онъ къ бараньей шапкѣ съ заспанными глазами и въ усахъ.

— Отлично говоритъ по-русски. Не понимаю, что ему вдругъ вздумалось изъ себя нѣмца разыгрывать! пожалъ плечами Николай Ивановичъ и вмѣстѣ съ женой отправился въ подъѣздъ, а затѣмъ вверхъ по каменной лѣстницѣ смотрѣть комнату.

Лѣстница была холодная, сѣрой окраски, непривѣтливая, уставленная чахлыми растеніями, безъ ковра. На площадкѣ стояли старинные англійскіе часы въ высокомъ и узкомъ краснаго дерева чехлѣ. Освѣщено было скудно.

— Неужели это лучшая гостинница здѣсь? спрашивала Глафира Семеновна у мужа.

— Да кто-жъ ихъ знаетъ, милая! Брюнетъ въ очкахъ рекомендовалъ намъ за лучшую.

— Ну, маленькая Вѣна! И это называется маленькая Вѣна! Пожалуй, здѣсь и поѣсть ничего не найдется? А я ѣсть страсть какъ хочу.

— Ну, какъ не найтиться! Эй, шапка! Ресторанъ у васъ есть?

— Есте, есте, има, господине.

Подскочилъ къ шапкѣ и войникъ, все еще сопровождавшій супруговъ:

— Има-ли што готово да-се ѣде? въ свою очередь спросилъ онъ шапку.

— Има, има, все има… былъ отвѣтъ.

— Боже мой! Да этотъ злосчастный войникъ все еще здѣсь! удивилась Глафира Семеновна… — Что ему нужно? Прогони его, пожалуйста, обратилась она къ мужу.

— Эй, шапка! Послушай! Прогони ты, ради Бога, этого войника. Чего ему отъ насъ нужно? сказалъ Николай Ивановичъ, указывая на полицейскаго солдата.

Шапка смотрѣла на Николая Ивановича, но не понимала, что отъ нея требуютъ. Николай Ивановичъ сталъ показывать жестами. Онъ загородилъ войнику дорогу въ корридоръ и заговорилъ:

— Провались ты! Уйди къ чорту! Не нужно намъ тебя! Шапка! Гони его!

Войникъ протянулъ руку пригоршней.

— Интересъ, господине… Бакшишъ…

— Какой такой бакшишъ? Я тебѣ два раза ужъ давалъ бакшишъ!.. обозлился Николай Ивановичъ.

— Онъ хтытъ отъ насъ бакшишъ, господине, пояснила шапка, тыкая себя въ грудь, и сказала войнику:- Иде на контора… Тамъ господаръ…

— Ну, съ Богомъ… поклонился войникъ супругамъ и неохотно сталъ спускаться внизъ по лѣстницѣ, чтобъ обратиться за бакшишомъ въ контору, гдѣ сидитъ «господаръ», то есть хозяинъ гостинницы…

— Глаша! Глаша! Теперь объяснилось, отчего войникъ пріѣхалъ съ нами на козлахъ, сказалъ женѣ Николай Ивановичъ. — Онъ пріѣхалъ сюда, чтобы показать, что онъ насъ рекомендовалъ въ эту гостинницу и сорвать съ хозяина бакшишъ, интересъ, то есть извѣстный процентъ.

— Есте, есте, господине, поддакнула шапка.

— Ахъ, вотъ въ чемъ дѣло! Ну, теперь я понимаю. Это такъ…проговорила Глафира Семеновна. — А давеча ты напугалъ. Сталъ увѣрять, что насъ онъ въ полицію везетъ.

— Да почемъ-же я зналъ, душечка!.. Мнѣ такъ думалось.

Они стояли въ плохо освѣщенномъ широкомъ корридорѣ. Баранья шапка распахнула имъ дверь въ темную комнату.

— Осамъ динары за данъ… объявила шапка цѣну за комнату.

IX

Кудрявый, черномазый малецъ въ опанкахъ втащилъ въ комнату двѣ шестириковыя свѣчки въ подсвѣчникахъ — и комната слабо освѣтилась. Это была большая о трехъ окнахъ комната со стѣнами и потолкомъ раскрашенными по трафарету клеевой краской. На потолкѣ виднѣлись цвѣты и пальмовыя вѣтви, по стѣнамъ сѣрыя розетки въ бѣломъ фонѣ. У стѣнъ одна противъ другой стояли двѣ кровати вѣнскаго типа со спинками изъ листоваго желѣза, раскрашенными какъ подносы. Перины и подушки на кроватяхъ были прикрыты пестрыми сербскими коврами. Мебель была тоже вѣнская, легкая, съ привязными жиденькими подушками къ сидѣнью, на выкрашеннномъ сурикомъ полу лежалъ небольшой мохнатый коверъ. Въ углу помѣщалась маленькая изразцовая печка. Показавъ комнату, баранья шапка спросила:

— Добре, господине?

— Добре-то, добре… отвѣчалъ Николай Ивановичъ, посмотрѣвъ по сторонамъ, но ужъ очень темно. — Нельзя-ли намъ лампу подать? Есть у васъ лампа?

— Есте, есте… Има, господине, о твѣчала шапка. — Дакле съ Богомъ, видѣтьемо се (т. е. до свиданья), поклонилась она и хотѣла уходить.

— Стой, стой! остановилъ шапку Николай Ивановичъ. — Мы сейчасъ умоемся, да надо будетъ намъ поѣсть и хорошенько чаю напиться, по русски, знаешь, настоящимъ образомъ, на православный славянскій манеръ, съ самоваромъ. Понялъ?

Баранья шапка слушала и хлопала глазами.

— Не понялъ. Вотъ поди-жъ ты, кажись ужъ настоящіе славяне, а по русски иное совсѣмъ не понимаютъ, сказалъ Николай Ивановичъ женѣ. — Ясти, ясти… Азъ ясти хощу… началъ онъ ломать языкъ, обратясь снова къ шапкѣ, раскрылъ ротъ и показалъ туда пальцемъ.

— Има, господине… кивнула шапка.

— Да что има-то? Карта есть? Принеси карту кушанья и винъ!

— Одна, господине… Упутъ… (т. е. сейчасъ) поклонилась шапка и исчезла.

Супруги начали приготовляться къ умыванью, но только что Глафира Семеновна сняла съ себя лифъ и платье, какъ раздался сильный стукъ въ дверь.

— Кто тамъ? Погоди! Карту потомъ подашь. Прежде дай помыться! крикнулъ Николай Ивановичъ, думая, что это баранья шапка съ картой кушаній, и снялъ съ себя пиджакъ.

Стукъ повторился.

— Говорятъ тебѣ, подожди! Не умрешь тамъ.

Николай Ивановичъ снялъ рукавчики и сталъ намыливать себѣ руки. Стучать продолжали.

— Врешь, врешь! Надъ тобой не каплетъ, отвѣчалъ Николай Ивановичъ и началъ мыть лицо.

Стукъ усиливался и бормотали два голоса.

— Вотъ неймется-то! Ну, прислуга! Ломятся да и шабашъ!

Николай Ивановичъ наскоро смылъ мыло съ лица и пріотворилъ дверь. Въ корридорѣ стоялъ извощикъ, которому не заплатили еще денегъ за привозъ съ желѣзнодорожной станціи. Его привелъ носастый войникъ, который ѣхалъ на козлахъ.