Загряжский субъект - Василий Афанасьевич Воронов
Митя и Нюрка родились в один день. В середине мая, в самую кипень цветущих садов старого хутора Гривенного. Родители – соседи через плетень, дружили семьями. Отец Мити плотник Редкозубов Степан, мать Мария, доярка. Отец Нюрки – колхозный бригадир Тримайло Иван Максимович, мать – заведующая детсадом Нина Кузьминична.
Иван Максимович на своем «москвиче» привез из роддома обоих мам с детками. Через неделю после крещения в хуторской церкви родители пригласили хуторян на обед. Целый день до позднего вечера произносились самые заковыристые тосты за новых граждан хутора Гривенного Анку и Митра. Один тост дошел до потомства. Бухгалтер Кузьма Валерьянович, как бывший артист, сыграл на аккордеоне вальс Мендельсона. Выпил рюмку горилки, выпучил глаза, крикнул отчаянно:
– За будущих жениха и невесту!
Анка на руках Нины Кузьминичны засучила ножками, заревела высоким контральто.
– У-а-а! У-а-а-а!
Митро заворочался в коляске, подхватил хриплым баском:
– О-а-а! О-а-а-а!
Пьяненькая компания загоготала, захлопала в ладоши.
– Жених и невеста!
Так и прилипло, так и пошло. В садике, в школе, да и после школы…
В детстве у Мити не было лучшего друга, чем соседка Анка. Они были неразлучны. Маленький глухой хутор открывал им свои сокровища. Речка, лес, праздники на выгоне. Долгие снежные зимы, лыжи, коньки. Весной поездки на велосипедах в майскую степь за тюльпанами. Какое богатство вокруг! Сколько птиц, зверушек, ящериц, лягушек! Сколько звуков и запахов! Страхи, суеверия. От июньских гроз и молний, от животного ужаса перехватывало дыхание. Все укрупнялось, увеличивалось стократно и переживалось сказочно ярко, свежо. Милое волшебное детство без конца и без края!
Нюрка в семилетнем возрасте была выше и крупнее сверстников. Круглые смелые глаза, красные щеки с ямочками, крупные породистые руки. Если бы не толстая заплетенная коса, Нюрка мало чем отличалась от хуторских хлопцев. Она играла в одной команде со старшими в футбол, волейбол. Подтягивалась на турнике. Прыгала в речку с кручи вниз головой. Дралась с обидчиками. Была первой, лучшей, она родилась победительницей.
Митя, напротив, был худ, мал, застенчив. Тихие васильковые глаза смотрели умно и смущенно. Он как бы извинялся за свою слабость и худобу. Но маленький Митя был гибок и проворен, как ящерица. Легко лазил по деревьям и свободно ходил по жердям-перилам подвесного моста через Серебрянку. Читал книжки, любил ботанику и географию, разбирался в травах. Но скрывал свои увлечения.
Для Анны он был Митюк, Митяй. Он звал ее Нюсей.
В пятилетнем возрасте Митя спас Нюсю.
В праздничный день родители сидели на майской мураве возле речки. Загорали, пили вино, отдыхали. Митюк и Нюрка собирали мать-и-мачеху для венков у самой воды. В какой-то момент Нюрка оступилась и молча булькнула в речку. Митюк прыгнул следом. Нюрка крепко ухватилась за голову спасателя, царапая ему лицо, шею. Он, захлебываясь, едва касаясь ногами дна, толкался к берегу. Нюрка сдавила ему шею, малыш глотал воду, захлебывался. Нюрка уже у берега шумно вдохнула воздух, реванула дурным голосом. Отец вынес обоих на берег, помял, потолкал мальчика в грудь, Митюк икнул и заплакал.
Вечером Нюрка позвала Митю и таинственно потащила в сад. Поставила его спиной к цветущей черешне, приблизила лицо нос к носу, расширила глаза и трагическим шепотом объявила:
– Я выйду замуж только за тебя. Согласен?
– Согласен, – прошептал Митюк.
Сцепив мизинцы, они поклялись хранить тайну.
В школе Анну и Митю воспринимали как родственников. Они сидели за одной партой. Вместе ходили в кино. Ловили удочками пескарей в Серебрянке. Купались, воровали яблоки в колхозном саду. Играли в волейбол на выгоне. Боролись на траве.
Однажды Анка увидела у друга синяк под глазом.
– Кто? – спросила она.
– Упал. – Митюк опустил глаза.
На следующий день подружки рассказали Анне, как было дело.
Старшеклассник Антон попросил у Мити ножичек. Он сказал, пряча его в карман:
– Считай, что ты мне подарил.
– Отдай! – Митя схватил обидчика за карман.
– Держи!
Антон крепко дал ему в глаз.
Анна подошла на перемене к Антону и молча, с размаху влепила ему леща. Тот упал, быстро вскочил, сжал кулаки, завопил:
– Я тебе голову оторву!
Анна решительно шагнула вперед. Антон отдал ножик, отряхнул штаны, пригрозил:
– Поговорим в другом месте…
Вокруг стояла толпа школьников, ребята смеялись и улюлюкали.
Митя отличался скрытностью. Анка не раз говорила ему:
– Ты, Митюк, как улитка, от всех прячешься.
Он обижался.
– От дураков, может, и прячусь.
– А от меня?
– Ты не дура.
– Почему руки за спиной держишь?
Митюк краснел, огрызался.
– Это… не твое дело.
– Кто тебя поцарапал?
– Никто… Котенок.
– Говори!
– Котенок чужой в сарай залез и цыплят передушил. Я ему хотел веревку на шею… Он поцарапал руки и удрал. Сегодня я поймал его и задушил. Голыми руками.
– Зачем? – возмутилась Анка. – Живодер!
Она внимательно и брезгливо смотрела на друга, боролась с новой, еще неясной для нее мыслью.
– Никогда бы раньше не поверила, что ты способен задушить котенка…
Зимой за огородами среди бела дня загорелась колхозная скирда соломы. Пока ехала пожарная машина из Загряжска, огонь перекинулся на соседнюю скирду. Солома сгорела дотла. Участковый Бузняк и пожарники улик не нашли, но сделали вывод:
– Мальчишки.
Плотник Степан осмотрел пожарище, позвал Митю.
– Ты поджег? – твердо спросил он.
У Мити задрожал подбородок.
– Сто лет она мне снилась, ваша скирда…
Степан двумя пальцами поднял Мите подбородок.
– Погляди на меня.
Мальчик молчал.
– Ресницы где подпалил?
Отец снял со стены ремень, крепко взял Митюка за шкирку и стал охаживать вдоль спины. На шум прибежала мать, запричитала.
– Уйди! – Степан погрозил ремнем. – И тебя выпорю!
О поджоге никто не узнал. Только догадливая Анка шутя спросила:
– Случайно, не ты бросил спичку в скирду?
Погрозила пальцем:
– Ох и жук ты, Митяй!
5
Девяностолетняя старуха Матрена Петровна сидела, опираясь на толстую палку, разговаривала со своей внучкой Ниной Кузьминичной, копавшейся в грядках.
– Я о Нюрке думаю, – медленно, на старинный манер говорила бабка. – Девка оторви да брось, в Иванову родню пошла. Девка ранняя, много хлопот будет.
Нина Кузьминична распрямилась, почесала поясницу.
– У меня, бабушка, на всех сил не хватит.
– Помру скоро. – Матрена Петровна тяжело вздохнула, долго молчала. – Жизнь вспоминается… Ты Иванову бабку, Тримайло Оксану, помнишь?
– Не помню. Расскажи.
– Она постарше меня. При царе нашим хутором Гривенным владела. Две тыщи десятин земли, дом с колоннами на бугре, сад, пруд. Настоящая панская усадьба. Первый муж – офицер, при царе служил. Оксана за ним в Питер уехала. Через год или два вернулась. Волю любила, тут она сама себе госпожа. Гостей любила, застолья, песни цыганские. Много бойких людей
