Клин клином - Онгель Таль
«Но я охотно обязал бы себя».
В этот момент в проеме комнаты возникает крупная фигура Кати.
– Уже проснулся? – Она садится рядом. – Как ты? В порядке?
Денис готов, как обычно, разозлиться – он все-таки взрослый парень, а не нежная мимоза, но… какая теперь разница? Он и так уже оголен перед всеми донельзя.
– И похуже бывало, – равнодушно пожимает плечами. – Зато я как следует выспался.
– Это хорошо. – Веснушчатые щеки Кати приподнимаются от улыбки. – У тебя сегодня много забот, ты же знаешь. А это что? – Тут ее внимание привлекает полароидная карточка. – Ух ты! А кто фотограф? Ты? – Денис кивает, но неохотно. Это фото с Муратом любительское, слово «фотограф» здесь ни к месту, однако Катя думает иначе: – Слушай, а отлично получилось, Дениска. Как красиво стоит, да? А Мурат… он придет тебя провожать?
Денис объясняет ей, почему Котов не придет.
– Вот оно что. Надо было позвонить Елене, совсем забегалась с этой работой. Стыд и позор мне.
Она не подбадривает его, не говорит, мол, ничего страшного, вы обязательно встретитесь, не умасливает его зыбкой надеждой на лучшее, и Денис ей искренне благодарен за это.
Вместо этого Катя встает с кровати и зовет за стол:
– Твоя мама приготовила тебе что-то вкусное, так что поторопись. Она очень переживала, что не сможет угодить тебе, будь добр, порадуй ее и скушай все, идет?.
Он с трудом съедает половину, но не потому что невкусно – вполне съедобно, пусть и далеко до шедевров Кати. Попросту кусок в горло не лезет. Мама точно расстроится, думает он, когда убирает все обратно в холодильник, но расстроится не больше, чем вчера.
За окном урчит отцовская машина. Родители возвращаются с огромными пакетами: закупались бабушке необходимыми вещами, перед тем как отбыть в город.
К вечеру вместе с сильным ветром поднимается неслыханная суматоха. Отец бегает из дома к машине и обратно, загружает в открытый багажник то бутылки с самогоном, то соленья, то варенья. Сверху пристраиваются и овощи: пакет с огурцами, пузатый кабачок и коробка с зелеными помидорами (чтобы покраснели, бабушка сказала поставить их в темное место).
Катя прячет Денису в рюкзак сладкий пирог и конфеты «Ромашка».
– Наедайся. – Она треплет его по волосам, как младшего братишку. – Кто знает, когда ты к нам еще приедешь.
За их спинами бабушка раздает родителям распоряжения касательно него:
– Да-да, знаю я, чем вы в своем городе питаетесь! Внука мне совсем заморили! Сейчас хоть поплотнее стал, а когда приехал – чего творилось? Как спичка худущий был!
Денис, раскрасневшись от ее слов, невольно касается своего живота – неужели ба права и он поправился? Вот черт, надо было заниматься на стадионе активнее, бегать хотя бы по вечерам, а не от случая к случаю! Он говорит об этом вслух, и Катя звонко хохочет. Затем ее лицо замирает, любопытный взгляд устремляется куда-то поверх его макушки. Денис оборачивается.
У калитки стоит Толик и неловко машет ладонью.
Катя слегка подталкивает в спину:
– Иди, попрощайся с другом. – Затем добавляет то, от чего Денису делается дурно: – И напомни ему, пожалуйста, чтобы не забыл вернуть наш велосипед.
Денис здоровается со Смирновым с непередаваемым чувством неоднозначности и смущения. Они садятся на лавочку у забора. Кроны над ними шумят от холодного ветра, пахнет вокруг скорым дождем и горечью скошенной травы. Прямо перед ними у открытого багажника мама и бабушка громко спорят, как вместительно уложить сумки и ничего при этом не помять.
Кажется, что в голове лопается множество мыльных пузырей. На язык ни одно слово не идет. Толик смотрит на него украдкой.
– Ух ты, вот это суета, – начинает он так, будто видит Дениса впервые и сейчас неуклюже начинает знакомство. – Собираетесь куда-то? – Денис равнодушно отвечает, куда. Толик невесело улыбается: – М-да… скверно все вышло.
– Ой, да брось! – В голосе звучит некоторая едкость. – Я же все равно сую нос куда не надо, так какая разница?
– Это очень плохой настрой. – Толик разворачивается к нему всем телом. – Ни в коем случае не слушай ни меня, ни Славку. Ты ни в чем не виноват и никогда не был, идет? Здесь только я капитально опрофанился, потому что… Да, ты все верно сказал, я думал только о себе и о том, каким плохим другом я стану, если промолчу.
– Поздравляю, Толян, ты стал даже хуже, чем себе представлял.
– То, что я натворил… Мне действительно жаль. Ты правильно сделал, что не сдержался вчера. Прости, если сможешь.
Денис выдает язвительное «пф-ф-ф» и закатывает глаза. Может Толя и признал свою вину, но многое ли это поменяет?
– Слава с тобой не согласится. Я ведь бешу его. С самого начала бесил, скажешь нет?
– Не принимай его слова только на свой счет.
От этого ответа колет обидой еще ощутимее.
– Как тебя понимать? Ты забыл, что он сказал? Наша с Муратом «лав-стори» ему резьбу сорвала! Он же буквально выгнал меня.
– Все я помню, поэтому и говорю: дело не только в вас двоих. – Толя медленно выдыхает сквозь плотно сжатый рот, его пальцы громко хрустят. – Когда ты ушел, я подумал, что у меня получится все замять, но вышло только хуже. Мы крупно с ним поссорились, пожалуй впервые за все время нашей дружбы. Он сказал, что ему нужно о многом подумать, поэтому сегодня утром он уехал с дедом на озера. Полагаю, на три дня точно.
– Попутного ветра, значит. – Денис отрешенно глядит на сине-розовое небо. Его руки сами по себе теребят застежку рюкзака, то открывая, то закрывая кармашек. – Мне уже плевать. Я просто хочу спокойно уехать.
– Ни о чем не жалея?
Возникает неприятная пауза. Толик поймал его. Остается только признать, что ему на самом деле ни в коем разе не плевать и никогда не будет. Пальцы в очередной раз расстегивают кармашек рюкзака, но Денис не закрывает его обратно, запускает руку внутрь: где-то там, среди ключей и разной мелочевки, должны быть огрызок карандаша и завялившийся чек.
– Дай мне свой номер. – Он протягивает их Толику. – И адрес вашей общаги. Встретимся, может. Не знаю. На всякий случай. – Пока Смирнов старательно выводит буквы на коленке, Денис вспоминает, что у него есть одна вещь, которую неплохо бы вернуть. – И вот еще. Отдашь Славке, когда он вернется?
Толик берет в руку черную записную книжку. Денис хотел перед
