Леонид Андреев - Том 6. Проза 1916-1919, пьесы, статьи
Таня. Вам хотелось бы лететь, Михаил Федорович?
Таежников. Хотелось бы, Таня. Молчите — и будем лететь.
Прелестнов (поднимая стакан). Итак! За твое здоровье, Егор, — теперь мы все должны пить за твое здоровье, чтобы оно, так сказать, окрепло. Крепкое здоровье — основа богатства. Кто ты теперь, вдумайся? Ты теперь — хорист в оперетке, черт возьми, на тебя публика смотреть будет. Публика — и даже бинокли. Как называется этот сад, где оперетка твоя?
Монастырский. «Кинь-грусть».
Прелестнов. Какое имя! Ведь я в этот сад только через забор могу попасть, а ты там свой человек, без тебя и музыка играть не начнет! Нет, каково? Давно ли я знал тебя презренным пьяницей, готовым за целковый отпеть любого толстопузого мошенника, а кто ты ныне? Голова кружится! — Сколько авансу?
Монастырский. Пятнадцать рублей.
Паулина. Ого, сколько! Молодец!
Прелестнов. Пятнадцать рублей одного авансу-неизвестному человеку, который может еще и сбежать, подозрительной личности в испанской шляпе! Извини меня, Егор, ты знаешь, как я уважаю тебя и горжусь нашей дружбой, но ты же подозрительная личность! Другого красят борода или усы, а у тебя и этого нет! (Таинственно.) Я даже боюсь, Егор: нет ли тут ошибки? Хорошо ли тебя рассмотрел твой амфитрион? Не близорук ли он?
Монастырский. Постой-ка… что я вижу! (Встает и срывает невдалеке чахлый цветочек.) Миша, я цветок нашел! Позвольте, фрейлейн Полина, поднести вам… приколите!
Паулина (краснея). О, мерси, благодару. Какой милый цветочек… Таньхен, цветочек!
Таня (садясь). Михаил Федорович, они цветок нашли! Посмотрите!
Таежников (вставая). Откуда еще цветочек?
Все рассматривают и нюхают бледный и пыльный, без запаха цветок.
Недурен цветочек. Крепче держите его, Полина, а то Татьяна Тимофеевна отнимет.
Паулина (прижимая руки к груди). О! Я не дам.
Таня. Я пойду искать себе. Я и не знала, что здесь есть цветы, надо Сеничку послать… (Отходит.)
Прелестнов. Ты любимец муз, Егор. Получив аванс, ты и на этой скудной ниве срываешь розы… о изменчивая богиня счастья, фортуна! Наполним фиалы!
Таежников присоединяется к Тане, безуспешно ищущей цветок Останавливаются недалеко, возле груды досок. Монастырский, аккомпанируя на гитаре, поет чувствительный романс, к нему присоединяются охрипший тенорок капитана и контральто Паулины; поют тихо и складно.
Таежников. Не ищите напрасно, Таня. На этой скудной ниве, как верно выразился пьяный капитан, вы не найдете живых цветов. То — мертвый цветок: разве вы не заметили, как бледны его лепестки, как безжизненно его чахлое лицо? Присядем здесь.
Таня. Вы были такой веселый… что опять сталось с вами?
Таежников. Я не знаю, Таня. Но, когда я смотрел в небо, какое-то темное предчувствие шевельнулось во мне… точно чье-то черное крыло на мгновение закрыло синеву и смятением наполнило мою душу. Какое-то несчастье ждет меня, Таня.
Молчание. Таежников задумался. Таня беспокойно и ласково смотрит на него.
Таня. Что с вами, милый… Михаил Федорович? Вы еще никогда не говорили так.
Таежников. Разве никогда? Да, я многого совсем Не говорю… и многое говорю не так, как надо. Кто я — злой или добрый, разгадать мне это?
Таня. Сегодня вы добрый, как… как…
Таежников (улыбаясь). Почти как вы — да. Не знаю, почему, но нынче все время я чувствую за собою благостную и печальную тень одной женщины. Нет, не думайте… я говорю про мою умершую мать, о которой я также никогда не говорил вам. Зачем она пришла? Что она хочет сказать мне?
Таня (тихо). Она часто приходит?
Таежников (также тихо). Нет. Таня, а что, если я скоро умру? Вы и представить не можете, до чего иногда я боюсь смерти — до ужаса, до подлости! Мне так много нужно сделать, но вдруг она раньше схватит и перервет мою глотку… это мой враг, Таня. Это она так жестоко иссушает мою душу и пьет мою кровь, это она в зародыше губит цветы моих творений, это она не хочет, чтобы я стал… (тихо) великим. Она убьет меня! Вы знаете, что однажды я уже стрелял в себя, вот сюда, вот в это место. Кто тогда поднял на меня мою руку? А если опять? Ведь так трудно, так страшно жить, Таня!
Таня (складывая руки, как на молитве). Если вы умрете, я тоже не останусь жить.
Таежников (рассеянно, не вникая в смысл). Да? Вы добрая, Таня. (Хмуро.) Ну, довольно. — Хорошо они поют.
Таня. Хорошо.
Таежников. И почему капитан старик и уже скоро должен умереть, когда он еще ребенок? Лысый, пьяный, красноносый ребенок. А Монастырский и вовсе не пьян, он ведь хитрый, Таня. Он только еще боится поверить в свою фортуну, а когда поверит…
Таня (оглянувшись, вскрикивает). Ванька идет! О Господи!
Отодвинув доску, на пустырь пролезают трое пьяных фабричных; у одного, Ваньки, гармония, на которой он немедленно начинает пиликать. Приближаются к Паулине и остальным.
Паулина. Ванька!.. Ой, я боюсь. Егор Иваныч, я боюсь, он меня убьет. Я ему совраль, что дома буду.
Прелестнов (выступая вперед). Позвольте!.. Эй, посюшьте, вам что здесь надо? Место занято нами, проваливайте, друзья.
Ванька (переставая пиликать и с усмешкой переглядываясь со своими, нагло). Это кто же его занял? Ты, что ли?
Прелестнов. Не ты, а ваше благородие… ск-а-тина!
Ванька. С морды-то будто и не похоже на благородие, а скорее свинья на огородив!..
Хохочут. Ванька пиликает.
Прелестнов. Это… это черт знает, что такое! Какая-то наглая харя… пароль донер!
Ванька (переставая пиликать). Пороли не пороли, а не ты на козлы клал, благородие красноносое! Митька, гляди — и твоя Танька тут… вот так баре, всех наших девок забрали. Полька! — ты это что же, а? Пошла домой, а то гармони не пожалею, сейчас об твою голову разобью! Ну?!
Паулина. Ой, не надо, Ванька! Я пойду!
Ванька (пиликая). Или три рубля давайте, слыхали? Даром грабить себя не позволю.
Митька (хрипло). И пять дадут, как морды считать начнем.
Прелестнов (краснея и надуваясь). Послушай, ты… червяк! Вон отсюда! Сейчас хожалого позову.
Ванька (бросая гармонию). Скорее зови.
Быстро бьет Прелестнова, и тот валится. Смутно понимая, в чем дело и отчего он упал, на карачках отползает в сторону.
Пьяные хохочут.
Куда же вы, ваше благородие? Посидели бы с нами. — Дай гармонь, Степа.
Митька (хрипло). В Киев на богомолье пополз.
Хохочут.
Таежников (дрожа от гнева и невольного страха). Ах, негодяй!
Таня (не пуская). Михаил Федорович! Я не пущу, они вас убьют.
Ванька. Смотри, Мить, барин-то к твоей приспособился, хлеб отбивает. Стыдно, барин!
Таежников. Молчать!
Ванька (весело). Да ты что из-за досок кричишь, какой храбрый? Ты сюда выйди, а? Сюда-то не хочешь — не ходи, мы сами к тебе придем. А гитара еще чья?
Монастырский (хрипло). Моя.
Ванька. А ты еще откуда заявился, сирота казанская? Твоя, говоришь? Ну — помяни ее во царствии небесном.
Бьет гитару ногой. Хохот.
Монастырский. Ты гитару? Ты… мою… гитару?! А?!
Ванька (важно). Не ори. (Пиликает.) Полька, ты скоро?
Монастырский. Полька?.. Ах?!
С невнятным и грозным ворчанием набрасывается на пьяных, в три-четыре удара разносит их. Убегают за угол, он их преследует. (Эту сцену желательно провести возле кулисы, так, чтобы самая драка происходила за глазами зрителей.) Крики, ругань, топот, постепенно затихающие.
Паулина. Ой, боюсь! Ой, молодец-молодец! (Бьет в ладоши.) Ага, Ванька!.. Так, так!..
Прелестнов (сидит на земле, восторженно поощряет). Так их! Ага! Бегут! Гони их! Ага! Молодец Егор, постоял!
Монастырский (весь взъерошенный, возвращается, поднимает гармонию и с размаху бросает ее вслед убежавшим). Гармонию возьми! Ах, черти пьяные… гитару, а?
С волнением разглядывает гитару. Паулина также. Капитан, поднявшись, несколько ошалело оглядывается и торжествующе грозит кулаком куда-то вдаль.
