Лев Толстой - Том 11. Драматические произведения 1864-1910 гг

Венеровский. Да ведь это вы только сделаете, ежели я буду говорить!

Любочка. Нет, просто сделаю. Я уж рассердилась.

Венеровский. И вы полюбите меня таким образом?

Любочка. Коли вы будете милый — полюблю. Я никого еще не любила, только одного немножко. Да это не считается.

Венеровский (улыбается, берет ее за руку и в нерешительности, поцеловать [ли]). Да, и так пожить… но… для этого нужно: первое — средства, второе — забыть принципы…

Любочка. Не говорите глупые слова! (Подносит ему руку к губам и жмет его за лицо.) Это все пустяки!

Венеровский. Миленькая… (Хочет обнять.)

Любочка. Не говорите: миленькая, это так нехорошо, противно… такое слово глупое.

Венеровский. Отчего же вам неприятно? ну — прелестненькая…

Любочка. Не умею растолковать… не хорошо, неловко. Миленькая!.. Гадко отчего-то. Вы не умеете ласкать. (Улыбается.) Ну, да я вас выучу. Неловко как-то, я не умею сказать.

Венеровский. О, как обворожительна! Вот эстетическое наслаждение!.. Что я вру… вот глупо… ну да… Так я вам нравлюсь, Любенька?

Любочка. Да. Только отчего вы ходите, точно у вас ноги больные?

Венеровский. Что я глупости говорю! (Встает.) Нет, Любовь Ивановна, надо на жизнь смотреть серьезнее. Пройдемтесь по саду…

Любочка. Пойдемте.

Уходят и встречаются с Беклешовым.

Беклешов (тихо Венеровскому). Ну, брат, готово. Девицу Дудкину так натравил на студента, что не растащишь.

Входят Марья Васильевна и Иван Михайлович.

Иван Михайлович (Беклешову). Я рад, что Анатолий Дмитриевич вам поручил переговорить о денежных делах. Я передам вам, а вы передайте ему. Я очень понимаю Анатолия Дмитриевича. Он так высоко благороден, так деликатен, что…

Беклешов. Без сомнения. Я вам скажу, я практический человек, но понимаю в этом отношении отвращение Венеровского от этого разговора. Ведь всегда найдутся добрые люди, перетолковывающие все навыворот…

Иван Михайлович. Ну да, ну да. Мы сейчас можем этим заняться. А то приедут гости. Вот извольте видеть… Любино состояние — состояние матери…

Марья Васильевна. Надеюсь, Jean, что ты ничего не решил без меня. J'espère, Jean, que vous ne déciderez rien sans moi. Я мать, и состояние мое.

Иван Михайлович (удивленно). Что ты? Что ты, Марья Васильевна? (Тихо.) Что ты, нездорова? Ведь мы уж, кажется, переговорили с тобой.

Марья Васильевна (вдруг сердито). Кажется, я мать, и прежде, чем решать дела с посторонними, нужно, чтоб они со мной говорили. И так говорят, что меня никто в грош не ставит. Почитают меньше чулка. Состояние мое, и я ничего не дам, пока не захочу. Захочу, так дам. Кажется, прежде меня надо спросить. И приличия того требуют. Хоть у них спроси. Rien que les convenances l'exigent, — demandez à monsieur.

Иван Михайлович. Вот не ожидал! Да что с тобой? Опомнись, приди в себя. Подумай, что ты говоришь при чужих людях.

Марья Васильевна. Ты не знаешь, может быть, что говоришь, а я очень знаю. Все говорят, что жених человек неизвестный.

Иван Михайлович. Неизвестный человек! Пожалуйста, не говори глупостей!

Беклешов. Все это довольно странно, ежели не сказать больше.

Марья Васильевна. Нет, довольно я терпела. Все говорят, что я последнее лицо в доме. Я всю свадьбу расстрою!

Иван Михайлович. Да что ты? Отчего? Что тебе надо?

Марья Васильевна. А то, что я его не знаю. Я ничего дурного не говорю. Je n'ai pas de dent contre lui,[105] a только не хочу до свадьбы ничего давать из состояния. Волоколамское мое. После свадьбы, ежели он будет почтительный зять, я посмотрю и дам, а то всякий писатель будет…

Иван Михайлович (строго берет ее за руку) Будет. Пойдем, там переговорим.

Марья Васильевна (робея). Я ничего, Jean, некуда мне идти, laissez moi en repos, au nom du ciel.

Иван Михайлович (Беклешову). Ну, вот видите, это странный каприз, но вы понимаете, что это не имеет никакого значения. И я бы вас просил умолчать об этом перед Анатолием Дмитриевичем.

Беклешов (глубокомысленно). Я очень хорошо понимаю, боюсь, что слишком хорошо понимаю.

Входят гость и гостья, вслед за ними Любочка и Венеровский.

Гость. Мы только узнали. Вот неожиданно-то, душевно поздравляю.

Гостья. Вот радость-то вам, Марья Васильевна.

Иван Михайлович. Очень, очень благодарен.

Марья Васильевна. Да, так неожиданно. Вот и жених с невестой, рекомендую.

Венеровский (мрачно смотрит на гостей и останавливается). Да, Любовь Ивановна, надо очень любить то дело, за которое взялся, надо сильно желать вырвать вас из этого омута и спасти, для того чтобы подчиниться всей этой отвратительной и возмутительной пошлости. Посмотрите, что это? И с этими людьми надо входить в отношения!

Любочка. Ну, что вам стоит!

Иван Михайлович. Вот он. (К Венеровскому.) Это дядя жены, это мой двоюродный, прошу познакомиться.

Гость. Позвольте рекомендоваться, как будущему родному, душевно поздравляю. (Протягивает руку.)

Гостья. Очень, очень рада познакомиться, так много о вас слышала. Люба, поздравляю!

Венеровский кланяется, кладет руки за спину, отворачивается и отходит к Беклешову.

Гость. Однако невежа!

Гостья. Какое странное обращение с родными!

Венеровский (Беклешову). Тоже лезут с рукопожатиями! Их надо осаживать… Они это очень понимают. (Говорят тихо.)

Иван Михайлович. Милости просим в гостиную, да и обедать пора; вот благословим жениха с невестой.

Гость. Ну что, нашли управляющего, Иван Михайлович?

Иван Михайлович. И не говорите, так мучаюсь…

Любочка, Марья Васильевна, Иван Михайлович и гости уходят в дом.

Беклешов и Венеровский.

Беклешов. С девицей Дудкиной уладилось дело великолепно, — немного подкадил ей и студенту, открылся за него в любви и сцепил так, что не растащишь. Эту затравил. А насчет денежных отношений скверно дело совсем. Родительница хочет тебя держать на уздечке и высматривать почтительность зятька. Манера известная! Ну, да и родитель хорош, могу сказать…

Венеровский. Родитель подличает. За одно это и можно прощать ему многое.

Беклешов. Хорошо бы, коли бы абсолютно подличал, а на мой практический взгляд, вся эта сцена опять подыграна, и родительница только напоказ дура. Это тот партнер, которого никто не видит и который жесток и во всем мешает доброму партнеру. Ну, да мы и не таких травили.

Венеровский. Однако неприятно, сейчас должно проделать дурацкие церемонии, тогда как дело так неопределительно.

Беклешов. Что ж, разве эти церемонии к чему-нибудь обязывают? Идеалист, я говорю! Ты все думаешь, как бы тебе не поступить дурно. Выкинь, братец, из головы; для них нет ни честного, ни бесчестного. Иначе всегда будешь в дураках с этим народом. Смотри на вещи просто. Ежели бы тебе нужно было спасти друга из вертепа разбойников, разве ты бы стал бояться обмануть разбойников? Ну, то же отношение для них. Дело все в самом факте бракосочетания, и ежели не раньше, то в сей достопамятный день старец сей будет затравлен твоим покорнейшим слугою. И тебе заботиться не о чем. Все будет произведено в лучшем виде. Вот тебе мое слово. Ну, пойдем же.

Уходят в дом.

Те же и Любочка.

Любочка (выходит). Пойдемте ж, Анатолий Дмитриевич, нас благословлять будут. (Весело.) Что вы тут стоите? Я тоже смотрю, что это пустяки, да нельзя же.

Венеровский. Мне самому на себя смешно и гадко будет, да, хе-хе! Любовь Ивановна, противна мне эта комедия. Вы знаете мои убеждения.

Любочка. Ну, ну, ну, не рассуждать!

Уходят в дом Беклешов, Венеровский и Любовь Ивановна. Теперь мой месяц (в двери к студенту и Петруше.) Петя, иди, скорее, мамаша велела. Очень нужно.

Те же, выходят студент и Петруша, жуя. За ними Катерина Матвеевна.

Петруша. Ну, зачем?

Любочка. Иди, пожалуйста, узнаешь. (К Венеровскому.) Ну, ну, Анатолий Дмитриевич, не рассуждать. Идите.

Все уходят в дом. Входят студент и Катерина Матвеевна. К окну бегут дворовые.