Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
Но выхолостень и не собирался помирать. Жилось ему не хуже, чем богатому барину; отъелся до того, что едва в конуру влезал. Панфило не привязывал его, думая, что пёс убежит на улицу и там его загрызут собаки. Но пёс был домосед. А ещё был он ласков, глаза умные; всё понимают, только сказать не могут. Увидит хозяина в добром расположении духа, подойдёт, встанет на задние лапы, а передние на грудь положит. Старик сперва злился на это, потом привык. А Фёкла души не чаяла в собаке.
В огороде переругивались между собой соседки.
- Всю рассаду измяла! Ишо зайдёт – ноги переломаю! – грозилась Фёкла.
- У своей ломай! – добродушно отбрехивалась Агнея.
- Моя по огородам не шныряет.
- Рассады пожалела! Да зайди ко мне – дам, сколь в подоле унесёшь.
«Видно, опять ихняя свинья набедокурила! – догадался старик. – Ну, погоди, сосед! Теперь мой черёд шутить...» Взяв пешню, спрятался за рассадником и стал поджидать хавронью. Ждать долго не пришлось. Подкравшись тихонько, со всего маху ударил свинью по задним ногам и столкнул её в яр.
«Уж бил бы насмерть, старый козёл!» – ворчал Евтропий, вытаскивая из яра свою живность.
- Аспид! – голосила Агнея. – Я тебе всё припомню! Так и знай, что опять головёшек в бороду натычу!
Евтропий посмеивался.
- Не я ли говорил, что свинья не ко двору?
- Другие мужья в драку лезут, а у его полон рот смеху.
- Да из-за чего драться-то? Она без ног-то лучше. Больше сала належит.
- Вот сдохнет, тогда и тебе худо будет!
- Выходим. К дяде Лавру свезу.
Завалив свинью на телегу, привязал её и поехал в Бузинку. Можно было бы дорезать, но летом мясо скоро портится, да и появился предлог навестить дядю, с которым Евтропий жил душа- в- душу.
- За кролами поглядывай! – наказывал он жене. Кролы – дядин подарок – дали второй приплод.
Евтропий ехал не спеша, зная, что Лавр по старости лет редко отлучается из дому, чаще сидит за самоваром, поджидая нечаянных гостей. На божнице у него, за иконой, всегда припрятана одна, а то и две нераспочатых бутылки.
Схоронив последнюю жену, он принял на квартиру старую деву из монашек, плоскую и зубастую, как пила. Была она сварлива и привередлива. Несколько недель старик терпеливо сносил её руготню, но, после того как она обнаружила его тайник и выбросила оттуда бутылки, не сдержался и прямо в сморщенный нос квартирантки сунул по всем правилам сложенный кукиш. Хоть и по правилам, а не угодил. Горюха удивилась и с того дня занемогла. Лавр свёз её в больницу и теперь по четвергам носил передачи, радуясь своему одиночеству.
- Хлеб-соль, дядя! – поздоровался Евтропий.
- Садись, – пригласил ветеринар, веселея: ожидание не было напрасным.
- Я к тебе по делу, – для приличия отказался Евтропий, блудя глазами.
- Сядь рядком, потолкуем ладком.
Призывно забулькала водка; быстро потекло за разговорами время. Евтропий не скоро вспомнил, что на телеге привязана свинья.
- Какими судьбами? – доставая другую бутылку, спросил хозяин.
- Попутье было, – не желая отвлекаться от столь важного дела, уклончиво сказал Евтропий. Ветеринару и это пришлось по душе. Переговорив обо всём, что допустимо за столом, они запели.
Песни перемежались разговорами, которые были сперва неторопливы, а потом и невнятны.
- А кк-кролы... кролы мои... как? – костенея языком, спрашивал старик.
- Плодятся! – Евтропий ещё не заикался.
- Вооо... Наследство доброе до... досталось.
- В самый раз. Ох язви те! Я ведь к тебе с задельем! – спохватился Евтропий.
- Не егози. Сиди, пока сидится.
Эх, пить будем И гулять будем! А смерть придёт – Помирать будем!- Свинья-то уж околела, поди?
- Какая свинья?
- Моя. Ноги у ей повело. Лечить привёз.
- Ты её кальцием.
- Кальцией! Эт-та можно!! – гаркнул Евтропий. – Звенел звонок нащееет поверкиии...
- Ланцов заддумал убеежааать! – подхватил старик.
К ночи они притомились и уснули прямо за столом, как засыпали все, кто
