После завтрака - Дефне Суман
Бурак поднял голову. Его глаза впали и покраснели.
– Нур, что известно Уфуку?
Только увидев свое отражение в зеркале, я поняла, что дошла до буфета и налила себе коньяку. Щеки впали, на них легли тени. Я включила си-ди-проигрыватель. Зазвучал Альбинони. Сначала орган. Потом контрабас, словно биение сердца. Еще слишком рано, чтобы услышать сердце, сказала женщина, делавшая мне УЗИ. Она не знала, зачем я пришла в клинику. Это сердце никогда не будет биться. Орган. Скрипка. Виолончель. Я закрыла глаза. Мама. Моя мама очень любила эту музыку. Я не смогла стать мамой, мама. Пробудись во мне, мама. Ты должна была помочь мне нести этот груз. Мне нужна была только ты. Только ты должна была держать меня за руку. Тебе нельзя было уходить так рано. Не нашлось того, кто обнял бы меня так, как обнимала ты.
– Нур?
– Да?
– Что известно Уфуку?
Мужчины! Вы только думаете что друг о друге. Всё меряетесь пипирками. Я залпом выпила коньяк, но новую порцию наливать не стала, поставила бокал на буфет и вернулась к столу. Стоя закурила. Привычно защелкнула зажигалку и сжала ее в кулаке. Затягиваясь, подумала, от чего же больше зависима: от табака или от запаха бензина от зажигалки. Легкие сжались от дыма.
– О том, что мы переспали, он не знает. Если ты это хочешь узнать.
Бурак, конечно, огорчился оттого, что я так сказала. Мне следовало употребить выражение «провели вместе ночь». Непроизнесенные слова витали между нами, как призраки. Мы всё ходим вокруг да около. Нет, Бурак, Уфук не знает, что это был твой ребенок. А он был твой. Задай вопрос, Бурак! Да, я забеременела от тебя. Уфук старался целый год, но никак не получалось. А ты с одного выстрела попал в мишень. Браво! Теперь я инстинктивно должна считать тебя более привлекательным, так? А вот не так. Уфук ушел от меня. Ему позвонили из клиники. Вашей супруге сделали аборт. Операцию. Как не знаете? На согласии стоит ваша подпись. Да, документ у нас на руках. Конечно, пришлем вам факс. И с того дня я Уфука не видела. Я тоскую по нему, только по нему, Бурак. Не по тебе.
– Ты и ему не сказала, так? Он тоже узнал уже потом. Поэтому его здесь сейчас нет.
Отличное журналистское расследование, ничего не скажешь. Музыка смолкла. Как быстро! Я снова нажала на кнопку «Play». Раз уж вернулась к буфету, налила себе второй бокал. Подошла к окну. В саду лежали вечерние тени. Поднялся легкий ветерок. Я подставила ему грудь. Может быть, станет чуть прохладнее. Вдохнула запах опавших листьев. Водоросли, сточные воды, лодос и крики чаек. Отсюда моря не видно, но слышен его голос, чувствуется его прохлада. Захотелось искупаться. Горло и желудок горели. Что мы делаем в этой комнате, Бурак? Зачем играем в двух взрослых людей? Произносим реплики, которые необходимо произнести. Там, где нужно, – молчим. Испытываем положенную нам боль. Давай спустимся к причалу, поплаваем. Заплывем подальше. Обнимем соленую морскую синеву. Полежим на спине, посмотрим на небо. Пусть наши руки и ноги тихо, мягко соприкоснутся, переплетутся, будто водоросли. Как это было когда-то. В те дни, когда мы на рассвете вбегали в море на безлюдном пляже далекой бухты, где познакомились.
Бурак подошел ко мне. Теперь мы стоим рядом у открытого окна. В моей руке бокал с коньяком. В такую жару глупо, конечно. Но моя мама… Альбинони и мама. Мама, я и моя дочка. Это точно была бы девочка. Я знала. Может быть, если это был бы мальчик, мне не было бы так страшно. Но душевная связь с дочкой – нет, это не в моих силах. Я потерпела бы поражение. Не смогла бы привязаться к ней. Потому что мы, мы все, не смогли привязаться друг к другу. Фикрет ищет корни нашего проклятия не там, где надо. Дело тут не в нашем прадеде, а в матери Ширин Сака, которая бросила свою дочь, избавилась от нее. Бабушка была тогда маленькой девочкой. Ее отец умер. А мать отослала дочурку к какому-то дяде Невзату с невесть какой задней мыслью. Вчера за завтраком бабушка рассказала нам о своем детстве, в котором не было любви. То, что искал Фикрет, было у него под носом. Вновь и вновь самовоспроизводящаяся трагедия невозможности настоящей семейной близости. Может быть, я, сама того не зная, поставила последнюю точку в этой трагедии.
Я придвинулась ближе к Бураку. Наши руки соприкасаются. Обними меня за талию, прижми к себе. Защити меня, позаботься обо мне, скажи, что пока ты рядом, со мной ничего не случится, что я больше не одна. А я склоню голову тебе на грудь. Не буду больше ни в чем упорствовать, не буду придумывать объяснения, боясь, что меня неправильно поймут, не буду говорить себе, что решу все сама, а расскажу потом. Я просто отдамся на волю Бурака, как отдаюсь на волю моря, когда лежу на спине. Хорошо?
Бурак отвел руку. Вернулся к столу, рассовал по карманам брюк телефон, наушники и блокнот. Я испуганно наблюдала за ним.
– Я пойду подышу немного свежим воздухом, Нур.
– Я тоже. Давай перекусим чем-нибудь в Виранбаге.
– Нет. Я хочу побыть один. Немного собраться с мыслями…
Он протянул руку к дверной ручке. Я подбежала к нему. Да, я тоскую по Уфуку. Но ухода Бурака я просто не смогу перенести. Не знаю, может быть, я слишком много выпила. Превратилась в одну из тех женщин, которые не могут понять, что им нужно. Я не хотела, чтобы он ушел и оставил меня одну. Схватила Бурака за руку, которой он поворачивал ключ. Тщетно. Он открыл дверь, вышел в прихожую. Оттуда в сад. Я побежала за ним босиком. В ступни врезались камешки. Бурак уже открывал калитку, когда
