Черный торт - Шармейн Уилкерсон
Звонок в дверь. Когда дети Кови входят наконец в дом Лина, шок от созерцания той женщины, очень похожей на его дочь, затмевает все остальные мысли. Лишь потом, когда Банни заденет бедром кофейный столик, – все такая же неловкая эта девочка! – Лин окинет лучшую подругу своей дочери долгим пристальным взглядом, и память вновь перенесет его в тот день 1965 года.
Встреча с Лином
Они заворачивают за угол, проезжая мимо дома, утопающего в зарослях кротона с желтыми и оранжевыми листьями. Веранда-ланаи[35] затянута противомоскитной сеткой. Припарковав машину на подъездной дорожке, Байрон направляется к ближайшему входу и замечает под верандой небольшой бассейн. Кромка бассейна выложена плиткой с изображением дельфинов. На входной двери висят ветряные колокольчики и знак «Добро пожаловать» в форме дельфина. «Вполне по-флоридски», – думает Байрон, вытирая пот со лба и отлепив рубашку от взмокшего тела. Поневоле он вспоминает прохладный утренний воздух Тихоокеанского побережья.
Дверь открывает маленькая полная женщина. У нее зубы, как на рекламе зубной пасты, и кубинский акцент.
– Входите, мистер Лин ожидает вас в задней части дома, – говорит она, провожая их через просторную комнату с полами кремового цвета.
Байрон на ходу качает головой. Зачем они здесь вообще? Им действительно необходимо встречаться с этим человеком? Нервозность, в которой он пребывал всю дорогу от гостиницы, перерастает в нечто вроде раздражения, усугубляемого присутствием Марбл. Конечно, Джонни Линкок и ее дед тоже, но для нее все обстоит иначе. Если уж проводить сравнения, то ее отношения с их матерью и семьей в целом – это две большие разницы.
Войдя в следующую комнату, Байрон решает разобраться с этим человеком. Этим человеком, который считается его дедом. Человеком, чье безответственное поведение и предательство заставили мать Байрона скрыться, едва не убили ее, стали причиной того, что она потеряла все и почти всех, кого знала. И в конечном счете столкнулась с обстоятельствами, которые могли бы сломать жизнь любой молодой женщине.
Байрон видит престарелого китайца с черными как смоль волосами, сидящего на плетеном диване. Рядом с ним – трость и столик со стеклянным верхом, уставленный фотографиями в рамках. Наклонив голову и опираясь на трость, старик поднимается с дивана. Он высокий, этот Джонни Линкок, но изможденный старостью, только волосы густые, ровного черного цвета, словно парик. На столике – фотографии детей. У этого человека, вероятно, есть другие внуки. Но он не заслуживает того, чтобы его называли дедом.
«Всегда уважай старших», – говорила, бывало, мать Байрона. Мама имела в виду: будь всегда вежливым, будь всегда внимательным. Но нет, думает Байрон. Если мы действительно хотим уважать людей зрелого возраста, то должны признавать в каждом полностью сформированную личность с долгой историей, мы должны быть готовы воспринимать их такими, какие они есть, и не бояться называть дерьмо дерьмом независимо от возраста. Как в случае с этим человеком, разрушившим жизнь их матери. Этот человек не заслуживает вежливости Байрона.
Джонни Линкок не здоровается, не обменивается с ними рукопожатиями, не приглашает сесть. Он просто с открытым ртом пялится на Марбл. Потом тычет Бенни в плечо и указывает пальцем попеременно то на нее, то на Байрона.
– Вы, двое. Очень похожи на вашего отца, – кивая, бормочет Джонни Линкок. – Копия Гилберта Гранта.
Потом он вновь переводит взгляд на Марбл. Повернувшись к столику с фотографиями, он выбирает одну из них и сует в ее руку. Байрон видит, что это черно-белый снимок девочки-подростка в школьной форме – в клетчатом сарафане поверх белой блузки. Ошибиться невозможно. Девочка чертами лица очень напоминает Марбл, только гораздо смуглее. Бенни берет фотографию из рук Марбл.
– Наша мама! – говорит Бенни.
Байрон чувствует, как сдавило горло. Он смотрит на старика. Кем тот возомнил себя, раз держит в гостиной фотографию мамы? Байрон не испытывает никаких чувств к этому человеку. Но потом Джонни Линкок улыбается кривой улыбкой. Это улыбка его мамы. О Иисус, это улыбка самого Байрона! И Байрону хочется схватить старика за грудки и трясти до тех пор, пока тот не рухнет на пол.
Джонни Линкок бредет обратно к дивану. Этта отшатывается, чтобы дать ему дорогу, и натыкается на кофейный столик. Старик опускается на диван и устраивается поудобнее.
– Банни Прингл! – произносит он тоном, смысл которого непонятен Байрону.
Таким тоном взрослый обычно бранит ребенка. Нет, в его голосе есть что-то еще. Что-то более резкое. Дело в том, что она знала, так ведь? Она знала, что Кови выжила, после того как бросилась в море много лет назад. Знала и все же не сказала ему.
– Мистер Лин… – произносит Этта, садясь на другой край дивана и не глядя на Джонни Линкока.
Байрон, Бенни и Марбл делают то же, что и Этта. Каждый садится на стул напротив дивана.
– Марисоль! – зовет Джонни Линкок.
В комнату входит женщина, открывшая им дверь; она катит перед собой сервировочный столик с напитками и закусками вроде арахиса.
– Лайм с содовой, – указывая на столик взмахом руки, говорит он.
Марисоль расставляет стаканы. В каждом плавают ломтики лайма и коктейльная вишенка.
– Помнишь лайм с содовой, а, Банни? – обращается Лин к Этте. – Вы с Кови любили этот напиток. Вы любили одни и те же вещи, правда? Всегда все делали вместе, как сестры.
Этта ерзает на диване.
– Конечно, я выпью, – не поднимая глаз, говорит она и берет стакан с напитком.
Байрон поверх своего стакана наблюдает за Эттой. Харизматичная женщина, при первой встрече тепло обнявшая Байрона, прямо у него на глазах превращается в холодное существо, лишенное эмоций. Это человек, способный всю жизнь хранить тайну. Человек, затаивший гнев глубоко внутри. Она не изжила своей обиды на Джонни Линкока, так? Что ж, теперь их двое.
Этта Прингл сейчас здесь, потому что мама попросила ее устроить встречу с их дедом. И вот они здесь. Но у Этты плотно сжаты губы, и Байрона начинает немного мутить. С другой стороны, Бенни и Марбл как будто очарованы встречей с отцом их матери. Подавшись вперед, они слушают комментарии Джонни Линкока по поводу людей, снятых на других фотографиях.
Как будто им есть до этого дело!
А теперь Джонни Линкок рассказывает что-то о прежних днях, но Байрон почти не слушает. Он принял решение. Он намерен встать и выйти из комнаты. Нельзя бить девяностолетнего старика, но Байрон боится, что, оставшись здесь, именно это он и сделает.
