Нулевые - Роман Валерьевич Сенчин
– Что?.. Да это не суя. Это… Визбора с Митяевым путать!..
– Митяев это, ребята, Митяев, – поддержала Володьку вернувшаяся жена.
– Давайте хоть на что спорить, что Визбор, – сказала Наталья. – Андрей, у тебя сборника нет?
– Наташ, не пори ты чушь!
– Я не порю чушь, Володя. А если ты перепил, то советую лечь.
– С-слушай! Хватит мне указывать. Ясно?
– Давайте потише, – вставила жена. – Дети спят.
Володька не слышал – вскочил, навис над Натальей:
– Что ты меня вечно дергаешь?! Я сам знаю, пить мне или не пить. И сколько! Я не мальчик тебе…
– По твоему поведению не скажешь.
– За-мол-чи!
– Ладно, ладно, друзья, – заговорил Андрюха примирительно, – перестаньте. Ведь так хорошо… Давайте на мировую выпьем. Да? И пусть каждый останется при своем. – Стал разливать.
– Да нет, – Володька не унимался, – тут кто-то хочет машину свою проиграть. Что, Наталья, спорим на твою машину?
Наталья скривила губы:
– Легко. Катайся на здоровье. Правда, я не уверена, что ты на права когда-нибудь сдашь.
– Я и не буду сдавать. Продам тысяч за пять, позажигаю…
– Она пятнадцать стоит как минимум!
– Я не жадный.
– Ну всё, всё, – Андрюха поднял рюмку. – Пьем за дружбу!
– Пьем, – поддержал бородатый.
Выпили, постепенно успокоились. Решили все-таки спеть. Но чтоб детей не будить, вышли с бутылками, рюмками, кое-какой закуской на веранду. Там тоже был большой стол, стояли табуретки, стулья. После тепла в доме и выпитого показалось, что и на улице тепло.
– Всю ночь здесь будем, – объявила Наталья. – Хоть надышимся.
– Да-а, по сравненью с Москвой, воздух… М-ма!
Но тут же стали бегать в дом и одеваться.
– Друзья, только одно условие, – сказал Андрюха, когда расселись. – Поем негромко и мелодично. Соседи вокруг.
– Да никого тут нет. Пустые дома…
– Володь, это тебя касается в первую очередь. Ты у нас любитель громкости.
– Я душой пою!
– Ну вот – держи ее в рамках.
Володька укоризненно покачал головой:
– Эх, Андрюшка, занудой ты каким-то становишься… Душа в рамках… Ладно, – хлопнул в ладоши, – давайте сначала про церковь. Чтоб кровь разогнать.
– Для начала бы выпить не помешало, – заметил бородатый.
– Эт правильно!
Выпили. Володька, не закусив, сразу завел:
– У це-еркви стоя-ала-а каре-е-ета-а…
Остальные с готовностью подхватили. Эту песню пели каждый раз, когда собирались. Любили. И Сергеев хоть и не находил особой радости в пении, но, когда-то в юности услышав по радио «У церкви стояла карета» в исполнении Жанны Бичевской, с первого раза запомнил почти все слова. И с удовольствием подпевал, и чувствовал, что в груди что-то расширяется – что-то светлое и дорогое растет…
…Все го-ости-и наря-адно оде-е-еты,
Неве-еста всех кра-аше была-а…
– Ох, хорошо, – подождав, пока последние звуки погаснут, простонала Наталья. – Хорошо-то как…
– Да-а, – вздохнул и бородатый, – много чего есть в русской культуре великого, но песни – это жемчужины. Лекарство.
– Эт правильно. – Володька, подсвечивая себе зажигалкой, стал наполнять рюмки. – Теперь предлагаю «Лучину», для полного очищения.
– А знаете, кто слова написал для «Лучины»? – спросил бородатый.
Наталья сморщилась:
– Не надо, не надо! Пусть для нас будет народной.
– Так! Пьем – и поем.
И опять начал Володька. Осторожно, душевно:
То-о-о не ве…
То не ветер ветку кло-о-онит,
Не-е-е дурба…
Не дубравушка шуми-и-ит…
– То-о мое!.. То мое сердечко сто-о-онет, – грянули Наталья, бородатый и жена Сергеева. Андрюха и Сергеев помалкивали. – Ка-ак осе… Как осенний лист дрожи-ы-ыт…
– Э! Э, стоп! – вдруг замахал руками Володька. – Погодите!
– Ну что опять?
– Как вы спели? А? «Осенний»? Да не «осенний лист», а – «осины»! «Осины», понимаете?
Наталья ударила кулаком по столу:
– Ну вот вечно всё испортит! Что за день такой…
– Да с чего вы взяли? – возмутился бородатый. – Все всегда поют «осенний». И я точно помню – я текст читал. В моем спектакле эта песня звучала.
– В попсовой книжке, значит, текст читали, – проворчал Володька. – Осенний лист дрожит – х-ха!.. Да ну, всё… Ладно. – И он стал набивать трубку.
Молчали. Всем, кажется, было неуютно, неловко, то ли за себя, то ли за Володьку. Сергееву хотелось снова быстро опьянеть и уйти спать.
– Что-то сплошные споры у нас сегодня, – заметила жена.
– Редко собираемся, – отозвалась Наталья.
Еще помолчали. Потом Андрей сказал, сказал так, что у Сергеева пробежали мурашки:
– Некрасиво ты себя ведешь, Володя. Нельзя так.
– А что мне, замечание сделать нельзя? Поют неправильно, Митяева с Визбором путают… Осенний лист у них!..
– Да, теперь только вешаться, – не выдержал Сергеев; Володька его тоже сегодня раздражал как никогда. – Режиссерство устроил тут. И так настроения нет…
Володька, досадливо вздыхая, раскуривал трубку. Раскурил, смачно выдохнул дым.
– Понятно. Но… но позволю себе встать на защиту песни. На защиту правды. В песне каждое слово играет огромную роль. Недаром даже пословица есть…
– Уважаемый Владимир, – перебил бородатый. – Поскольку вы считаете себя специалистом в этой области, то, наверное, знаете, что существуют по крайней мере семь равно известных вариантов песни «Степь да степь». Так? Слова там, мягко говоря, разнятся, но ведь в голову никому не приходит какой-то из вариантов делать главным. Так или нет?
– Сейчас. – Володька налил себе водки.
– Хватит пить, – попыталась помешать Наталья, – хоть бы всем предложил…
– Оставь меня в покое. – Он выпил, пыхнул трубкой, кашлянул. – Видите ли… Одно дело варианты, а другое – «осенний». В церковной службе есть множество молитв, но слова ведь в них не меняют. Существует канон.
– Это совсем разные вещи.
– Да ничего разного!..
– Или про черного ворона! – встряла слишком активно жена; наверно, решилась перевести разговор. – Я с ней в Щукинское последний раз поступала. – И запела тоненько, с фальшивой грустью – ей явно было не грустно, а хорошо от общения с друзьями, от споров, даже от близости ссоры:
Че-о-орный ворон, друг ты мой серде-е-ешный,
Что летаешь высоко…
Сергеев поморщился, отвернулся… В холодильнике еще были куриные крылышки, что-то мясное и Наталья с Володькой привезли. Разжечь костер по новой, посидеть в одиночестве, слушая ночь, ворошить обгорающие полешки… Пить опять не хотелось – после того, как поспал, водка не брала, казалось, она не рассасывается по организму, а просто стекает в желудок, напитывает лежащую там пищу горечью… Да, или костром увлечься, или лечь в кровать. Уснуть глубоко, умереть до завтра.
11
– Приве-ет! – Но скорее не приветствие, а вопль недоумения, и на веранду поднялся Максим всё с такими же длинными волосами, с неизменными гуслями в полотняном чехле; следом за ним появилась невысокая, но стройная, темноволосая девушка. Голубые в обтяжку джинсы, белые сапожки и
