Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Чувствовалось, что смотреть в окно она умела хорошо — видимо, много тренировалась. Она не ерзала, не постукивала ногой. Настолько хорошо она это умела, настолько уходила в свои мысли, что, когда чайник закипел, это, казалось, удивило ее, словно она и забыла, что вообще его ставила. Медленно, почти неохотно, она отошла от окна, налила воды, взяла в одну руку кружку, в другую — коричневую бутылочку и повернулась к столу.
— Спите плохо? — спросил я.
Вопрос застал ее врасплох, но она не вскрикнула и не уронила кружку. Только слегка удивилась — так же, как когда засвистел чайник.
— Я вас не заметила, — сказала она, и коричневый пузырек скользнул обратно в карман халата.
Она не ответила на мой вопрос, но мне и так все было ясно. Двигалась она в темноте: брала чайник, наливала воду, зажигала газ — уверенно и привычно. Я нисколько не удивился бы, узнав, что она каждую вторую ночь спускается на кухню в два часа пополуночи, пока ее муж сладко спит и ни о чем не подозревает.
Она спросила, не хочу ли я чая. Я показал на стакан перед собой.
— Нашел виски в гостиной. Надеюсь, вы не возражаете.
Она тепло улыбнулась.
— Конечно, нет.
Она села напротив меня и внимательно посмотрела на мое лицо.
— Как ваш глаз?
— Гораздо лучше, спасибо!
Из Гарлема я уехал в таком приподнятом расположении духа, что, добравшись до дома сестры Вулли, совершенно забыл о полученных ударах. Поэтому, когда сестра Вулли открыла дверь и ахнула — я тоже ахнул.
Но потом Вулли нас представил, я рассказал, как грохнулся на вокзале, а она достала из шкафчика с лекарствами аптечку первой помощи, усадила меня за стол на кухне, смыла с губ кровь и дала пакет замороженного горошка — приложить к глазу. Я бы предпочел сырой стейк, как у чемпионов в тяжелом весе, но, как говорится, бери что дают.
— Может быть, еще аспирина? — спросила она.
— Нет, все хорошо.
Мы немного помолчали: я отпил виски ее мужа, она — свой чай.
— Вы с Вулли соседи по койке?..
— Точно.
— Значит, это ваш отец выступал на сцене?
— Под ней он оказывался так же часто, как и на ней, — сказал я с улыбкой. — Но да, это мой папаша. Начинал с монологов Шекспира, а закончил водевилями.
На слове «водевиль» она улыбнулась.
— Вулли писал мне об актерах, с которыми выступал ваш отец. Бродячие артисты, иллюзионисты… Вулли был в восторге.
— Ваш брат любит слушать сказки на ночь.
— Да, вы правы.
Она взглянула вдруг так, будто хотела что-то спросить, но затем опустила взгляд на кружку.
— Вы хотели что-то сказать.
— Это личный вопрос.
— Нет ничего лучше личных вопросов.
Она посмотрела на меня пристально, пытаясь понять, не шучу ли я. И, должно быть, решила, что нет.
— Дачес, как вы оказались в Салине?
— Это долгая история.
— У меня почти полная кружка…
Я плеснул себе еще виски, освежил в памяти свою маленькую комедию и подумал: «Может, в семье Вулли все любят слушать сказки на ночь».
Это случилось весной пятьдесят второго года, мне только недавно исполнилось шестнадцать, и мы жили в сорок втором номере отеля «Саншайн»: папаша спал на кровати, я — на полу.
Отец мой в то время был, как он это называл, в состоянии неопределенности, что всего лишь значило, что он уволен с одной работы и еще не нашел другую, с которой тоже уволят. Он проводил это время со старым другом Фицци, который жил напротив нас. Днем они шатались по округе и шарили вокруг скамеек в парке, тележек с фруктами, киосков и других мест, где люди нередко роняли пятицентовики и ленились их поднимать. Потом они шли в метро и со шляпой в руке пели душещипательные песни. Эти двое знали свою аудиторию и пели «Дэнни-бой» для ирландцев на Третьей авеню и «Аве Мария» для итальянцев на станции «Спринг-Стрит» — плакали навзрыд, словно каждое слово прочувствовали. У них даже был номер на идише о жизни в местечке — об этом они вспоминали на станции «Кэнел-стрит». По вечерам, выдав мне полдоллара на кино, они несли с таким трудом добытые монеты в кабачок на Элизабет-стрит и пропивали все до пенни.
Оба спали до полудня, так что, проснувшись утром, я бродил по отелю, искал, что поесть и с кем поговорить. Находки были, как правило, не ахти какие, но водилось в отеле несколько ранних пташек — и самой замечательной из них был, без сомнения, Марселин Мопассан.
В двадцатые клоуна Марселина знала почти вся Европа — билеты на его представления в Париже и Берлине разлетались мгновенно, зрители аплодировали стоя, толпы женщин поджидали его у черного хода. Марселин ни разу не был обыкновенным клоуном — из тех, кто разрисовывает лицо и, гудя клаксоном, шлепает по сцене в огромных ботинках. Он был с большой буквы Клоун. Поэт и танцовщик. Он вглядывался в мир, переживал его глубоко — как Чаплин и Китон.
Его лучшим номером была пантомима «Нищий на оживленной улице». Занавес поднимается, и вот он там — пробирается сквозь толпу горожан. Полупоклоном пытается привлечь внимание двух мужчин — они спорят у киоска о последних событиях; сняв помятую шляпу, пытается заговорить с нянечкой, у которой на уме только порученный ей ребенок и его колики. Нищий поднимает шляпу, кланяется, но все просто продолжают заниматься своими делами, как будто его и нет. И только он решается подойти к застенчивой опечаленной девушке, как какой-то близорукий школяр вдруг врезается в него — и шляпа слетает с головы Марселина.
Марселин кидается вслед за шляпой. Но каждый раз, когда, кажется, он вот-вот ее вернет, какой-нибудь рассеянный прохожий случайно задевает ее — и она улетает прочь. Предприняв несколько попыток вернуть шляпу, Марселин вдруг понимает, что ее того и гляди мимоходом раздавит тучный полицейский. Выбора не остается — Марселин поднимает руку, щелкает пальцами, и все замирают. Все, кроме Марселина.
Дальше начинается магия.
Несколько минут Марселин с мягкой улыбкой скользит по сцене меж неподвижных пешеходов, беззаботно, словно ребенок. Потом, взяв у торговца цветами розу на длинном стебле, застенчиво преподносит ее опечаленной девушке. Вставляет свои пять копеек в спор мужчин у киоска. Корчит рожицы малышу в коляске. Смеется, и шутит, и советует — и все без единого звука.
Но, как только Марселин собирается сделать очередной круг сквозь толпу, раздается тихий звон. Замерев на середине сцены,
