В путь-дорогу! Том II - Петр Дмитриевич Боборыкин
Весь этотъ синклитъ установился около дверей, въ первой комнатѣ, гдѣ Лапинъ съ Борисомъ расположились пить чай. Борисъ чувствовалъ себя стѣсненнымъ. Начальство, видимо, желало вступить съ нимъ въ бесѣду; а онъ рѣшительно не зналъ, объ чемъ начать ему бесѣду. Лапинъ началъ разспрашивать прикащика, но ему хотѣлось, чтобъ и самъ помѣщикъ показалъ нѣкоторыя хозяйственныя свѣдѣнія.
Всѣ чипы и власти ужасно цокали-, Телепневъ почти не по-понималъ ихъ рѣчи, особливо выборныхъ, порывавшихся говорить въ одно время. Прикащикъ отвѣчалъ довольно пространно; но все въ обиженномъ тонѣ. Онъ, видимо, желалъ дать почувствовать юному помѣщику, что опекунъ поставилъ его въ слишкомъ зависимое положеніе. Телепневъ переглянулся наконецъ съ Лапинымъ и на первый разъ отпустилъ команду, объявивши, что имъ еще будетъ время поговорить.
— Что вы, батюшка, сказалъ ему опекунъ по уходѣ сельской администраціи, точно все конфузитесь ихъ.
— Да какже, Ѳедоръ Петровичъ, вѣдь я никогда не имѣлъ съ ними дѣла, а тутъ нужно роль на себя брать…
— Не трудная штука… только небольшая разсудительность нужна… Да опять же вы не обязаны теперь… позвольте ужь… мнѣ эту тяготу нести; а вы только уваженіе имъ внушайте…
— Ха, ха, ха!… разразился Телепневъ.
— Что же вы смѣетесь?…
— Да смѣшно ужь очень, Ѳедоръ Петровичъ!
— Ну, батинька. плохой, вы, я погляжу, помѣщикъ!…
Телепневъ съ этимъ вполнѣ согласйлся; но выразилъ мысль, что не худо бы соснуть хоть часокъ. Ѳедоръ Петровичъ нашелъ такую мысль основательною, и оба они отправились въ спальню, просторную комнату, гдѣ пахло звѣробоемъ и полынью. Стѣны „барскаго флигеря“ не были штукатурены; мебель стояла сборная, стараго фасона, какая обыкновенно имѣется въ деревенскихъ домахъ, куда господа только наѣзжаютъ разъ въ десять лѣтъ.
Часу въ одинадцатомъ проснулись они и опять принялись за чай. Прикащикъ приросъ къ дверямъ и вопросительномасляная его физія вызывала на хозяйственный разговоръ.
Яковъ, пріѣхавшій съ господами, доложилъ, что старики пришли. Телепневъ посмотрѣлъ вопросительно на опекуна и на прикащика.
— Пришли, значитъ, пожелать вашей милости добраго здоровья, проговорилъ прикащикъ и посторонился.
— Зови! крикнулъ Якову Ѳедоръ Петровичъ.
Ввалило человѣкъ десять разнокалиберныхъ мужиковъ, съ поклонами и крестнымъ знаменіемъ. Впереди помѣстился приземистый, толстощекій, съ крошечными глазами мужикъ. Ма; кушка его головы была выстрижена и вся фигура заключала въ себѣ что-то до такой степени смѣшное, что Телепневъ чуть-чуть не прыснулъ. Толстощекій мужикъ держалъ въ рукахъ небольшую кадушку, покрытую довольно грязной парусиной.
Телепневъ поднялся и подошелъ къ нимъ.
— Здравствуй, батюшка, Борисъ Николаевичъ, заговорили въ одинъ голосъ мужики, сильно упирая на букву а… Красное солнышко надъ нами взошло… пропищалъ толстощекій, и протягивая къ Борису руки съ кадкой, добавилъ: вотъ пришли твоей милости поклониться, медку кадоцку, не побрезгуй…
— Спасибо, братцы, отвѣтилъ Борисъ и очень сконфузился.
У многихъ изъ стариковъ было такое же лицо, какъ у ключника, — точно мозаиковое, или изъ разноцвѣтнаго мыла. Но далеко не всѣ старики оказались дѣйствительно стариками. Позади, во второй шеренгѣ стояло ражее мужичье, черноволосое, правда карявое на видъ, но еще очень бодрое.
— На долго ль ваша милость сюда пожаловалъ? прошамкалъ сѣдой, съ гнойными глазками старичекъ въ полушубкѣ.
— Да вотъ какъ поживется…
— А мы ужь не цаяли увидать-то, началъ опять цокать толстощекій.
Произошла порядочная пауза.
Старики переминались съ ноги на ногу; видно было, что имъ хотѣлось повести объ чемъ-то рѣчь…
Телепневъ это тоже замѣтилъ…
У васъ есть до меня просьба?… наивно спросилъ онъ.
Опекуна это вопросъ подернулъ. Онъ съ безпокойствомъ привсталъ и подошелъ къ Телепневу. Доброе лицо его выражало боязливую мысль: ужь что-нибудь онъ тутъ напутаетъ!
— Ницаво, заговорилъ, почесываясь, толстощекій… много ихъ милостью довольны, й онъ указалъ на Лапина, да теперца…
— Что? спросилъ Ѳедоръ Петровичъ! Или выкляньчить хочешь… Эхъ братъ, Власъ Тимофѣевъ, вѣдь ужь у тебя въ подпольѣ двѣ кубышки зарыты, такъ ты третью хочешь сколачивать…
— Нѣтъ, Хведоръ Петровичъ, кубышекъ я не зарывалъ…
— Знаю, братецъ, знаю… и наклонившись на ухо Телепнева, онъ проговорилъ: навѣрно что-нибудь вытянутъ.
— Мы, ваша милость, начали толстощекій, обращаясь къ Телепневу, на сцетъ барщины, оцень ужь намъ тяжко.
— Тяжело? спросилъ Телепневъ.
— Вотъ есть здѣсь старицки, такъ тѣхъ ослобонили; а другіе все тянутъ; а кому годовъ по пятитесяти, а кому такъ и всѣ шесть десятковъ.
— Что жъ, вы просите, чтобъ васъ освободили отъ работы?
— Явите божескую милость, заговорили мужики и въ одинъ разъ бухнулись всѣ на колѣни, и впереди всѣхъ толстощекій съ кадушкой меду въ рукахъ.
— Телепневъ едва не расхохотался, а потомъ опять очень сконфузился.
— Да развѣ вамъ трудно? спросилъ онъ, не зная что сказать.
— Тяжко, батюшка, дѣдинька вашъ покойникъ завсегда ослобонялъ…
Телепневъ было хотѣлъ изрѣчь рѣшеніе, но Ѳедоръ Петровичъ, предвидя неминучую опасность, выступилъ впередъ энергически, и даже слегка отстранилъ рукой юнаго помѣщика.
— Полно вамъ тутъ, шуты гороховые, прикрикнулъ онъ на нихъ. Встаньте, что вы Вога-то гнѣвите… Не стыдно вамъ барина въ первый же день обманывать!..
—..Да мы, Хведоръ Петровицъ… заголосила толпа.
— Что Хведоръ Петровичъ… ну ты, Власъ Тимофѣевъ, вѣдь тебѣ братъ сорокъ-четверіый годъ, ты одинъ на одинъ на медвѣдя ходишь, у тебя двѣ мельницы, маслобойня, тридцать десятинъ земли принанимаешь; а тутъ канючить… Эхъ вы, христопродавцы!
Добродушный опекунъ ужасно расходился.
— Кто изъ васъ дѣйствительно въ старости находится, — тотъ барщины не тянетъ; вотъ первый Евстигней федосѣевъ, Евплъ, Памферъ, Яковъ Пантелѣевъ… Я вѣдь васъ знаю… Не слушайте вы ихъ глупыхъ просьбъ, Борисъ Николаевичъ.
Телепневъ еще болѣе стѣснился.
— Я, братцы, началъ онъ, хорошенько не знаю вашихъ дѣлъ; а Ѳедоръ Петровичъ, мой попечитель, и онъ вамъ зла не сдѣлаетъ…
„Старики“ помя.іись-помялись, начали было пространно излагать свои нужды и печали; но нахмуренныя брови Ѳедора Петровича остановили ихъ краснорѣчіе.
Аудіенція, кончилась.
— Нѣтъ ужь, милой мой, обратился къ Телепневу опекунъ, не балуйте вы их;ъ ради Создателя. ’
— Да я, Ѳедоръ Петровичъ, ничего не понимаю и не хочу вмѣшиваться.
Дѣло не обошлось безъ сходки. Всѣ крестьяне пожелали зрѣть молодаго барина, „малолѣтка,“ какъ его называли на порядкѣ. И на сходкѣ Борисъ сильно стѣснился, слушалъ, что ему выкладывали крестьяне; но не зналъ какъ и на что ему въ попадъ отвѣчать, и что пропускать мимо ушей съ барскимъ равнодушіемъ.
Сходка гнула однако на практическій исходъ. Крестьянамъ хотѣлось, чтобы баринъ помѣнялся съ ними лугами и отвелъ десятинъ десяточекъ лѣску, такъ какъ много семей подѣлилось, и строиться нечѣмъ. Борисъ рѣшительно не зналъ что дѣлать. Ему хотѣ.лось доставить міру какое-нибудь удовольствіе, но передъ нимъ стояла фигура Ѳедора Петровича,
