Елизавета Михайличенко - И-е рус,олим
Матадор: Что же вы, господа литераторы, все опошляете.
Вот я обычно, заколов быка, отрезаю его волосатое треугольное ухо и вручаю самой прекрасной женщине из числа зрительниц -- традиция у нас, у матадоров, такая. А теперь выходит, что я ей вручаю пиzду, типа от нашего столика -- вашему. Типа вечером я -- тебе, я ночью ты -- мне.
То есть, может, я подсознательно о чем-то подобном и мечтал, но нельзя же так вульгарно все формулировать, господа литераторы!
Кот
Рецидивист. Дважды красть чужого кота из Старого Города! Снова приволок меня, дорогого, к себе на пересылку. Все косился. Сволочь. Было ясно, опять повезет к Аватарам -- не сейчас, так утром. Возвращение блудного кота. Снова кошачий корнфлекс и холодное однопроцентное молоко, неизбежно стяновящееся комнатной температуры простоквашей, которую все равно придется жрать, чтобы очистить мисочку -- нашли, тоже, дешевый способ мыть мою же посуду... "Котик, не стони, пока не съешь что дали, ничего не получишь..." Можно было, конечно, всего этого избежать... даже многими способами. Но все равно ясно, что у беременной Белки жить мне не дадут.
А ведь это был мой, мой дом в моем Старом Иерушалаиме! Я гулял по ночной крыше этого свого нового дома и чувствовал, что даже брутальные старгородские коты признали этот дорогой дом моим. Ни один из них ни разу не появился на этой крыше, во всяком случае в то время, когда я был там. Эх, да что говорить, это было правильное место. Не так уж много в мире мест, где сытный комфорт сочетается со спокойным ощущением вершащейся миссии. Да и вертикалка была подходящая -- не доставучая, погруженная в проблемы своего софта и своей тушки.
И что теперь? Я сидел на чужом, запорошенном пеплом подоконнике и смотрел сквозь пыльное стекло на чистую городскую ночь, и она была как будто в грязных разводах, припорошенная серостью и унынием. Меня зацепила когтем подлая мысль: "А вдруг я, дорогой, продукт чьего-то ума?"
Похититель включил свой компьютер, но не сел за него, а вышел на кухню. Экран наливался электричеством, словно мир -- зарей. И я вдруг увидел, что со стола смотрит на меня каменный сфинкс. Смотреть в глаза каменному сфинксу нельзя, потому что этим ты как бы вызываешь на поединок не его, а тех, кого он олицетворяет. И такой вызов, если задержать взгляд, превращается в вечность, ибо когда наглец, вызвавший сфинкса, захочет отвернуться, сделать это он уже не сможет. Поэтому я поспешно взгляд отвел, но боковым зрением видел, как словно живой огонек свечи, поддерживает мое одиночество каменная фигурка на столе. Откуда взялся у Похитителя этот древний андросфинкс, тысячелетия пролежавший в песках Газы? Его потревожили уже при моей жизни, он прошел через девять пар вертикальих лап, прежде чем оказался в моем Городе, чтобы напомнить мне о данном Обете. О, как тяжела лапа избранности на моем хребте...
Меня охватила тоска или тревога, или тревожная тоска, но не тоскливая тревога, это точно. Тоскливая тревога была у этого, у Похитителя. Как он испугался там, в моем доме у Белки, когда увидел, что Город вернул себе украденное -- меня, дорогого. Как заглючил его мафусаилов софт, когда он меня увидел. Как дрогнул его голос. А он, значит, считал, что за его новой решимостью и стойкостью уже не разглядеть тревоги? И как жалок он сейчас, когда под нашими со сфинксом взглядами, в десятый раз суетливо прокручивает на астматическом магнитофоне обычный пустой треп Аватаров.
Белла
"Час больших собак" незаметно сменился часом просветленных пингвинов. Небольшие стайки спешили на утреннюю молитву к Стене Плача, поскальзываясь на потной от росы мостовой.
Две стеклянные стены -- окно и экран. За ними -- два по-разному чужих и по-разному нереальных мира. В одном шаркают под окном мои прапрадеды. В другом мои современники обсуждают стихи Кота:
Сладостная небрежность. Сразу необычная и оригинальная ассонансная форма: фламенко -- мгновенно. От нее остается ощущение моментального, легкого, незатейливого, но в то же время, по-лорковски пронзительного танца "смерти" и "любви"...
Двое остановились прямо под моим окном и разговаривали на незнакомом мне идише. А на знакомом мне русском писали:
Видно, что кошачий костюм автор надевает неспроста. Желание играть без правил, быть вне контекста, вне литературной мешанины из стилей дает о себе знать. В этом почти зверином экстазе есть метафизичность, касающаяся поэзии шутовской, гримаснической. Вспоминаются поздние французские символисты, Белый, Бертран, Аполлинер, Жакоб...
Я, наконец, решилась выключить компьютер, хотя еще хотелось кое-что дочитать в гостевых. По дороге в спальню я покосилась на зеркало и обменялась взглядом с усталой красноглазой фурией, заходящей на посадку после ночной смены. И я зацепила по дороге телефон.
Давид долго не отвечал. Очень хорошо. Наконец, его сиплый голос протолкался сквозь тишину:
-- Алло... Кто это?
-- Это добрая-добрая самаритянка. Наши добровольцы готовы немедленно выехать к вам и помочь в борьбе с похмельем.
-- Белка! Ты?! -- искренне обрадовался Давид.-- О, хорошо что ты меня разбудила! А то с перепоя биоритмы штормят. А дел невпроворот...
Черт, как же я забыла! Сонная богиня мести промахнулась. Этот гад ведь почти не спит. Правда, раньше он похмельем мучился, как совершенно стандартный экземпляр.
-- Головушка бо-бо?
-- Еще не понял. Кажется -- нет. А сколько времени?
Голос звучал все бодрее, как музыка советских композиторов.
-- Светает.
-- Вижу. Да не ори... Это я не тебе. Это я Аллергену -- мы его так и не довезли. Кинолог отказался.
-- Тогда продолжим тему. Я тут повторила твой сетевой маршрут и многое не поняла...
-- Так ведь и я, Белка... прости, Рахель, много чего здесь не понимаю. Но ты спрашивай, спрашивай.
Эта его утренняя бодрость меня одновременно и подзаряжала, и добивала.
-- Я поняла, почему ты считаешь, что Аллерген -- это не (C). Этот сетевой Аллерген появился раньше, чем ты подарил им котенка, да? И (C) назвали котенка в честь этого поэта, да? Тоже, если не врет, рыжего.
Давид с удовольствием подхватил тему, но делал какие-то странные паузы, и я представила, как он, прижимая трубку плечом, пытается одновременно поджарить себе яичницу, задать корм коту и найти чем опохмелиться:
-- Все не так. Смотри сама. Кота я им подарил еще в мае. А в Сеть он начал выходить совсем недавно. Гм... Даже самому не верится, что настолько недавно.
-- Подожди, Давид! У него же вышла книга. Ты вообще представляешь, сколько для этого требуется времени?
Радостно хрюкает:
-- Так это же Сеть, Рахели. Тут время течет по-другому. Считай, неделя за год.
-- При чем здесь Сеть? Книга вышла в каком-то нормальном питерском издательстве.
-- Ну, положим, не в совсем нормальном. Ты ведь про "Геликон-плюс"?
-- А чем оно не нормальное?
-- МАССОЙ.
-- В контексте было бы понятнее -- ускорением?
-- Каким ускорением?
-- А чьей массой? Я имела в виду, что если, как ты говоришь, Аллерген в Сети недавно, то откуда у него книга, друзья, враги и все остальное?
Так мы с Давидом, после бессонной ночи, на рассвете заинтересованно обсуждали карьеру виртуального кота Аллергена. Нам это странным не казалось, наоборот, я чувствовала азарт, мне хотелось чтобы за всем этим скрывалась хоть какая-нибудь самая замухрышная тайна.
-- И меня это тоже пугает... А ведь ты, Рахели, наверняка всего еще не знаешь. Ты ведь только эту ночь за Котом наблюдаешь? Или не только эту?
-- Эту, эту.
Давид стал слишком подозрительным. Странно, раньше он был слишком доверчивым. Вероятно, работа по досмотру чужих сумок приводит к необратимым последствиям. Человек словно бы ждет. Словно бы находится в хроническом поиске скрытой опасности... Надо сбивать его со следа, тогда Давиду придется оглядываться вокруг, оценивать обстановку. Это нормализует.
-- Давид, а что это за масса?
-- Это ник. Писателя Александра Житинского из Питера. Знаешь, есть такие писатели, которые не ко двору любого времени. Раньше было рано, а теперь уже поздно...
-- Да мне как-то все попадаются другие, которые в любое время при дворе.
-- Неважно. Короче, этот МАССА -- фанат Сети, хоть он уже и дедушка. "Геликон-плюс" -- это его собственное издательство. Он проводит конкурс книг, которые сам же и издает. А Кот просто оказался в нужное время в нужном месте.
-- Коты всегда оказываются в нужное время в нужном месте. Такая у них сущность.
Иронию Давид перестал отмечать даже умозрительно. Он воодушевился:
-- Вот именно! Рахели... А ты можешь мне помочь?
-- В чем?
-- Ты ведь сейчас не работаешь, правда? А я -- не кот. В смысле, что часто не оказываюсь в нужное время в нужном месте. А Аллерген все расширяет сферу своего присутствия в Сети. Я уже и так не успеваю следить за всеми сайтами, которые он метит. А он все добавляет и добавляет новые... Я Кинолога просил программку написать. Он не желает. Вот я и подумал, давай поделим сайты и установим дежурства. А потом будем писать друг для друга отчеты...