Борис Казанов - Полынья
Капитан решил открыться:
- Посмотри на ту девушку в зеленых джинсах...
- Фирма "Суперфилд"!
- "Сверхвинтовка", - перевел Просеков, невольно поправив ружье. Хорошая фирма?
- Высший класс! Я даже удивляюсь, что эти джинсы стоят здесь.
Просеков был потрясен: мнение Вовяна по джинсам сходилось!.. Моторист предупредил, что для такой девушки в "Лотерее" нужна хорошая защита. В "Лотерее", сказал он, надо больше полагаться не на свою спутницу, а на ее подругу. Что ж, и подруга была тут: та, что кричала Просекову с набережной,
- Фирма "Ли ридерс", - одобрил Вовян.
"Защита всадника"!..
Охотничья шляпа выдержала два плаща. Девушки с Диком пронырнули под руками цербера в зал. Озабоченный тем, чтоб их не потерять, капитан Просеков, не колеблясь, протянул ружье:
- Застрелись...
Цербер, разглядев, что дают, так отшагнул в сторону, что едва не повалился. Дорога расчищена.
Столовой нельзя было узнать. Все привозное: столики, свет, сервировка, ассортимент блюд. В затемнении остро посверкивала в графинах водка, блистали украшения на платьях дам. Они проходили с кавалерами на помост, расчерченный в градусах морской картушки, с тремя дорожками вращения. Эти самодвижущиеся дорожки отводились для крепких, ритмично настроенных парней, которые и раскручивали карусель. Обычно из круга выходили не те пары, которые входили в круг. Сама игра производила отбор, и о достоинстве пар можно было судить по тому, в каком они танцевали круге. Лучшие танцевали в третьем круге. А мелюзга скапливалась в "пене" - так называли место на кромке помоста.
Вчетвером они направились в дальний угол с наспех приколоченными к бревнам панелями в романтических росписях. Музыка через усилители прокатывалась волнами через зал. Девушки тут же заспорили о разных музыкальных группах и пластинках, сменявшихся на диске.
- "Айрон Баттерфлай"! - восклицала девушка в зеленых джинсах. "Железные бабочки"!
- "Пинк Флойд", - возражала ее подруга.
- "Испепеляющая красота"!
- "Обратная сторона Луны", - отклоняла другая.
Официант привел в порядок скатерть с орнаментом из каравелл, похожих на пузатые столовые чайники. Потом спросил, послюнив карандаш:
- Заказ как обычно?
- Разумеется.
- Не узнаете, Ефимович?
Просеков никогда не запоминал официантов, хотя часто пользовался их услугами. Все они были на одно лицо.
- Это Рома с "Аллы", - подсказали девушки.
Официант расплылся в улыбке:
- Теперь узнаете?
- Разумеется.
- А вы что, согласились на подмену? - спросил он, зная Просекова как капитана "Агата".
У Просекова не хватило мужества сказать правду. Да и не было необходимости. Но он и не солгал.
- Получил отпуск за десять лет.
- Уедете в свадебное путешествие? - предположил официант, зная, что такие деньги неминуемо связаны с женитьбой и странствием вокруг света.
Капитан тут же ухватился за подсказку.
- Присмотрел одну шхуну, довольно неплохую, - поведал он. - Регистрирую как спортивное плавание. Разумеется, с комфортом.
- Набрали команду?
- С командой неясности. Вспомните, из-за чего окончилось путешествие Скотта! Из-за бесславного неумения кормить собак.
- Так вы на север или на юг?
- С маршрутом неясности...
- Дело серьезное, - согласился он. - Извините, я вас обслужу. - И тут же принес шампанское.
Это золотое вино, закипавшее в бокале, словно вернуло Просекову ощущение солнечного дня. Он увидел, что глаза девушек разгораются все большим вниманием к нему. Тема, которую он затронул с официантом, оказалась близкой. Вскоре они принялись обсуждать маршрут путешествия капитана Просекова.
- Мальта! - восклицала девушка в зеленых штанах.
- Все лысые, ходят босиком, - отклоняла подруга.
- Гибралтар!
- Обезьянник, две с половиной улицы...
Они были разные в этом споре.
Спутница Просекова утверждала себя романтически, открытым выражением чувств. А ее подружка, не доверяя эмоциям, оперировала постулатами чистой логики. Это различие, бросившееся капитану в глаза, объясняло и то, что сегодня они оказались на разных ступенях опасности: одна выбрала пену прибоя, а другая не отпустила перил набережной. Разумеется, этот случай - не безусловное подтверждение. Но любовь запоминает свои детали.
- Будем идти через самые опасные места, хорошо? - подзадоривала его девушка в зеленых джинсах. - Непременно! Все непроходимые места пройдем мы.
От радости захлопав в ладоши, она повисла у него на шее. Это объятие ее воздушных рук едва не лишило сознания капитана. Он задумался опять, как бы рассматривая ее внизу, в болтающейся шлюпке... Что принесло эту девушку к нему, в последнюю минуту? Какой подул счастливый ветер, с какой стороны? Может, с тех восточных дюн в зареве прибоя, в ожогах медуз, нагнанных штормом, где когда-то увидел другую... Как похожа! Капитан Просеков рассматривал ее руку в своей: кажется, сходились линии судьбы. Она тоже заинтересованно наклонилась. Но тут все испортила подружка, обратив внимание на новую пластинку.
- "Вингс"! - закричали обе. - "Крылья"!
Протиснулись на помост.
Даже Просеков, к которому вернулась боль в ноге, почувствовал, что здесь не хватало места. В первом круге, открывавшемся в промежутках карусели, было просторнее, но парни вертелись так, что нельзя разобрать лиц. Надо было в ритме пристроиться к ним и перейти. А потом не менее точно должна была войти дама. В этом освещении находить один другого помогал только ритм. Каждый волен был толковать его, как хотел, но непросто было найти такое объяснение, чтоб тебя не оттерли.
Девушки начали с того, что принялись устраиваться в "пене". В них было какое-то врожденное чувство ритма, который они воспринимали самой пульсацией крови, и на этом пятачке, сдавленном телами, они отыскали для себя много открытых лазеек. В течение минуты, смещаясь на больших скоростях, они так завели уныло топтавшуюся толпу, что та заходила ходуном. А парни добавили вращение, нацеливаясь на тех, кто не успевал справиться с ритмом и кого к ним сносило, как по течению, и тут же человек пятнадцать, если не больше, были выброшены из игры.
Вокруг девушек Просекова, только начинавших показывать свою прыть, слышались одобрительные крики. По инерции они легко заходили в первый круг, успевая в считанные секунды пересечь полосу и возвратиться, хотя парни делали все, чтоб их задержать: деформировали карусель, ужесточали вращение, сокращая просветы для перехода. Только девушки успевали проскакивать, несмотря на все старания, и такое их поведение можно было расценить как вызов всей "Лотерее". Просекову показалось, что одна из девушек каким-то образом отрезвляет вторую, и постепенно, не без усилий, девушка в зеленых штанах оказалась с ним. Они начали уходить от кругов, и это скольжение, происходившее при полном забытьи, было таким плавным и рассчитанным, что Просеков как моряк не мог не оценить умелости своего рулевого. В порыве восторга, благодаря за счастье, он поцеловал ее, глядя с умилением, как она от смущения зарозовела. Девушка, помедлив, ответила робким поцелуем... Боже, она откликнулась! Еще никого он не любил так преданно, с таким ликованием всей души.
13
Возвратясь к столу, где их радостным лаем приветствовал Дик, продолжили разговор о путешествии. Осталось решить последний вопрос, о составе команды. Тут неожиданно возникло осложнение. Поскольку путешествие было определено как свадебное, то обе стали немедленно претендовать на место капитанской невесты. Как же быть? Они решили так: кого-то из них капитан должен исключить из судовой роли.
Дик склонялся в пользу девушки в зеленых джинсах. Он недвусмысленно перевел на нее свои круглые глаза и, поторапливая хозяина, ударил куцым хвостом, как молотком на аукционе. Дик не понимал, отчего капитан медлит: ведь преимущество первой очевидно! Был прекрасен ее голос, зарождавшийся как бы в самих объемах маленькой груди, и пылкие движения воздушных рук, просвечивавших голубоватым ручейком жилок на запястье, и то особое умение, казавшееся приоритетом самой молодости: непринужденно переступать грань запрещенности, как бы начисто отбрасывая смысл, который там заключен. Все в ней было одухотворено юностью, озаряющей мир своим торжеством. Другого мнения не могло быть: выбор останавливался на ней.
А если по жизни, а не по игре?
Ведь то, что он испытывал к ней, было гораздо выше случайного притяжения полов, несравненно выше простого влечения... Он мечтал о родстве душ, о более глубоком! Он мог бы ей открыть глаза на мир, помочь прикоснуться к красоте. Этот узор печали (голубой цветок, ищущий уединения в человеческой душе) был бы ей к лицу... Разве кровь не одинакова по цвету, и что в ней, кроме группы, удалось разглядеть? Не его вина, что из всех дочерей, которые у него могли быть, ему назвали только одну. Не будет преступлением и то, если он выберет другую. Жизнь, отрицая смерть, отрицала и это преступление.
