Сибирский папа - Наталия Михайловна Терентьева
– Ты хорошо подумал?
– Да.
– Ты сказал об этом Анжеле?
– В смысле?! – вскинулся Кащей. – Что ты имеешь в виду? Какой Анжеле?
Я не знала, что дальше говорить. Ведь у меня нет никакой гарантии, что она сказала правду. Разве стал бы он так себя вести, если бы на самом деле собирался на ней жениться?
– Так, – очень решительно произнес Кащей. – Мария… – Больше он ничего не сказал.
Я помолчала и нажала отбой. Сообразит, что сказать, – перезвонит.
– Пойдем покатаемся? – Я обернулась к Йорику, который намазывал уже третий или четвертый бутерброд икрой. – Что ты делаешь? Кому столько бутербродов?
– Фану и Фофáну, – весело ответил мне мой сводный брат.
– Кому? – не поняла я.
– Фану и Фофану, – повторил Йорик, глядя в окно, где на лужайке весело прыгали два огромных белых алабая.
– А кто это? – всё же уточнила я, уже почти точно зная ответ.
– Вон, они! – засмеялся Йорик и закричал в открытое окно: – Фан, Фофан, ко мне, ко мне!
– Ну, ты молодец… – хмыкнула я.
Вот теперь просто полный комплект идиотизма той жизни, которую я вообще-то презираю… Ничего о ней в сущности не зная. А эта жизнь, оказывается, местами очень даже приятная.
– Остановись, – попросила я. – Убери это всё в холодильник. Собаки пусть едят собачий корм.
– Ага! – легко ответил мне Йорик и подбежал, обнял меня. – Ты не уедешь?
– А ты как бы хотел?
– Чтобы не уезжала. Я могу выйти за тебя замуж, когда вырасту…
– Ты хотел сказать «жениться», – улыбнулась я.
– Да.
– На сестрах не женятся. И я уже к тому времени буду замужем. Вот сегодня приедет мой жених.
Йорик, крепко державшийся за мою талию, тут же оттолкнул меня.
– Ну всё, ладно. – Я погладила его по голове. – Хватит глупить. Пошли кататься на машине. Я ведь сама не знаю, куда ехать, покажешь.
– Поводить дашь?
– А ты, что, умеешь водить?
– Да!
– Ладно, разберемся…
Я потрепала мальчика по светлой голове. Здóрово. Мне нравится, что у меня появился брат. Это какое-то совсем новое чувство, я его раньше не знала. И ничего, что мой брат – маленький буржуй. Это всё поправимо. Вот расскажу ему всё то, что знаю сама, и он изменится. Просто он живет в мире, где собак кормят бутербродами с черной икрой, чтобы она не пропадала зря, и другого мира не знает. А в этом мире тоже есть очень много хорошего. Например, наш общий с Йориком отец… Я не знаю лучше человека, так мне кажется.
Новая машина была такой высокой, что Йорик залез в нее только с моей помощью. Ворота раздвинулись перед нами, я поняла, что кто-то видит, как мы сели в машину, и открыл их. Сказка продолжается.
Мы прокатились по окрестностям. Отец с семьей живет в очень красивом месте. Интересно, где моя земля? Моя земля!.. Как здорово это звучит!
Я поставила по навигатору один ближайших населенных пунктов – деревня Веселово, мне понравилось название – и ехала, думая, о том, что я совсем, оказывается, себя не знаю. Легко осуждать прелести буржуазной жизни, когда у тебя их нет, и ты даже никогда их не пробовала. Легко осуждать девочек, которые живут с парнями, когда у тебя у самой нет такого соблазна. Вообще – легко осуждать. И сложно соответствовать своим собственным представлениям о том, что такое хорошо и что такое плохо. Может быть, все мои представления – неверны?
Мы доехали с Йориком до Веселово, которое оказалось совершенно неинтересным поселком, сквозь который шла дорога. Дома старые, новые, серо-голубые пятиэтажки, много частных домов, одно-двухэтажных, всё построено как-то вразнобой, беспорядочно, то пусто то густо, много заброшенного, много убогого, ничего особенно веселого… Мы объехали поселок кругом, и я решила возвращаться. Надо определиться с Кащеем, который отправлял мне раз в десять минут вопросительные знаки, молча, ничего больше не говоря.
Гена посылал удивленных и плачущих лисят, но я не знала, что ему ответить. Потом все-таки написала: «Геник, я остаюсь на некоторое время у своего отца», просто, чтобы он успокоился и улетел вместе со всеми. Гена человек импульсивный, мало ли на что способен.
Бывают такие удивительные дни, когда словно кто-то или что-то показывает тебе привычные вещи с другой, совершенно неожиданной стороны. Я ехала за рулем своей собственной, роскошной машины по земле, на которой мой отец – мой родной отец, на которого я так похожа! – был, конечно, не единственным хозяином, но… кем-то очень важным. Все привычные трудности жизни для него не существуют. Звонок – и все решено. Как будто действуют какие-то другие законы, о действии которых я только догадываюсь – и осуждаю заочно.
На экране телефона пару раз высвечивались сообщения от родителей, которые продолжали волноваться и спрашивать, не обиделась ли я на них за что-то, раз не прилетела. Не знаю даже, что им и сказать. Наверное, обиделась. Потому что Вадик просто потакал моей маме, а мама почему-то всё решила за всех – за меня, за отца… И у них почему-то нет своих детей, то есть общих детей. Как-то мне эта очевидная мысль никогда не приходила в голову. А почему – нет? Потому что они себя любят больше всего на свете – свой прекрасный симбиоз, свой мозг, свою любовь?
– Ой… – Йорик вовремя подал звуковой сигнал, потому что я, задумавшись, не заметила лежащее на обочине дерево, сильно выпирающее на дорогу. Мне пришлось резко вильнуть в сторону.
На экране телефона появилось лицо Марины, молодой женщины с красными волосами, которая помогала Кащею нас расселять и сидела рядом с ним в самолете.
– Маш, привет! О-о-о… Ты за рулем?
– Да, привет.
– Ясненько… Круто…
Марина говорила приветливо, но я видела, как она напряженно смотрит на меня, изо всех сил пытаясь улыбаться. И, главное, режим видеозвонка не выключишь. Зачем так звонить, спрашивается? Фантасты двадцатого века так мечтали о волшебном способе коммуникации, когда ты не только слышишь голос, но и видишь лицо человека, с которым ты говоришь. И даже не догадывались, что это почти всегда крайне неудобно. Человек видит то, что совершенно необязательно ему видеть и знать. Например, как выглядит салон роскошнейшей машины, за рулем которой я сижу. И еще фантасты не знали, что люди перестанут звонить друг другу. Сейчас можно не спрашивать – сколько тебе лет. Если ты пользуешься телефоном для звонка друзьям или знакомым (не маме с папой!) – тебе больше двадцати пяти лет. Никто из моих сверстников друг другу не звонит. Если мне хочется поговорить со своей однокурсницей, я буду писать или наговаривать голосовые сообщения. И она мне будет отвечать
