Наши нравы - Константин Михайлович Станюкович
Савва Лукич хлопотал с обычной энергией, возвращался домой только к обеду и заставал у себя нескольких человек посетителей. Опять ему глядели в глаза и подхватывали его слова. Опять мужик швырял деньгами.
Борис Сергеевич имел с тестем объяснение. Вскоре после известия о разорении Саввы Лукича Борис Сергеевич приехал к Леонтьеву. Молодой генерал был взволнован, решившись приступить к объяснению насчет приданого.
— Здорово, Борис Сергеевич, как живешь? Как поживает Дуня?..
— Благодарю вас, Савва Лукич…
— Да ты никак, Борис Сергеич, как будто растроен, ась? Али и тебя смутили толки насчет меня?..
— Вы сами поймете, Савва Лукич, очень хорошо, что, собственно говоря, я лично не могу смущаться никакими толками, но что…
— Да ты не виляй, генерал… Брось свою канитель, а говори толком. Приданое, что ли, хочешь получить?
— Вы знаете, что не я хочу получить…
— Разве Дуня тебя послала, что ли?
— Моя жена не посылала. Она слишком молода, чтобы понять всю важность…
— Да прошу тебя, не финти. Пока я буду вам платить проценты на остальной капитал, а ужо, — вот только дай передохнуть, — и капитал отдам. Нешто я Дуню обижу?.. Ты только ее не обидь… Ты не сердись, а я слышал, будто она, сердешная, что-то грустит… Что с ней?..
— Кажется, ничего…
— То-то ничего… Дуня ведь — золотое сердце. Обидеть ее впрямь легко… Она такая тихая да послушливая…
Взбешенный ехал Борис Сергеевич домой. В самом деле, не сделал ли он опрометчивого шага, что женился? Во-первых, обещанного миллиона он не получил, а во-вторых — жена его, несмотря на его старания, осталась по-прежнему той же загадочной, странной, сдержанной натурой. Она положительно смущала его и ставила нередко втупик. Несмотря на его советы, она избегала знакомств, избегала выездов и одевалась слишком скромно. В ней, по мнению Бориса Сергеевича, было что-то для него непонятное. По-видимому, она была привязана к нему, но отчего же она иногда так пытливо на него смотрит, и вдруг щеки ее вспыхивают ярким румянцем?..
Первые месяцы после свадьбы прошли за границей, Евдокии все было ново, и она путешествовала с удовольствием. Между супругами первое время были самые дружеские отношения. Борис Сергеевич относился к ней с оттенком покровительства, считал ее чем-то вроде экзальтированной дурочки, находил, что она чересчур просто одевается и снисходительно замечал ей об этом.
Евдокия слушала, но все-таки вела себя по-прежнему. Скоро Борису Сергеевичу пришлось убедиться, что молодая женщина не только не дурочка, но, напротив, очень неглупая женщина и с характером.
Это открытие даже изумило Бориса Сергеевича. Он воображал, что ему будет легко переделать по-своему эту простую девочку, и вдруг эта простенькая девочка сразу заявила серьезно требования на уважение. Приходилось с нею считаться — ему, Борису, изящному, умному и способному администратору. Через два месяца после свадьбы Евдокия как будто стала грустить, и когда Борис Сергеевич спрашивал, что это значит, она избегала прямого ответа. Борис Сергеевич не настаивал, и между мужем и женой точно пробежала кошка. Борис Сергеевич был ласков, ровен и по временам нежен с женой; Евдокия, напротив была неровна; то ласкова, то вдруг какая-то странная и молчаливая.
Нет, не такая жена нужна была Борису Сергеевичу!
Она присматривалась к мужу и слушала его, но сама не высказывалась, как будто чего-то боялась… Это смущало Бориса Сергеевича, и он чувствовал не то досаду, не то обиду, что на него жена не смотрит с тем благоговейным восторгом, на который он рассчитывал. По крайней мере все женщины так на него смотрели.
И вдруг эта мужичка…
— У нас никого нет?.. — спросил Борис Сергеевич, когда лакей отворил двери.
— У барыни гости.
— Кто такой?
— Господин Никольский.
— Евгений Николаевич?
— Никак нет…
Кривский ничего не сказал и прошел в кабинет.
«Уж не нигилист ли этот у жены в гостях? — подумал Кривский и презрительно перекосил губы. — Надо положительно посоветовать ей не вести таких знакомств». Он вспомнил, что его уже не раз коробило присутствие в доме каких-то странных барынь, знакомых Евдокии, но он ничего не говорил. Теперь вдруг появился какой-то Никольский…
«Надо это прекратить! — решил Кривский, — подобные знакомства просто неприличны».
И без того раздраженный беседой с Леонтьевым, он еще более раздражился, и когда ушел Никольский, Борис Сергеевич вошел в маленький женин кабинет, чтобы серьезно с нею переговорить по этому поводу.
— Я не помешаю твоим занятиям? — проговорил Борис Сергеевич, приостанавливаясь на пороге.
Тон Кривского, всегда мягкий и любезный, сегодня был как-то изысканно вежлив. Едва слышная ироническая нотка звучала в нем.
Евдокия вспыхнула и, отодвигая книгу, сказала:
— Ты смеешься, Борис? Какие у меня занятия?
— Я не смеюсь, мой друг. Ты так была погружена в чтение, что я боялся потревожить тебя.
— Я даже и не читала. Я просто задумалась.
— Можно полюбопытствовать, что это за книга, заставившая тебя так задуматься? — смеясь проговорил Борис Сергеевич, присаживаясь рядом с женой. Евдокия передала книгу.
— Учебник истории! — усмехнулся Борис Сергеевич, передавая обратно книгу. — Кто это тебе посоветовал?.. Впрочем, извини меня за вопрос. Я беру его назад. Ты так любишь читать…
— Разве в этом есть что-нибудь дурное?..
— Боже меня сохрани сказать, что читать дурно!
— Но тебе, как кажется, это не нравится…
— Напрасно, душа моя, ты так думаешь… Отчего мне может не нравиться?..
Борис помолчал и заметил: — Сейчас я у твоего отца был!
— Все здоровы?
— Здоровы. Ты слышала, отец твой накануне банкротства?
— Слышала!
— Ты так спокойно говоришь, как будто тебе все равно?
— Мне жаль отца…
Борис перекосил губы и тихо проговорил:
— Конечно, жаль, но тем не менее…
Евдокия глядела пристально в глаза мужу. Борис остановился.
— Мне кажется, Борис, что наше дело помочь отцу! — прошептала Евдокия.
«Она с ума сошла? — подумал Борис. — Это какая-то блажная женщина».
— Помочь, а самим как?..
Евдокия молчала.
— Ты думаешь, что наше состояние так велико?
Евдокия еще ниже опустила голову.
— Но разве нам надо так много?
— Мой друг, ты, как я посмотрю, совсем не понимаешь жизни… Впрочем, мы оставим этот вопрос. Наши несчастные крохи не спасут отца во всяком случае. Я хотел с тобой поговорить не о том. Скажи, пожалуйста, что это за господин был у тебя?
— Никольский.
— Кто он такой?
— Он дает уроки моему брату…
— Он был у тебя по делу?
