Тишина. Выбор - Юрий Васильевич Бондарев
— Из Москвы? Ну так. Проходите, коли ко мне.
Сергей вошел в кабинет секретаря райкома.
— Так, так, — говорил Гнездилов, уже за столом прочитывая письмо Морозова, характеристики, документы Сергея, изредка взглядывая недоверчивыми глазами. — На плахту? Работать?
— Да.
— Понятно. А отец арестован, так? Осужден?
— Да. На десять лет. Я узнал только это.
— А ты что же — обманул партбюро?
— Нет.
— Та-ак. Понятно. А Игорь Витальевич твой декан?
— Да.
— Что это ты заладил: да, нет, нет, да. Как заведенный. Эдак мы с тобой не договоримся. Будем мекать да бекать. Ты что, злой очень?
— Я жду вашего решения. Я вижу, что вас не обрадовали мои характеристики, — сказал Сергей.
Очень тесный кабинет секретаря райкома, загроможденный большим письменным столом и длинным, закапанным чернилами другим столом, поставленным к нему перпендикулярно, и деревянной вешалкой в углу, где висел брезентовый плащ Гнездилова, представился вдруг серым, неуютным, и вся простота его теперь выглядела неестественной, а простоватый этот разговор ненужно наигранным, нарочитым.
— Вон как ты крепко рубанул: «Не обрадовали характеристики»! Да, с такой характеристикой, дорогой товарищ студент, в золотари не возьмут. Вот таким образом получается.
Немолодое лицо Гнездилова с крупными чертами — мясистый нос, широкие брови, широкий подбородок — было слегка опухшим после сна, задумчиво-хмурым; голова наголо бритая, наклоненная над бумагами, казалась массивной.
— Эк как ты: «Не обрадовали характеристики», — продолжал Гнездилов. — Что ж, ты не согласен с исключением? Ошибки не понял? Ну, как на духу говори!
— Нет, с исключением я не согласен.
— Упрямый ты, никак? А это что? Зачетная книжка? На третьем курсе науки проходил. Ну что ж, пятерок много. А это что, тройку схватил? Характер, видать, неуравновешен, так? Ну что ж ты мне скажешь? Что с тобой делать? Что ты будешь делать, если прямо скажу «нет»?
— Что ж, поеду в другое место.
— А если и в другом месте? Пятно ведь везешь. И какое пятно!
— Поеду в третье.
— Неужто на все пойдешь?..
Гнездилов, хмыкнув, пытливо обвел Сергея черными глазами, не спеша поглаживая шею, наголо, до синевы бритую голову.
— В грузчики пойду, — ответил Сергей. — Или рыть землю.
— От отчаяния?
— Нет. Я в войну много покопал земли.
Было долгое молчание.
— Вот что! — наконец сказал Гнездилов, и рука его тяжело опустилась на стол, где лежали документы Сергея. — Ты знаешь, куда приехал? Хорошо знаешь?
— Знаю.
— Так вот что — пойдешь рабочим в комплексную бригаду на «Капитальной». Понял, что это такое? Осваивать в лаве новый комбайн. Изучал у Морозова небось?
— Да.
— Ну вот. Предупреждаю, на третьем участке все сложно. Все вверх ногами. Сто потов с тебя сойдет, ночей спать не будешь, ног и рук не будешь чувствовать — такая работа! Ну?
«Рабочим комплексной бригады? — медленно повторил Сергей. — Что он сказал — рабочим комплексной бригады? Значит, в шахту?» И он немедля хотел сказать, что очень хотел бы этого, но проговорил вполголоса, сдержанно:
— Вы, кажется, забыли, что я…
— Я ничего не забыл! — жестко перебил его Гнездилов и сдернул трубку телефона. — Ты мою память еще узнаешь. Я все дела твои изучу, парень, и запомни: глаз с тебя спускать не буду.
— Значит, вы серьезно?.. — почти шепотом выговорил Сергей. — Спасибо… Я ведь… я ведь готов был и в грузчики, — доверительно и тихо добавил он. — Мне уже было все равно, Аким Никитич.
Телефонная трубка издавала длительные гудки, Гнездилов строго покосился из-под бровей.
— А не справишься с работой — в грузчики, в сторожа переведем! Это обещаю. — И неторопливо набрал номер, заговорил своим густым голосом: — Бурковский? Привет, мученик! Опять горишь? Долго у тебя будет дым без огня? Когда я на твоем месте сидел, у меня, брат, дыма не было! Врубовки? А ты проси и врубовки! Что, я тебе буду ходатайства писать? Нажимай, требуй, из рук выхватывай! Экий у тебя дамский характер! Вот что. Закажи от своей шахты номер в гостинице и давай немедленно на-горá. Разговор есть. Ну! — Он бросил трубку, тяжело поднялся, снял плащ с вешалки. — Давай, Вохминцев. А через месяц позову тебя сюда. И спрошу. Спрошу строго. Иди. Гостиница направо за углом. Рядом. Сегодня отдохнешь, а завтра — под начальство к Бурковскому. Твой начальник участка. Если он тебя возьмет. Тут я, знаешь, не виноват.
Только возле самой гостиницы Сергей понял, что произошло, но еще не верил в то, что будет жить здесь и что сюда может приехать Нина. Моросило. Расстегнув плащ, откинув капюшон, он стоял около подъезда каменной, по-видимому, недавно выстроенной, четырехэтажной гостиницы с новенькими вывесками «Парикмахерская», «Ресторан» и не входил в нее, — сдавливая дыхание, билось сердце, и он губами ощущал: дождь был тепел.
А вся неширокая улица перед гостиницей была затянута водяной сетью, мимо домов бежали, скользили мокрые зонтики, и пронесся, шелестя по мостовой, глянцевито-зеленый автобус, тесно заполненный людьми в брезентовых комбинезонах. И где-то близко звучал в сыром воздухе рожок сцепщика. Потом с лязганьем буферов, замедленно пересекая улицу, прошли к железному копру шахты, черневшему за крышами, товарные платформы, их тяжко подталкивала «кукушка». Пар от нее с шипением вонзался в туман.
Дождь не переставал, и небо было низким, мутным, а он все не входил в гостиницу, все смотрел на железный копер шахты, на «кукушку», на платформы, на дома, — и по лицу его скатывались теплые капли.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1953
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Такси, стой!
Человек выскочил из пустого арбатского переулка, спотыкаясь, бросился на середину мостовой навстречу машине, и Константин затормозил; человек закоченевшими пальцами начал рвать примерзшую дверцу и не влез, а упал на заднее сиденье.
— До Трубной! Быстрей, быстрей!
Константин из-за плеча взглянул на пассажира — молодое, острое, бледное лицо спрятано в поднятом воротнике, иней солью блестел на мехе; кожаный и будто скользкий от холода чемоданчик был поставлен на колени.
— Ну, а если поменьше восклицательных знаков? — спросил Константин. — Может, тогда быстрей?
— Быстрей — ты не понимаешь? — визгливо крикнул парень. — Оглох?
Ночной Арбат был глух, пустынен, с редкими пятнами фонарей на снегу, посверкивала изморозь в воздухе, на капоте машины, на стекле, по которому
