Александр Зиновьев - Смута
— Наш народ долго не удержишь на такой ненадежной узде, как здравый смысл, — говорил Остряк. — Помяните мое слово, он взорвется. Русские терпят-терпят, а потом устраивают разинщину, пугачевщину или кое-что пострашнее…
— Социалистическую революцию, например, — добавлял Солдат и Гражданскую войну. Будет кое-что похуже. Всеобщий бунт. Все разрушат, как это того и заслуживает.
— Ты думаешь, лучше будет? — спрашивал Горев.
— Пусть хуже! Приходит время все ломать. А ломать — так уж по-русски, до основания.
— И кто от этого выгадает?! Надо на все посмотреть с более высокой перспективы. Вы можете обвинять меня в чем угодно. Можете считать, что я говорю как пропагандист райкома партии. Согласен, наша пропаганда работает плохо. Но не все в ней вздор. Сейчас модно отождествлять наш строй с гитлеровским. Это — идеологическая ложь, только западная. Гитлеризм похож на коммунизм, но это — антикоммунизм. Это — явление западное. Запад хотел руками немцев разрушить Россию. Не удалось. Теперь Запад пытается сделать то же самое под видом борьбы за демократию, права человека, гуманизм и т. п. Идет война двух миров. На чьей мы стороне — вот что важно.
— Так что же, защищать нашу мерзость на этом основании?!..
— Надо обдумать, что делать, чтобы не оказаться в лагере врагов нашей страны.
Дело
По поводу какой-то очередной речи маразматика Брежнева в Партградской правде напечатали статью Маоцзедуньки на целую страницу. В комбинате устроили открытое партийное собрание, на которое загнали и всех беспартийных. Чернов сидел в самом последнем ряду, где обычно усаживались самые молодые сотрудники. Они рассказывали анекдоты о Брежневе, издевались над его речью и над статьей Маоцзедуньки.
— Как эта зажравшаяся дура смогла сочинить такой длинный текст? Она же пары слов связать не может!
— А кто тебе сказал, что она сама писала? Я сомневаюсь, что она прочитала свою статью.
— Я бы на ее месте тоже такое дерьмо читать не стал.
— Я произвел любопытные подсчеты. Слово гениальный в статье в применении к Марксу употреблено один раз, к Ленину — два, а к Брежневу пятнадцать. Каково?!
— Говорят, Сусликова забирают в Москву, в ЦК, а на его место посадят это чудовище Маоцзедуньку. Неужели там никого получше нет?
— Что ты! Она и есть самая лучшая кандидатура. А после этой сверххолуйской статьи Брежнев просто прикажет сделать ее хозяйкой области.
Чернов слушал, о чем шептали эти молодые люди, и дивился тому, как могли о своих руководителях говорить такое комсомольские активисты и члены партии. Вот один из них, комсорг их отдела, вышел на трибуну и произнес вполне холуйскую по отношению к Брежневу речь. В конце он сделал комплимент Маоцзедуньке за ее очень четкую и верную позицию в оценке речи Брежнева. Сделал он это, очевидно, на всякий случай: это его замечание где-то зафиксируют, и если Маоцзедунька станет хозяйкой области, и ей донесут о его мнении о ней, ему, комсоргу, от этого может польза выйти. Когда оратор вернулся на свое место в заднем ряду, его никто не упрекнул за его холуйскую речь. А он со спокойной совестью принял участие в продолжавшемся злословии по адресу Брежнева и Маоцзедуньки.
После этого собрания Чернов начал собирать досье на Маоцзедуньку. Завел папку, на которой написал Дело Елкиной Евдокии Тимофеевны. Статья о Брежневе стала первым документом в Деле. У него зародилась пока еще смутная идея избрать именно Елкину объектом покушения. Но предварительно он должен подготовить обвинительный документ, прежде чем вынести приговор и привести его в исполнение.
Интеллигенция
После встречи Портянкина, о которой говорилось выше, на квартире у Белова собралась небольшая компания. Помимо уже известных читателю Чернова, Малова и Горева, пришли доцент филологического факультета университета Петров с женой, сотрудник журнала Россия Сидоров с приятельницей (с женой он разошелся), писатель Смирнов, сотрудница общества Знание Федорова, инженер секретного (номерного) завода Ложкин. Почему компания собралась именно в таком составе, вряд ли возможно объяснить достаточно убедительно. Горев дружил с Черновым и Беловым, жил неподалеку от Белова, его Белов пригласил, позвонив ему по телефону. Федорова жила в одном доме с Беловым. Ложкин сожительствовал с Федоровой. Жена Петрова была приятельницей жены Белова. Смирнов писал очерк о комбинате и не раз встречался с Беловым, Черновым и Горевым. Малов был у Беловых, можно сказать, своим человеком. Он был знаком с Юрием, часто бывал в пьяных сборищах во дворе дома, где жил Горев, и был хорошо знаком также и с ним. Кроме того, он бесплатно наблюдал дочь Белова и давал иногда консультации его жене. А то, что они собрались именно сейчас, было делом случая.
Коротко о том, что из себя представляют эти люди. Смирнов один из многих тысяч заурядных и мало кому известных писателей. Напечатал несколько рассказов о вымышленном героизме Брежнева во время войны. Издал их отдельной книжечкой. Приобрел местную известность очерками о партградских достопримечательностях. Пьяница. Бабник. Циник. Мастер рассказывать антисоветские анекдоты и имитировать Брежнева. Доцент Петров — совершенно бездарный преподаватель. Партийный активист. Секретарь партбюро Факультета. Был инициатором ряда кампаний по травле мнимых диссидентов. Скоро станет профессором. Сидоров проталкивает в своем журнале всякую дребедень, устраивает хвалебные рецензии на бездарные книги, сам холуйствует перед ведущими писателями, опубликовал несколько бесцветных литературно-критических статеек и стал за это членом Союза писателей. Федорова читает удручающе серые и скучные лекции от своего общества, зарабатывает большие деньги и дает возможность подработать знакомым, меняет любовников чуть ли не каждый месяц.
При всем при том многие из такого рода интеллектуалов воображают себя критиками и жертвами режима. Где-то и как-то в своих сочинениях и выступлениях они показывают кукиш в кармане. Им кажется, что они мужественные борцы против язв советского общества. В отличие от диссидентов они якобы не лезут на рожон, якобы действуют разумно и думают о будущем. Они чувствуют себя жертвами, поскольку то, что им удается урвать от общества, не соответствует их мнению о себе и их аппетитам. Недавно в комбинате появился новый сотрудник Сергей Миронов. Он назвал эту категорию интеллектуалов якобы расстрелянными. Они хотят иметь все блага общества и ничем не рисковать, но слыть при этом отважными борцами за прогресс, против несправедливостей, против тирании и т. п. Эти люди органически чужды Чернову. Но где взять других?
Сначала болтали о всяких пустяках, острили, рассказывали анекдоты и смешные служебные истории.
— У нас, — сказал Ложкин, — решили наладить производство труб для газопровода и утереть нос ФРГ, откуда эти трубы до сих пор ввозились. Все до мельчайших деталей скопировали у немцев. Но трубы все равно лопаются. Ни одна не уцелевает. В чем дело?
— В том, что эти трубы стали делать не для газа, а для того, чтобы нос утирать, — сказал Горев. — У нас с той же целью скопировали немецкие инвалидные коляски. Тоже ломаются сразу же. Но их по крайней мере можно разобрать на части и продавать на черном рынке.
— Меня такие истории не удивляют, — сказал Смирнов. — Мы на самом деле не живем, а лишь имитируем жизнь. Все наше общество есть имитация цивилизации. Имитация труб для газопровода. Имитация инвалидных колясок. Имитация литературы. Имитация вина. Имитация государственных мужей. И мы с вами лишь имитируем сделанное и сказанное другими.
— Не могу согласиться, — сказала Федорова. — Мы делаем много оригинального. Только мы не умеем использовать это как следует и убедить других в нашей оригинальности. Наш социальный строй не есть имитация других.
— И ГУЛАГ тоже.
— Это прошлое.
— Не тоскуй, оно еще возвратится.
— Видали, какая охрана у Портянкина, — перевел разговор на другую тему Белов. — У президента США нет такой. А ведь должно было бы быть наоборот покушения на президента суть обычное дело, а на наших руководителей никто не покушается. От них даже мух отгоняют.
— Охрана у нас имеет скорее престижное значение, чем охранное, сказала Федорова.
— Я бы не сказал этого, — возразил Смирнов. — Если охрану ослабить, сразу начнутся покушения и на наших вождей. Психов и у нас хватает. Вспомните лейтенанта Ильина!
— Но он же в космонавта стрелял, — сказала приятельница Сидорова.
— Он хотел стрелять в Брежнева, — сказал Ложкин. — По его сведениям это должна была быть машина Брежнева. Но брежневская машина в последний момент изменила маршрут и въехала в Кремль в другие ворота.
— Откуда у Ильина были сведения о порядке следования машин?
