Забег на невидимые дистанции. Том 1 - Марьяна Куприянова
Самый красивый снег бесполезен и никому не нужен, в отличие от мокрого, который и близко не так эстетичен. С людьми то же самое. И они бывают такими: безупречными, сверкающими, притягательными на вид. Но по факту – никчемные блестки в воздухе. Пустышки, которые только и могут, что отражать чужой свет, потому что свой излучать им не дано.
Задумчиво хмыкнув, юноша встряхнул головой и выдохнул крупное облако пара, стараясь, чтобы в легких совсем ничего не осталось. Теплый воздух ненадолго обволок красное от мороза лицо. Особенно пострадал нос, дышать им уже становилось больно. Горло тоже саднило, но не в полную силу. Он чувствовал, что заболевает, но пока находился на улице, неясно было, то ли морозит из-за погоды, то ли из-за простуды. Хорошо, что куртка длинная, иначе примерзнуть бы ему к скамье прямо на этом месте.
Сегодня он ждал дольше обычного. Складывалось впечатление, что его проверяют на стойкость. Нет, за деньги, что ему платят, от него вправе требовать терпения и смирения – качеств, в обыденной жизни ему совершенно не близких. Но почему сейчас, спустя столько времени? Должно быть, дело в чем-то еще. Убеждаются, что поблизости нет наблюдателей?
Парень огляделся по сторонам, машинально придав себе более грозный вид. Ослепляющий свет, тишина и болезненное самочувствие ослабляли, лишая необходимой, словно панцирь, угрюмой солидности. А ведь он так старательно полировал этот образ, так тщательно ему соответствовал в течение долгого срока, что не только убедил всех в его истинности, но и сам с ним сросся. Словно костюм, который носишь, не снимая, рано или поздно въестся в кожу, сам ею станет.
Никаких знакомых силуэтов поблизости не виднелось, лишь редкие прохожие маргинального вида в полной тишине пересекали голый сквер и спешили скрыться среди домов по ту сторону дороги. Некоторые, он это отлично знал, выползали из своих ночлежек под набережной и шли в город, выискивая, чем поживиться. Окраина…
Местечки на отшибе вроде этого даже в утренние часы кажутся ненадежными, если умеешь смотреть, куда нужно. И не просто так. Территориальная удаленность от оживленного центра и отсутствие лишних глаз автоматически делает место привлекательным для всякого сброда, в том числе криминального, безопасных встреч опасных людей, а также нелегальных махинаций. Если принадлежишь к миру законопослушных граждан, платящих налоги и добывающих прибыль честным путем, на периферии Саутбери найдешь только неприятности. Поэтому простые горожане обычно здесь не появляются. Незачем искушать судьбу.
И когда все успело стать так, что он в этом запрещенном мирке плавает как рыба в аквариуме?
Мама столько раз ему рассказывала, что лучше держаться центра города и на окраины не соваться, а теперь ее единственный сын стал именно тем, кого боятся встретить в этих местах. Будем надеяться, она об этом не догадывается.
Брюнет закурил (уже третью), щурясь от солнца, которое нисколько не грело. Сигарета обычно ускоряла появление «незнакомца». Теперь изо рта вырывался не только пар, но и более плотный горьковатый дым. Причудливо смешиваясь, они застили обзор на расстоянии вытянутой руки.
Желудок неприятно сжимался, создавая ощущение высохшей фасолины. Со вчерашнего обеда он практически ничего не ел. При его комплекции и возрасте (буйный рост организма требовал топлива) не слишком разумное решение, но так уж вышло. Вечером полноценно получилось только выпить пива. Из-за этого он проспал. От завтрака пришлось отказаться, чтобы успеть на встречу, которой он теперь ожидал, кукожась от голода и холода.
Скорее бы тут все закончить. Получить товар, выслушать обязательные инструкции и пойти перекусить. Не важно, куда. Заказать что-нибудь горячее, жирное и смертельно калорийное. Чтобы до вечера хватило. И обязательно – чай с лимоном, термоядерно кислый, чтобы прийти в себя; его он сейчас готов литрами пить, был бы с собою термос… всего глоток, промочить колючее горло, согреться, приятно вздрогнуть плечами.
Неужели и правда заболевает? Может, это все похмелье? Простуда была бы очень некстати, учитывая, сколько ответственных визитов придется нанести на этой неделе. Работы вагон. Нужно быть в форме, как никогда, найти верное средство поставить себя на ноги.
О школе пока придется забыть. Не впервой, что уж. Мать снова будет психовать, когда ей начнут названивать директорские выскочки. Хорошо, что он с ней больше не живет, и ей ни за что его не достать. С удовольствием затягиваясь, он вообразил, сколько жалоб и докладных на него накопилось на столе у директора, и ухмыльнулся. К счастью, это давно его не волновало. Пусть переводят чернила и бумагу, жалуются, собирают советы, исключают. Ему все равно. Он и без школы справится с этой гнилой жизнью. Нашел же способ, как заработать и выжить, оставшись совсем один в этой дыре под названием Саутбери.
Как только все пошло под откос, учиться ему надоело. Да и просто ходить в школу каждый день, как заведенная игрушка, стало тошнотворно. Одно и то же. Слишком много раздражающих людей, слишком шумно, слишком вездесущи напоминания о том, что хотелось бы навсегда вырезать из памяти и закопать глубоко в землю. Как и любому неглупому ученику, занятия казались ему угнетающе бессмысленными. Наконец-то он сам распоряжался своей жизнью и мог без сожалений бросить пустую трату времени.
То, чем он занимался теперь, возводило в абсурд систему образования, превращая обучение в рудимент. Придаток из массива ненужной информации и тех, кто пытается ее преподнести, сам не понимая, зачем, просто чтобы передать дальше, как в секте или пирамиде. И взрослые, включая учителей, отлично знали, что эта скучная пытка практически бесполезна. Она скорее напоминает нелепый пережиток старого мира, чем необходимость нынешнего.
Всего полгода самостоятельной взрослой жизни обучат тебя тому, о чем в школе никогда не заикнутся. И, оказывается, именно это потребуется для выживания в социуме, где по-прежнему безотказно работают законы джунглей. Навыки, которые никто не преподает, можно усвоить только методом проб и рисков. К черту школу. Деньги и выживание – вот что действительно важно. И сейчас, и всегда.
Юноша стрельнул недокуренной сигаретой в сугроб, и та потухла с едва различимым шипением. На автомате потрогал кончик носа – ледяной. Травмированная несколько лет назад рука противно ныла от холода, как будто в ней перемалывали сухожилия, садистски неторопливо прокручивая через невидимую мясорубку.
Брюнет скривился и сглотнул набежавшую слюну, ее вязкость обещала близкий насморк. Глотать становилось больно, появилось ощущение застрявшего в горле осколка стекла, который не протолкнуть, сколько ни сглатывай. Ноги в ярко-синих
