Траектории СПИДа. Книга первая. Настенька - Евгений Николаевич Бузни
Любовь мне кажется подарком
дороже самых дорогих.
Ты слышишь, слышишь, снег стучит
по ледяным озёрным блюдцам?
Давай немного помолчим.
И можно только улыбнуться.
Возможно, Володя, такой подарок я могла получить от тебя именно в этот твой приезд, но что-то меня останавливало. Теперь только поняла, что судьба не хотела, чтобы я заплатила тебе за любовь чёрной неблагодарностью. А именно так могло случиться, если бы я приняла твою любовь.
Трудно сказать главное, но необходимо, иначе ты не поймёшь. Всё опять-таки связано с этой проклятой рождественской ночью. Ты уже всё знаешь об этом и очень помог мне, за что я всю жизнь, сколько бы она ни продлилась, буду тебе благодарна. Тебе неизвестен был всего лишь один факт, о котором и я узнала лишь вчера, но это именно то, что меняет всю мою жизнь.
Один из этих троих, что были в ту ночь со мной, иностранец, ока-зывается был болен СПИДом. Я так понимаю, что это слово тебе всё сказало. Я знаю об этой болезни пока очень мало, но, по-моему, самое основное, как и все, что она смертельна, неизлечима пока и передаётся при посредстве любви. Так что быть с тобой в любовных отношениях мне теперь никак нельзя.
Мой хороший Володя, я не могу писать иначе. Понимаю, что первое твоё желание будет сказать, что ты готов пожертвовать своей жизнью, чтобы только быть со мной. Сразу в ответ на это заявляю тебе:
не надо!
Никаких жертв от тебя я не приму и сразу забудь об этом, если даже и подумаешь.
Я приняла решение жить оставшиеся мне годы только для себя, как сегодня рекомендуют многие в нашей современной печати. Ни к каким врачам я не пойду, ибо бесполезно, и никому больше говорить о своём положении не буду, особенно родным (имей это в виду и не вздумай говорить с ними на эту тему).
Институт сегодня бросила. Представляю себе преподавателя больного СПИДом в школе. Читала недавно об одном американском мальчике, который заболел СПИДом и когда об этом узнали, то вокруг началась такая травля, что ему с матерью и сестрой пришлось уехать из родного города. Меня такая перспектива совершенно не устраивает. Поэтому, очень прошу тебя, Володя, просто забудь обо мне. Этим ты облегчишь мою дальнейшую жизнь. Поверь, пожалуйста.
Найди себе девушку в Ялте или ещё где и, приезжая в Москву, не появляйся у меня, как раньше. Умоляю тебя, сделай так, если действительно любишь меня. Я пропала, но ничего теперь не поделаешь. Случись это несколькими годами раньше, когда я ещё верила во всё святое в нашей стране, наверное, я бы поступила иначе, но сегодня всё почему-то переворачивается вверх дном и я чувствую, что меня тоже переворачивает всю, прежде чем прихлопнуть.
И последняя просьба, Володя. Сожги это письмо, как прочтёшь, а если не сможешь, то во всяком случае никому не показывай до тех пор пока… Ну, ты понимаешь.
Прости, мой хороший. Не звони и не пиши мне ответ. Я сама знаю, что ты хочешь, и потому не нужно. Читать всё равно не буду.
Всё. Месть мужчинам, но не тебе – единственное, что мне осталось делать в этом мире.
Прощай.
Настя.
Нужно ли говорить моему всё замечающему читателю, что молодой лейтенант госбезопасности Олег Поваров и сотрудник министерства иностранных дел Борис Григорьевич Соков не нашли Настеньку в институте, где разминулись с нею буквально у входа в старинное здание?
Тысячи студентов занимались в этом бывшем барском особняке, вливаясь ежегодно в миллионную армию выпускников педагогических вузов страны. Среди них немало девушек были с именем Настя и все они кому-то казались красивыми. Так что по признакам красоты найти нужную Настеньку было невозможно. И всё же просчитать Настасий или Настён и вычислить одну из них можно было бы, если бы не маленькая деталь.
Настю при рождении родители назвали Сашей, то есть Александрой, в честь деда по линии матери. Но когда девочка пошла в детский садик, то там в группе оказалось сразу два мальчика с именем Саша и наша девочка Саша очень расстроилась. Когда же папа в шутку спросил, не называть ли её в связи с этим Настей, то она сразу потребовала, чтобы именно так теперь её и звали. Вот с того времени и произошла эта разница между официальным именем по документам – Александра и настоящим именем Настя. Так ведь эта история знакома многим женщинам и даже некоторым мужчинам.
Сначала Поваров и Соков не смогли найти даже группу, в которой учился некогда Вадим, так как это были выпускники прошлого года, и они разъехались. Пришлось долго копаться в кадровых документах, чтобы определить хотя бы, кто из выпускниц по имени Настя остались работать и жить в Москве. Читатель догадывается, что и встреча с этими Настями ничего не могла дать, поскольку они не знакомы были с нашей Настенькой и ничего о ней не знали.
Не мог Поваров расспрашивать о Настеньке преподавателей, так как не имел достаточных описаний её, чтобы объяснить, кого конкретно нужно найти и почему. Просматривая фотографии в личных делах студенток, Соков вроде бы увидел знакомое лицо, но имя девушки было незнакомым, и он решил, что ошибся.
Помощь Сокова не дала никаких результатов, поэтому вскоре лей-тенант Поваров отказался от поисков, сосредоточившись на других лицах и порученных других делах, которых у госбезопасности было достаточно много, чтобы не отрывать сотрудников так долго на этом хоть и важном, но не совсем свойственном для них деле о СПИДе. Задача борьбы с болезнью возложена была всё-таки главным образом на эпидемиологические службы, а не на органы государственной безопасности, у которых в этом восемьдесят седьмом году появилось немало новых не менее серьёзных и более трудных проблем. У них самих начиналась борьба за выживание. Генеральный секретарь коммунистической партии Горбачёв их не очень жаловал, и внимательному глазу разведчика это должно было быть заметно.
Единственное, что оставалась Олегу в вопросе с Настенькой, это попросить Сокова и аспирантов МГУ Валю и Юру в случае возможной встречи с Настенькой узнать, где она живёт или работает и порекомендовать обратиться к врачам, если она ещё этого не сделала. К Сокову просьба относилась особо, учитывая то, что он дал Настеньке свою визитную карточку с приглашением позвонить ему при желании поехать за границу. Об этом Борис Григорьевич вынужден был всё же рассказать Поварову, для которого по-прежнему оставалось загадкой поведение Сокова при упоминании
