Мирза Ибрагимов - Наступит день
Сария приступила к работе после обеденного перерыва. Мастер шелкомотального цеха привел ее к большим чанам для варки коконов, стоявшим под открытым небом.
- Когда женщины кончат работу, ты будешь выливать воду из этих чанов и промывать их. Потом будешь таскать воду из водохранилища и наполнять чаны. Это надо делать до утра, чтобы, когда работницы придут на работу, у них в чанах была уже свежая вода. - Потом он показал на грязные лужи и сор возле чанов. - Этого не должно быть. Вон там метла. Ты должна все это вымести, почистить кругом. Ты же будешь носить, дрова, разводить огонь и кипятить воду в чанах.
Сария принялась за работу тотчас же. Взяв ведро, тряпку и метлу, она подмела возле чанов, поправила поленья под ними. Но когда она вечером начала опорожнять чаны, сливая воду в канаву на краю двора, а затем спускаться по ступенькам к водохранилищу и таскать оттуда воду, то почувствовала, что у нее колени подгибаются, руки дрожат, не хватает дыхания.
Поздно ночью, взмокшая от пота, она кончила работу и побрела в свою землянку. Никогда еще она так не уставала. Спала она неспокойно; даже во сне ее не оставлял страх проспать зарю и быть выгнанной с работы.
Проснулась она еще затемно и, выйдя во двор, начала разжигать огонь под чанами. Вскоре со скрипом отворились ворота, и одна за другой стали собираться не успевшие отдохнуть вялые, сонные работницы. Первой пришла смуглянка Фатьма. Усевшись на лавку, она, беспрестанно зевая, начала разговаривать с Сарией:
- На тяжелую работу тебя поставили. Но тебе кто-нибудь помогает?
Услышав о том, что Сария работает одна, Фатьма выругалась:
- Бессовестная тварь! До тебя эту уборку делали две женщины. А сколько он тебе платит?
- Не знаю еще, детка, хозяин ничего не говорил.
- Он тебе ничего и не скажет, - возмущенно покачала головой Фатьма. Он рад и вовсе не платить. Непременно договорись с ним. Меньше чем на двадцать туманов не соглашайся. Помни - ты за двоих работаешь!..
Подошли еще работницы.
- Видите, что делает этот кровопийца! - обращаясь к ним, сказала Фатьма. - Бедной старушке и жалованья не назначил. Правильно говорит Фируза - если рабочий человек за себя не постоит, его растопчут.
В это время пришла и Фируза. Сария еще раньше заметила, что, несмотря на молодость, Фируза пользуется особым уважением среди женшин.
- Как живешь, тетя? - ласково спросила она Сарию.
- А как ей жить? - вмешалась Фатьма. - Работает за двоих и даже не знает, сколько платить будут.
Сария помнила, как недружелюбно встретила ее эта смуглянка в первый день, но впоследствии убедилась, что человек она отзывчивый. С удивлением слушала Сария разговоры о заработной плате. Ей и в голову не приходило, что можно спорить с хозяином об оплате труда. Она была признательна ему уже за то, что он держит ее на работе и дает угол для ночлега.
- Ничего, детка, - стала она успокаивать возмущенную Фатьму, - я надеюсь на его совесть, что-нибудь даст, и на том спасибо. Хорошо уж и то, что принял на работу, дай бог ему здоровья.
- Не из доброты принял он тебя, - прервала ее Фатьма. - На какие деньги покупал бы он ожерелья своей Гоар-ханум, если бы не наши пот и кровь?
- Не говори так, - накинулись на нее работницы, - не то дойдет до хозяина. Как тогда заговоришь?!
- А что я такого говорю? Разве правда может быть нехорошей? Я хочу, чтобы и нас людьми считали.
Почувствовав на себе испуганные взгляды женщин, Фатьма обернулась к Фирузе.
- Разве не так, Фируза? Почему ты молчишь? Почему не объяснишь им так, как мне объясняла? Пускай и они поймут.
Тогда Фируза коснулась вопроса, который был так неясен Сарии:
- Кто у нас в Иране думает о нуждах рабочих? Никто. Каждый хозяин дает жалованья столько, сколько ему вздумается, а работать заставляет с утренней до вечерней зари. Так ведет он себя с мужчинами. А о нас, женщинах, и говорить нечего. Мы делаем ту же работу, что и мужчины, а получаем вдвое меньше.
- Вот я о том и говорю. Только не умею так хорошо, как ты, нанизывать слова. А смысл тот же! - вставила Фатьма.
- Нанизывать слова тут нечего. Главное, что во многом виноваты мы сами. Пока будем сидеть молчком, никто о нас не позаботится. Не зря говорится: ребенок не заплачет - молока не получит.
С появлением цехового мастера разговор прекратился.
- Эй, девушка, - обратился он к Фирузе. - Ты опять язык распускаешь? Клянусь аллахом, когда-нибудь тебя вышвырнут с фабрики! - Потом он обернулся к женщинам: - Становись на работу! Эти разговоры не дадут вам ни хлеба, ни одежды.
Женщины молча разошлись по местам. Высыпав коконы в чаны с горячей водой, они принялись варить их. В зловонном пару начался тяжелый трудовой день
Сария никогда не знала часов и не измеряла ими своей жизни. Она привыкла вставать и ложиться по солнцу и так же работать, причем каждое дело имело свое время: были такие обязанности, которые надо было выполнить до восхода солнца, другие - когда солнце поднималось на горизонте на два человеческих роста, третьи - в полдень, когда солнце стояло над самой головой.
А здесь, на фабрике, она часто слышала разговоры о часах: восемь часов, двенадцать часов, семь часов. Много споров вокруг этих часов, происходило между хозяином и работницами, и не только вокруг часов, но даже вокруг минут.
Сегодня одна из работниц опоздала на десять минут, и мастер цеха не допустил ее к работе. Женщина пошла к хозяину.
- Барин, миленький, прости за нескромное слово, у меня грудной ребенок расхворался, из-за него я и опоздала. Прости, будь великодушен!..
Но хозяин и слушать ее не хотел.
- Если каждая из вас будет опаздывать на десять минут в день, сосчитай, во что мне это станет, - начал он подсчитывать. - Вас тут сто человек, это составит тысячу минут, а в переводе на часы - шестнадцать часов, или полтора рабочих дня. Ты как думаешь, могу я зря выбрасывать такие деньги?
Но работницы не могли равнодушно видеть слезы уволенной женщины. Наибольшее участие приняли в ней Фируза и Фатьма. Во время обеденного перерыва, когда работницы, примостившись у стены, торопливо глотали свой скудный обед, Фируза собрала группу женщин.
- Если мы смолчим, хозяин так же поступит и с нами, будет выгонять то одну, то другую. Это нельзя стерпеть! - горячо сказала она.
Уволенная женщина растрогалась.
- Клянусь аллахом, - с плачем сказала она, - и в доме ничего нет, чтобы продать. Как началась эта война, цены на рынке полезли вверх. Как же я буду жить? Помогите, голубушки. Попросите хозяина, авось смилостивится...
- Просьбами мы и довели себя до такого положения, когда с нами обращаются хуже, чем со скотиной, - с возмущением огрызнулась Фатьма.
- А что мы можем сделать? - возразила ей одна из работниц. - Не драться же с хозяином!
- А почему ему можно с нами драться? - тотчас отозвалась Фатьма, словно ждала этого возражения. - Давайте пойдем все скопом к хозяину и заявим пускай оставит ее на работе, не то все уйдем от него.
Они пошли к хозяину. Тот сидел за стойкой и щелкал на счетах.
- Ну, что вам? - спросил он при виде женщин и отодвинул счеты.
Женщины подтолкнули Фатьму.
- Говори ты! Та вышла вперед.
- Хозяин, мы просим, чтобы ты пожалел эту женщину и принял ее обратно. У нее больной ребенок...
Хозяин уставился на женщин. Затем подумал и ответил с расстановкой:
- Согласен, прощу. Но с одним условием.
По толпе женщин прошел облегченный вздох:
- Он простит! Он добрый!
- А условие какое?
- А такое, что с завтрашнего дня будете работать двенадцать часов вместо десяти.
- А жалованье как?
- Жалованье? Жалованье останется старое. Вот с утра подсчитываю и так и этак, но никак не могу свести концы с концами, - добавил хозяин.
- Хозяин, - заговорила Фируза из толпы, - разве выдержит человек двенадцать часов такой работы? И при десяти часах многие нажили себе всякие болезни. Как же мы будем работать двенадцать часов?
- Тогда придется закрыть фабрику, - решительно сказал хозяин и встал. - И всех вас рассчитать. Сами видите, во время войны содержать фабрику нелегко.
- Почему это нелегко? Война же вам на руку - цены поднялись, а жалованье наше все то же, - раздался возмущенный голос.
- Кто это там учит меня? - рассердился хозяин, оглядывая толпу. - Вот мое последнее слово: или будете работать двенадцать часов, или закрою фабрику и выставлю всех отсюда. Так что с завтрашнего дня будете приходить в восемь и уходить в половине девятого вечера. На обед даю вам полчаса. А теперь расходитесь!
Удрученные работницы стали расходиться.
- Вот и выгадали! Не дай бог такой выгоды!
- Где это наши защитницы! Тоже затеяли!
- Хозяин так зажал, что дух вон!
- Товарку хоть защитили, - сказала Фируза и положила конец сетованиям. - Это уже не мало. Если и дальше будем единодушны, увидите, не дадим увеличить рабочее время.
После этого случая Сария часто видела, как Фируза и Фатьма во время обеденного перерыва или утром, до начала работы, о чем-то тихо шептались с группой женщин.
