Циньен - Александр Юрьевич Сегень
— Помню. Я полностью с вами согласен, владыко, — горячо ответил гость, и тут пришло время митрополиту удивляться, когда он узнал, что китаец, лично знающий Мао Цзэдуна еще со времени первого съезда китайской компартии, верующий православный христианин. И, как некогда патриарху Тихону, так теперь Таллинскому митрополиту, Мяо Ронг вкратце рассказал свою историю.
— Нет слов! Просто нет слов! — едва сдерживал слезы митрополит. — Приходите ко мне завтра в Елоховский собор на причастие.
— Вы сами будете причащать?
— Конечно. Причащать — главное, что должен делать любой священник, любой архиерей, — с улыбкой говорил митрополит. И Мяулин вздрогнул, когда он, точь-в-точь как недавно Мао Цзэдун, заговорил о хирургии. — Совершать богослужения для архиерея все равно что для хирурга делать операции. Если медик наделен какими-то административными полномочиями, отдает себя только делам и перестает практиковать, он даже в своей внешности и характере утрачивает некий особый налет, по которому сразу видно врача, целителя. То же самое и со священниками, перестающими совершать богослужения и причащать. В них постепенно утрачивается благодать, отличающая их от мирян. Это сказывается и во внешности, и в поведении. Появляется мирская вздорность, суетность. — Он помолчал и продолжил: — Можете даже не исповедоваться завтра. Ваш рассказ я засчитываю как исповедь. Просто подойдите ко мне под епитрахиль, назовите имя... Роман?
— Да, Роман. Я даже свои статьи на русском языке подписываю псевдонимом «Мяулин». Мяо Ли — так по-китайски звали мою жену Елизавету.
* * *
— Мы стали пугалом и страшилищем, — рассказывал Мяо Ронг своему другу, вернувшись из Советского Союза. — Матери стращают своих детей: «Вот начнется война с китайцами, не только колбаски, хлеба не будет!» Ложась спать, русские боятся, что поутру объявят о том, что Китай напал на их страну.
— Боятся, значит — уважают, — улыбнулся Мао Цзэдун.
— Нет, Мао, не уважают, — холодно возразил Ронг. — Ненавидят. И боятся не нас, а самой войны. Они уверены, что в случае войны победят, но помнят о тех невыносимых страданиях, которые принес им Гитлер. И не хотят повторения.
— В страданиях укрепляется человек. Лучшая книга, написанная на русском языке, «Как закалялась сталь», — сказал Великий Кормчий.
— Что верно, то верно, — кивнул Ронг, знающий, что такое страдание, которое закалило его так, что ничто не могло принести боль. — Еще русские сочинили такое двустрочие: «Били немцев, били финнов, разобьем и хунвейбинов».
— Молодцы, что тут сказать, — нахмурился Мао. — Только вот... Немцы — это хорошо, а финны... Как они могли нас сравнить с этим ничтожным народом! Прибавлю-ка я еще пару сотен лет к дате восстановления отношений с Россией.
— А вот еще из нового советского фольклора, — вспомнив, усмехнулся Мяо Ронг. — Девушки поют такие частушки:
Заросла меж нами, Вань,
Во поле тропиночка,
Ведь теперь ты цзаофань,
А я — хунвейбиночка.
— Ты смотри, как они разбираются в отношениях хунвейбинов и цзаофаней! — засмеялся Мао. — Ладно, не буду за это добавлять еще двести лет. Сколько там у нас сейчас до той даты? Не помнишь? Не то восемьсот, не то девятьсот...
— Как бы то ни было, поэт, коль уж ты стал возвращать себе сердце, пусть оно снова обернется с любовью к России, — решительно ответил Мяо Ронг. — Главное для вождя — любить свой народ и его соседей. Если он перестает практиковать любовь, он превращается в суетного служителя своей власти.
— Это все твоя любовь к Ли виновата, Тигренок! — пнул его в плечо Мао. — Угораздило же тебя влюбиться в русскую, да еще и всю жизнь хранить ей верность! Одумайся, тебе еще не поздно познать радость нового брака, радость отцовства. Сколько тебе?
— Семьдесят один.
— М-да... Ну, знаешь ли... Мне скоро семьдесят восемь, я и то еще не прочь, знаешь ли...
— В Китае и без нас много детей рождается, мой дорогой Мао, — усмехнулся Ронг.
— Что правда, то правда, — засмеялся Великий Кормчий.
Но не до смеха было ему в эти июльские дни 1971 года. Именно сейчас, в преддверии пятидесятилетия Первого учредительного съезда, против него созрел самый мощный заговор, имевший целью убийство Великого Кормчего. Уже в марте заговорщики, называвшие себя «Объединенный флот», разработали несколько вариантов уничтожения «объекта В-52» — так, американским бомбардировщиком, они называли Мао. Предлагалось, когда Великий Кормчий отправится на торжества в Шанхай, поднять в воздух целый авиационный корпус и бомбить спецпоезд, или взорвать нефтехранилище в Шанхае, когда к нему подойдет железнодорожный состав председателя, или устроить аварию на мосту между Шанхаем и Нанкином. Заговор раскрылся, главным виновником был объявлен один из недавних соратников Мао — маршал Линь Бяо, верный пес, льстец и лизоблюд. В последнее время Линь Бяо страдал сильными психическими расстройствами.
В такой обстановке ехать в Шанхай на торжества Мао Цзэдун не решился, да и состояние здоровья не позволяло ему, и юбилей отметили скромнее, чем можно было ожидать. А в Шанхай во главе с Дуном Биу и Бао Хуэйсеном отправилась делегация из приближенных Великого Кормчего, но таких, которым в общем-то ничто не могло угрожать.
Напутствуя старого друга, поэт сказал ему:
— Съезди, Тигренок, в нашу далекую молодость, в ту страну, которую отделяет от нас великая китайская стена, составленная из пятидесяти лет. Полных великих свершений. И великой жестокости. Окунись в живительные струи воспоминаний. Как мы тогда были счастливы! Я мечтал о том, как вскоре вновь сойдусь со своей Зорюшкой. Ты повстречал ту, которой до сих пор хранишь стойкую и мужественную верность. Я даже завидую, что не могу составить тебе компанию. Плыви в Шанхай на теплоходе, я распоряжусь, чтобы какому-нибудь из речных хороших кораблей дали такое же наименование, как тот, на котором мы тогда плыли.
— «Речная красавица».
— Да, совершенно верно, «Речная красавица».
* * *
Мяо Ронг чувствовал себя все таким же юношей, как и пятьдесят лет назад, когда точно так же плыл по Янцзы на пароходе, только теперь это был теплоход. И назывался он точно так же — «Речная красавица», Мао сдержал слово, и его указание выполнили мгновенно, переименовав теплоход, носивший со времен
