Сестрины колокола - Ларс Миттинг
Швейгорд подвел всех восьмерых к фундаменту церкви. Могилы придется перенести в другое место, иначе новая церковь получится не больше старой.
– Это необходимо, – подчеркнул Кай Швейгорд.
Хуторяне стояли молча, сложив руки на груди. Швейгорд огляделся. На кладбище царил – как бы это сказать – совершенный бедлам. Деревянные кресты сильно разрушились, каменные надгробия покосились из-за ежегодного оттаивания мерзлой почвы. Поверхность земли была изрыта кочками и ямками, поскольку десятилетиями люди распоряжались здесь по своему усмотрению. Мало кто копал достаточно глубоко, никто не следил за тем, чтобы могилы располагали ровными рядами, а некоторые из них даже не были ориентированы на восток.
Швейгорд кашлянул:
– Но вы правы, господа. Давайте перенесем ваши захоронения чуть дальше, но чтобы они по-прежнему оставались возле стен церкви. Нет необходимости отказываться от всего, что заведено издавна.
Хуторяне переглянулись. Казалось, они не верили своим ушам: это действительно Швейгорд сказал?
– Но как пастор собирается это осуществить? Мы что, должны мертвецов перенести?
– Мертвецы давным-давно обратились в прах, и прах этот мы не тронем. Мы почитаем их память, а не прах. Мы начертим для кладбища новый план, с более строгим порядком установки надгробий. Чтобы они располагались ровными рядами, между которыми будут дорожки.
* * *
В следующие недели заложили фундамент, привезли хорошие лесоматериалы с вертикальной пилорамы возле Брейя, а чуть в стороне, на крутом склоне, где росли повислые березы, шесть человек с тесаками возводили красивую звонницу. Колокола собирались подвесить под самой крышей, внутри квадратной клети с крупными отверстиями, чтобы ничто не препятствовало полету звука; а вот о том, для чего будут использовать обширное пространство под колоколами, не упоминали. Сельский кузнец выковал дверные петли и непревзойденный по крепости и красоте узоров замок, и его очень удивило, что ручку двери и перила по настоянию Швейгорда заказали из латуни; их должны были привезти аж из Хамара.
Плотников, которым предстояло строить новую церковь, ждала более объемная, но менее вдохновляющая работа. Рассматривая чертеж, они задавались вопросом: не простоватой ли выйдет эта церковь? Какая-то она… голая?
Как бы то ни было, вскоре над селом вовсю стучали молотки. Во время дождя ручейки увлекали между надгробиями опилки, в солнечную погоду ветер доносил свежий сосновый аромат. Через несколько недель каркас был готов и на облака щерился зубьями, как у пилы, ряд стропильных ферм.
– Как все быстро меняется-то, – сказал маленький мальчик, наблюдая за строителями. Он не догадывался, что именно это многих и пугает.
За оградой церкви собирались пессимисты, делясь мрачными предсказаниями. Любой неточный удар молотком, любой синяк на пальце, любое исчезновение лезвия пилы они с жаром толковали как дурной знак. Но Швейгорд строго одергивал их. Он попросил Боргедала проследить, чтобы во время работы столяры не произносили никаких заклинаний, сам же занимался своими церковными делами во временной часовне, оборудованной в парадной гостиной усадьбы. Там он венчал пары, по понедельникам, как всегда, выдавал премии за отстрел хищников, и теперь его больше не называли новым пастором.
Каждый день он приходил посмотреть, как продвигается стройка, и так же внимательно следил за работой церковного служки. Надгробия установили ровными рядами в соответствии с новым четким планом. Строго говоря, стояли они не точно над соответствующими могилами, а поскольку записи, где кто похоронен, никогда не велись, да и обычай посещать могилы здесь не прижился, то никто особо и не протестовал, кроме разве что возмущенно ворчавшего учителя Йиверхауга, но на Швейгорда его протесты действия не возымели.
Землю на кладбище выровняли, подняли повалившиеся надгробия, о которые люди постоянно спотыкались, и к концу лета Кай Швейгорд смог наблюдать ранее невиданную картину: вдову, навестившую могилу мужа. Приговаривая что-то, она положила к надгробию букетик из цветков водосбора и листьев папоротника, потом подошла к кресту на могиле утопшей дочери и оставила там связанные ленточкой кувшинки, собранные, наверное, на берегу озера.
К приходу осени новое здание обрело очертания церкви; стены светлого дерева светились в окружении золотой листвы. Но удары молотка звучали уже не так методично – многим строителям пришлось отвлекаться на сбор урожая, а для них важно было делать свое дело хорошо, а не второпях. Когда же к октябрьским холодам картошка была выкопана, зерно сжато, все убрано в амбары, стройка продолжилась. Но Кай Швейгорд все чаще в эту осеннюю пору спрашивал себя, почему же не появляется Астрид Хекне.
Поперечина
Удивительно быстро настала осенняя темень. А внутри этой темени проросла другая тьма; такая не уходит со светом дня. Астрид погрузилась в ночной мрак, зная, что эту тьму не разгонят даже дрезденские газовые фонари.
Теперь она все чаще вспоминала, и с каждым разом все отчетливее, тот вечер, проведенный с дедом. Этот вечер отчасти сам забылся, отчасти сама Астрид старалась о нем не вспоминать, потому что дед тогда повел себя довольно странно, непривычно, несговорчиво. Но ей вдруг вспомнилось, что́ одна сестра сказала другой. Астрид сложила руки на животе и поняла, почему это вдруг ей вспомнилось. «Когда коврик соткан будет, обе мы вернемся в люди».
Она знала, что есть способы разузнать о нерожденном ребенке, но только в лунную ночь.
Сегодня луна светила ярко.
Прошмыгнув между прачечной и сеновалом, Астрид углубилась в лес. Хутор был по-вечернему сумрачен и безмолвен, животные притихли. Она шла местами, где ее никто не мог увидеть. Осторожно перешагнув ручеек, вышла на дорогу над селом. Прибавила шагу и перестала оглядываться. Узкая дорога запетляла между высокими елями. То налетал, то стихал ветерок, и в такт ему луна скрывалась за облаками и снова выглядывала из-за них. Когда луна пряталась, Астрид, чтобы не сбиться с пути, приходилось искать взглядом просветы между верхушками елей.
В какой-то момент она растерялась, не понимая, куда двигаться дальше, хотя бывала в этом месте много раз. Вспомнила про Кари-Воровку, которая могла неожиданно появиться из леса. Раньше Астрид смеялась над теми, кто верил в это.
Немного не дойдя до развилки, она услышала журчание ручейка и поняла, что почти на месте. Взяла чуть влево, пошла против течения и очутилась на лесной опушке, где стоял бревенчатый домик. Она приготовилась постучаться, но не успела: Фрамстадская Бабка с сальной свечой в руке отворила дверь:
– Пришла Астрид Хекне.
Астрид кивнула, не поднимая глаз.
Молодые девушки приходили сюда в одиночку и по одной-единственной причине: беременность. Сельская повитуха была стара, как вековая сосна, и
