Никто не знает Сашу - Константин Потапов
«Нам ни водка, ни чужие жёны! Не заменят сектор стади-о-о-на!»
Поезд прибыл под утро. Саша подумал, что на улице их встретит полиция, и он может попасть в общую свалку. Саша дождался, как выйдут все. Фанаты прощались с Сашей и говорили, что он реальный пацан. Саша вяло отсалютовал им кулаком. На улице стояли полицейские. Фанаты выходили из вагона. Они вскидывали руки и кричали. Полицейские быстро пропустили Сашу и вытолкнули за цепь. Саша влился в толпу, и она понесла его в метро, как река, знакомыми изгибами. Саша выдохнул только на эскалаторе. Уроды, прошептал он. Его ещё трясло от злости. Река несла Сашу в метро. И он стал её частью.
Это было чистилище шести утра, думал он. Лица знакомые по возвращению. Широкие плечи. Сутулые спины. Серое с чёрным. Работяги. Продавщицы. Грузчики, уборщицы, строители. Руки в следах профессии. Средняя Азия. Уставшая Россия. Доставщики в жёлтых робах Яндекса. Лица мятые и выцветшие, как сторублёвые купюры. На работу к семи. Встать раньше клерков. Подготовить для них город, жизнь, кабинеты. Намыть полы и расставить. Открыть кассу и ждать первых. Зарядить кофе-машины, убрать улицы, протереть столики. Фундамент из мигрантов, регионов, не поступивших в вузы. Грязь под ногтями. Положи её под микроскоп – откроется вся недельная изнанка Москвы, от крошек насвая и спайса, поднятой закладки в туалете ТЦ до пота полночных поручней. Кнопочные Нокии. Дешёвые смартфоны с цветными шариками. Расставить в ряд. День через два. Ночная смена. Ранний подъём. 30 тысяч минус комната/дешёвая еда, остальное – переводом в родные степи, к той, что всегда на экране видеозвонка. Редкие остатки – отпраздновать в «Бургер Кинге» с горьким пивом. Глаза бледные, как отечественный сериал. Клетчатые баулы. Невидимки. Когда ездишь на работу к десяти в центр, с картонным стаканчиком кофе, заткнув уши аэрподами, этого слоя не видишь, думал он. Запах нищеты. Угрюмая правда. Чистилище.
Он ощущал родство. Каждый раз, возвращаясь утром в начале недели, он был среди них свой. Такой же неприкаянный, незамеченный. Отгорев выходные – домой. Без сил, с севшим голосом, с такими же мешками под глазами, сбитыми пальцами.
Они не принимали его. В пальто, с гитарой, в пусть старых, но кроссовках – он был чем-то инородным. Вирус среди антител, заноза в пальце. Выталкивали из веток метро, лимфоузлов пересадок, оттесняли из центра. Он был для них таким же нахлебником, что по ошибке попал не в своё время. Его выдавливало в безденежье, и он возмущался – куда ему падать, если не сюда? При этом задним умом понимал – никакие они не свои, закрывал глаза, качался в вагоне, ждал вы…
Сашу толкнули, сдвинули плечом, наступили на кроссовок – оттеснили в конец, лишили поручня. Поезд тронулся, Саша не устоял, завалился набок и слепой пятернёй угодил в схему метро на задней стенке. Ладонью – в трилистник Пушкинской, мизинец – в Маяковскую, мозоль большого на Проспекте мира, а троица с безымянным во главе – на Менделеевской… Они c Ксюшей прожили там два года.
…он вспомнил, как раньше выходил на Белорусской и шёл пешком до их дома. Между двух стеклянных стен офисного центра, в которых квадратами отражалось блеклое небо. Мимо «Торро Гриль», откуда тянуло стейком, где уже завтракали ранние коммерсы, и средний счёт был равен прибыли в его маленьких городах. Мимо кофеен, деловых девок в пальто, с сигареткой, последним айфоном. Мимо вентиляции «Бургер Кинга» на перекрёстке, где накрывала тёплая тяжёлая волна вони, горелое масло. Он шёл против потока, от метро – с гитарой, сумкой, полной грязного белья, и ворохом мятых мелких купюр в бумажнике, абсолютно чужой в уже ставшим родным городе, уставший, счастливый, такой счастливый. Дальше по Бутырскому валу до Горлового тупика и там завалиться спать, пока просыпается Москва. Интересно, она ещё снимает там? Потянула ли одна? Хотя с её нынешней работой.
Саша обожал эти дни – покурить и уснуть утром, пока другие начинают рабочую неделю. Быть за скобками – проснуться часа в два, лениво позавтракать, сходить в магазин, курить сигареты на балконе, щёлкать зажигалкой над водником. Смотреть Ютуб до вечера, иногда что-то наигрывать на гитаре, искать строчки по разным частям крохотной квартиры, растить беспорядок, отдыхать, отсыпаться. Она не любила, когда он курил. Она не любила его накуренным – мягким, с глупой улыбкой, несущим чушь, поющим песни. Он бесил её. Когда они накуривались вместе, они ходили ночью в круглосуточный магазин, покупали гору сладкого, объедались, занимались любовью, но она не любила его накуренным. Она больше любила алкоголь.
Саша перешёл с Кольцевой на Курскую. Теперь мне ехать на другой адрес, думал он. Один эскалатор был на ремонте, и груда разобранных колёсиков напоминала обувь Освенцима. Теперь на Щёлковскую, до самого конца, думал он. Зато ветка утром свободнее. Можно сесть вот сюда, привалиться, задремать, прижавшись к чехлу. Заснёшь – растолкают перед депо. А там подняться и три минуты от метро, убитая однушка. Зато сторговались до двадцати пяти. Не хватает семи, но сегодня пересчитаю выручку. Тыщ тридцать-то я привёз. Да, из метро и. Чернь автовокзала, грязь, шаурма, Азия. Кстати, можно взять шаурмы, подумал он. И пива. Безалкогольного. Или кваса. После того, как он перестал пить и курить, его развозило даже с кваса. И так легче заснуть. Самое глупое сейчас – словить бессонницу. Почти неделю нормально не спал. Давно такого не было. Зря он согласился на этот бокал вина. И сигарету ещё у фаната стрельнул. И тогда, в полиции. И у Вовчика сигарету. Зря. Надо помедитировать. Просидеть нормально час. Заземлиться. Уравновеситься. Пройти сквозь всё тело. Найти все напряжённые места. И всё тщательно обду.
– Конечная, мужчина!
Продрал глаза, втянул слюнку, подхватил шмотки и вышел под сердитым взглядом.
Супермаркет. Салат. С майонезом, но плевать. И «Балтику-нулёвку». Может, с алкоголем? И сигарет? Всё-таки, устал. Нет. Жаль, поштучно не продают. Или всё-таки? Выкурить одну, и пиво не допить, вылить? Кого я обманываю. Нет. Поспать и потом спокойно помедитировать.
Он взял две белых холостых «Балтики», оливье в пластике, овсянку, сникерс. Вышел, расплатился, добрёл до подъезда, третий этаж, попахивает цементом, оборот ключа, сейчас с порога, не раздеваясь – полбанки «нулёвки», запить спазмалгон и мелатонина ещё одну. От спазмалгона, правда, иногда эйфорит, но виски – невыносимы, будто пассатижи воткнули и крутят. Дунуть бы сейчас – это было бы лучшим решением. Лучшим. Просто как лекарство. Хватит… Ну что там дверь-то. Опять замок? Если я сейчас
